Гарольд Денвер - Невезучие Страница 23

Время от времени Компана бросал на своего спутника короткие взгляды и сочувственно вздыхал. Он прекрасно понимал его состояние. В молодости Жерар был не дурак выпить, но ему никогда не удавалось напиться до такого состояния. Может быть, добрую службу Компане сослужило его атлетическое телосложение. Ведь при равном количестве выпитого на единицу веса Жерара приходилось меньше алкоголя, чем у любого из его собутыльников.

Несчастному Перену не так повезло с комплекцией, и сейчас он мучился несказанно. Красное вино местного производства, тропическая жара да тряская дорога — что еще нужно человеку для полного несчастья?

Нет, мы ничего не имеем против красного вина домашнего приготовления. Упаси Бог! Но в странах, где развито виноградарство, бытует хорошая пословица: «Мало пить — большая польза, много пить — змеиный яд!»

Наконец, Компана не выдержал, остановил машину и заставил Перена помочь самому себе способом, хорошо известным каждому, кому доводилось перебрать спиртного. Мы не будем утомлять читателей описанием физиологических подробностей. Каждому, кому пришлось испытать чувство похмелья, все это и так хорошо известно. А непьющим — зачем им это? А если кому из них интересно — достаточно свистнуть, и, уверяю вас, найдется немало доброхотов, готовых поделиться своим обширным опытом совершенно бесплатно!

Когда Франсуа на «ватных» ногах, утирая рот носовым платком, появился из-за пальмы, Жерар протянул ему уже откупоренную банку пива:

— На, держи, поправься!

Перен весь аж передернулся от отвращения. Но сопротивляться сил у него уже не было.

Следующие двадцать минут компаньоны ехали молча. К концу этого периода Франсуа начал медленно оживать. На его щеках появился румянец, а в глазах — интерес к жизни.

— Компана, вы только посмотрите, какая красота, какая буйная растительность! Я никогда не видел ничего подобного.

В этот момент вездеход тряхнуло на корневом отростке махагонового дерева. Это был достойный представитель буйной растительности, которой так восхищался Перен. Машина подпрыгнула, и Франсуа чуть не прикусил себе язык. Однако это никак не остудило его восторгов.

Компане было не до ботанических изысканий Перена. Он старался удержать руль на ухабах и колдобинах, которые следовали одна за другой, и не потерять дорогу, которая постепенно превратилась в едва различимую тропу. Ветки хлестали по ветровому стеклу, лианы цеплялись за дуги безопасности. Да, бронетранспортер был бы тут весьма кстати. Хотя, что стало бы с беднягой Переном в душном бронетранспортере, страшно подумать!

Как бы то ни было, а на дорогу, которая во Франции заняла бы у них, в худшем случае, часа два, здесь, в джунглях, им пришлось потратить существенно больше. Солнце уже перевалило через зенит и начинало клониться к западу, когда вездеход, урча мотором и вредно воздействуя на экологию выхлопными газами, выкатился на обширную поляну. Похоже, они приехали.

— Это здесь! — произнес Компана, сверившись с картой.

Впрочем, не нужно было никакой карты, чтобы понять: место катастрофы перед ними. Сожженное индейское поселение представляло собой грустное зрелище. Сквозь остовы сгоревших хижин уже начала пробиваться тропическая растительность. Пройдет еще немного времени, и уже ничего не будет напоминать о том, что когда-то здесь жили люди.

На противоположном краю поляны зияла огромная воронка, наполовину заполненная мутной зеленой водой, из которой торчал обугленный хвост того, что когда-то было самолетом. Повсюду были разбросаны искореженные обломки. В густой траве их было почти не видно, но Перен и Компана поминутно о них спотыкались. С вершины высокого дерева, в любой момент готовый свалиться, свисал кусок крыла с оторванным элероном и едва различимыми под слоем нагара буквами.

— Этого я и боялся, — произнес Компана, закончив осмотр. — Никого не осталось. Деревня сгорела, все ушли. Я надеялся, что мы сможем застать здесь хоть кого-нибудь, но увы…

В его голосе слышалась неподдельная грусть. Перед лицом разыгравшейся трагедии даже его разногласия с доктором Мийярдом отошли на задний план, хотя, казалось, он мог торжествовать — ведь ни к каким положительным результатам это дурацкое расследование не привело. И использование Перена с его патологической невезучестью в качестве подсадной утки тоже ничего не дало. Да и не могло дать. Он, Компана, говорил об этом с самого начала.

— Так вы считаете, что нет никакой надежды? — спросил Франсуа, заранее зная ответ. Голос его предательски дрожал.

