Наталья Александрова - Поющие в коровнике Страница 24

– Да что ты говоришь?! – ужаснулась Анна. – Быть не может!

– Вот чесслово! Потом она, конечно, оправдывалась: мол, там старый фильм показывали, с Раневской…

В машине я клевала носом: ничего не могла с собой поделать, несмотря на две чашки крепкого кофе. Слон припарковался чуть в стороне от моего подъезда, поскольку там наблюдалась невиданная раньше в нашем захолустье активность.

Прямо перед подъездом стояла небольшая толпа соседей и две милицейские машины. Вот из дверей вывели в наручниках какую-то тетку, в которой я с изумлением узнала соседку сверху. Следом здоровенный милиционер тащил завернутую в одеяло собачку – симпатичную дворняжку Тошу, наверное, как свидетеля или как вещественное доказательство? Я высунула голову из окна, хотя Слон настоятельно советовал мне этого не делать, и увидела своих знакомцев – Лимона и Костяна, которых как раз запихивали в машину. И старший мент что-то такое им говорил. Я рассмотрела его довольное лицо и поняла, что Костян с Лимоном с этого времени в надежных руках и свободу они теперь увидят не скоро.

Настроение сразу улучшилось – можно считать, от двоих из четырех я избавилась! Тех двух типов в черном тоже не было видно – то ли успели удрать, то ли сговориться с милицией.

Машины уехали, соседи разошлись, остались только две кумушки, что вечно торчат на лавочке у подъезда.

– Надо идти, – тяжело вздохнув, сказала я, – хоть узнать, что там случилось…

– Я с тобой! – строго сказал Слон. – И не вздумай мне противоречить!

Да у меня и в мыслях не было!

Слон запер машину и взял меня под руку. Я сделала беззаботное лицо, и мы двинулись к дому, делая вид, что заняты приятной беседой. Когда мы свернули к дверям подъезда, краем глаза я заметила, что две тетки сидят, поддерживая друг друга и вылупив глаза, причем одна очень похожа на весеннюю лягушку, а вторая – на сову. Точнее, пожалуй, на чучело совы, какое в моей школе стояло на шкафу в кабинете биологии.

– Ду… ик! Евдокия! – наконец очухалась «лягушка». – Это, никак, ты?

– Здрасте, Зинаида Михална! – бодро вскричала я. – И вам, Анна Лукинична, тоже здрасте!

– День добрый! – расплылся в улыбке Слон. – С хорошей погодой вас!

Тетки очухались, отлепились от скамейки и быстренько в два голоса ввели меня в курс дела. Заварушка получилась что надо, однако вызов аварийки и пожарных – пожалуй, уже лишнее. Но я не стала журить вездесущих соседок – они ведь хотели как лучше.

Но действительность превзошла все мои ожидания! Дверь моей квартиры на третьем этаже стояла, аккуратно прислоненная к стене, а пустой проем был затянут полосатой милицейской ленточкой. Из квартиры на площадку натекла лужа грязной воды и теперь потихоньку сочилась по ступенькам вниз.

– Дверь – это имя существительное или прилагательное? – задумчиво спросил Слон. – По классификации Митрофанушки, твоя дверь теперь точно существительное: она сама по себе существует. А вот та, соседская, – прилагательная, поскольку к стенке прилагается.

– Какой еще Митрофанушка? – В голосе моем, помимо воли, прозвучали слезы. – Мне жить негде, а он тут классику цитирует!

Я рванула полосатую ленту и вошла в квартиру. Лучше бы я этого не делала!

Прихожая напоминала пейзаж после битвы. С той только разницей, что пейзажа не было – были лишь какие-то мелкие клочки, обломки и осколки, не поддающиеся определению. Комнате тоже досталось – прихожая у меня два с половиной метра, где уж тут поместиться четырем здоровым мужикам! Один Лимон небось все место занял, и то голова наружу торчала!

В ванную я решила не заходить. После того как отключили воду, там теперь нечего делать. В комнате диван был продран, у стола подломилась ножка, из шкафа была вывалена зачем-то вся одежда, ее истоптали и помяли. Я расстроилась только из-за одежды, поскольку мебель у меня была немудреная и завалящая.

– Не расстраивайся, – Слон погладил меня по плечу, – все уберем, почистим…

– А дверь? – спросила я голосом капризной плаксы. Отчего-то со Слоном мне хотелось разговаривать именно таким тоном.

Слон неторопливо вышел в прихожую, которая теперь совместилась с лестничной площадкой.

– Слушай, а дверь можно на место поставить! – донеслось оттуда. – Но вообще-то, Евдокия, дверь нужно ставить железную, в наше время только так можно быть спокойным за свое имущество!