— Вы же сами все видите! — Компана бессильно развел руками. — Здесь же все как… — он попытался подобрать подходящие слова, — как после падения Тунгусского метеорита. Вряд ли кто-то мог выжить в такой катастрофе! В лучшем случае, девушка осталась жива и индейцы увели ее с собой. Но шансов на это — один на тысячу. Да что там на тысячу — на миллион! Но даже если это так, как вы будете искать одну девушку в огромном тропическом лесу?

Перен ничего не ответил. Он в отчаянии махнул рукой, повернулся, нетвердым шагом пересек поляну и уткнулся головой в дерево. Компана успел заметить слезы на его глазах.

Жерар Компана не считал себя сентиментальным, но сейчас он был до глубины души тронут этим проявлением чужого горя. Не надо было быть ясновидцем, чтобы понять, что Франсуа Перен, этот в общем-то ничем не примечательный бухгалтер, был давно и безнадежно влюблен в мадемуазель Жюли Мортан, дочь своего хозяина. И ему опять не повезло. Господи, как же ему не повезло! Такого и злейшему врагу не пожелаешь!

«Вот оно, слабое место теории Мийярда: — подумал Компана. — Он не учел одну маленькую деталь: Перен влюблен в мадемуазель Жюли. И если бы Франсуа ее отыскал, то это было бы огромным везением! А вся теория этого, с позволения сказать, психолога строилась на патологической невезучести этих двоих. Таким образом, теория страдала внутренней противоречивостью. Что ж, господин психолог, как говорится, неувязочка получилась! И уж совсем слепым надо быть, чтоб не заметить влюбленности Франсуа. Тоже мне психолог! Тьфу!»

Детектив мысленно обругал себя за то, что в такой момент занялся выяснением отношений с мсье Мийярдом. Он подошел к Перену и положил руку ему на плечо:

— Послушайте, Франсуа! Возьмите себя в руки, будьте мужчиной! Поверьте, я искренне сочувствую вашему горю, но слезами горю не поможешь. На все воля Божья!

Жерар сам удивился своим словам. Никогда он не подозревал за собой таланта проповедника.

— Спасибо, Жерар! — сказал Франсуа и медленно обернулся. Компана едва узнал его. Где был тот Франсуа Перен, который не терял присутствия духа несмотря ни на какие удары судьбы? Перед Жераром стоял почти незнакомый человек с потухшим взглядом, потерявший всякий интерес к жизни.

— Ради Бога, Франсуа, нельзя же так! — воскликнул Компана. — Для меня это тоже было большим ударом. Честное слово, мне тоже до слез жаль девушку, хотя я ее никогда не видел, только на фотографии. Если что-то можно было бы сделать, клянусь, я бы сделал. Не для нее — для вас. Но в том-то и дело, что сделать ничего нельзя! Самое лучшее сейчас, по-моему, это уехать поскорей с этого ужасного места. Вот вернетесь в Париж, в привычную обстановку, немного успокоитесь и все это покажется вам кошмарным сном. Правильно говорят: время — лучший лекарь!

Компана сам чувствовал, что говорит он не то и не так, что слова, слетающие с его языка, пусты и банальны, но что он мог сделать еще? Ну не учили его красноречию! А ему так хотелось чем-то помочь, как-то приободрить Франсуа. Жерар с удивлением осознал, что за несколько дней, проведенных с Переном, этот смешной непутевый человечек стал ему ужасно дорог.

— Жерар, наверно, то, что я сейчас скажу, ужасно, — с трудом подбирая слова, произнес Франсуа. — Теперь, когда Жюли, скорее всего, уже нет в живых, я могу признаться. Да, я любил ее! Очень! Я прекрасно понимал, кто я и кто она. Какой-то бухгалтер и дочь президента компании. К тому же, редкая красавица. Кто я для нее? Я думаю, она даже не подозревала о моем существовании, не то что о моих чувствах. Тот эпизод с кофеваркой — это для меня он много значил! А она, наверное, назавтра о нем забыла. Ее ждала блестящая партия, и она этого заслуживала. А я, я прекрасно понимал, что надеяться мне не на что. Поэтому я воспринял это расследование, эту экспедицию, как подарок, который посылает мне судьба, как шанс всей моей жизни!

Компана с пониманием кивал головой. Пусть говорит! Это — шок. Не надо его перебивать, пусть выговорится, облегчит душу. Жерару уже приходилось сталкиваться с такими случаями во время боевых действий, когда молодые необстрелянные солдаты впервые сталкивались с насильственной смертью. Не в кино, а наяву. Это в кино все выглядит ужасно красиво, даже когда режиссер смакует физиологические подробности, чтобы пощекотать нервы публике, а в натуре все довольно безобразно.