Какое там имущество, мне бы жизнь свою спасти! Отчего-то стало себя ужасно жалко, и я посидела немножко на диване, пальцами размазывая слезы по щекам. Когда же я явилась в прихожую, оказалось, что Слон уже все там убрал и подтер лужу на лестнице.

По лестнице ползли дорогие соседки. Толстая Зинаида, пыхтя, остановилась на нашей площадке.

– Это кто ж тебя так не любит? – не утерпела Анна. – Кому ты так насолить успела?

– Понятия не имею! – соврала я на голубом глазу. – Наверное, квартирой ошиблись!

– Дуся, у тебя молоток есть? – выглянул Слон. – А отвертка?

Узнав, что ничего у меня нет, он покачал головой и обратился к соседкам с таким же вопросом. И можете себе представить, что две выжиги не поджали губы и не бросились тотчас наутек, а просияли. Тут же выяснилось, что у покойного мужа Анны была куча инструментов, есть там и молоток, и отвертки разные, и гвоздодер, и стамеска, и винтики-шпунтики. Они с Анной ушли наверх, а Зинаида сказала мне весьма одобрительно:

– Хороший парень, хозяйственный! От такого в доме одна польза!

– Угу, – пробурчала я.

– Где он работает-то? – не отставала Зинаида.

– Он-то? – Тут я осознала, что понятия не имею, где Слон работает, где живет и с кем, и вообще, имя-то его я узнала только недавно, и то случайно, а фамилию до сих пор не знаю.

Но Зинаида ожидала ответа.

– Он… на мясокомбинате работает, разделочником! – ляпнула я. – Работа сменная, зато получает прилично!

– Да уж наверно, – оживилась Зинаида, – опять же, при продуктах. Случись что – всегда сыта будешь! Держись за него, девонька, не пропадешь!

Я замешкалась с ответом, потому что говорить вообще-то было нечего. Тут спустился Слон с ящиком инструментов, а приободрившаяся Зинаида заковыляла наверх, сообщить приятельнице волнующую новость про мясокомбинат.

Под стук молотка я тоскливо оглядела руины своей квартиры.

Тут и прежде-то был не рай и не номер пятизвездочного отеля, но хотя бы относительный уют и возможность на несколько часов отгородиться от внешнего мира. Теперь же, после разыгравшегося здесь мамаева побоища, моя квартирка напоминала что-то среднее между филиалом городской свалки и палатой для буйнопомешанных.

Дом, милый дом…

Нет, оставаться здесь нельзя! Тем более что аварийщики отключили воду и я не могу сделать то, о чем больше всего мечтала со вчерашнего вечера: принять горячий душ…

Я тяжело вздохнула. Оставался один-единственный выход.

Как ни противно было это делать, я достала мобильник и набрала номер своей милой мамочки.

В конце концов, для чего существует мать, если не для того, чтобы дочь могла обратиться к ней в трудную минуту?

Сначала я услышала длинные гудки.

Они длились и длились, и я уже решила, что мамочка отправилась в многочасовой поход по магазинам, забыв телефон дома, и хотела нажать кнопку отбоя, но тут гудки прекратились, и мне ответил до боли знакомый раздраженный голос:

– Ты очень не вовремя! Я в парикмахерской…

Ну да. Я всегда все делаю не вовремя. Не вовремя звоню, не вовремя прихожу… сильно подозреваю: когда я появилась на свет божий, моя мамочка тоже поморщилась и раздраженно проговорила: «Ну как же ты не вовремя!»

И это вполне может быть правдой, поскольку, как я уже говорила, побывав в браке пять (или шесть) раз, мамочка упустила возможность немного побыть замужем за моим отцом. Как-то в порыве откровенности она проговорилась, что я была ошибкой ее молодости. Но тут же поправилась, что на ошибках учатся. После моего рождения она больше никогда не совершала подобных ошибок, уж это точно.

Моя милая мамочка находит время для парикмахеров, массажистов, маникюрш, косметологов, тренеров по фитнесу и, разумеется, для мужчин – для многочисленных мужчин, которые могут представлять для нее интерес в настоящем и будущем. Только для единственной дочери времени у нее никогда не хватает.

Такое славное начало разговора разом лишило меня последних остатков оптимизма. Я почувствовала, как голова наливается свинцом. Язык с трудом слушался меня, когда я проговорила:

– Мама, у меня неприятности…

– Что – опять деньги? Но ведь я дала тебе денег только на прошлой неделе! Сколько можно? В конце концов, ты должна как-то устроить свою жизнь! Неужели вокруг тебя совершенно нет приличных мужчин? Я ведь уже научила тебя всему, что требуется, чтобы преуспеть в этой жизни! Что-то ты должна сделать и сама!

Интересно, чему это она меня научила? И когда она успела это сделать, если почти никогда не проводила со мной больше часа! Разве что на собственном блестящем примере показала, как женщина должна устраиваться при помощи мужчин…