Иоанна Хмелевская - Чисто конкретное убийство Страница 24

— Я сам не знаю, чего делать, — сказал он. — Я лично такую не знаю, но что-то меня торкнуло, и я отцу показал эту картинку. Я сам из полицейской семьи: отец был участковым двадцать пять лет назад, они еще по старому адресу жили, но я сразу говорю, что отец не все хорошо помнит.

— А почему так? — живо поинтересовался Возняк. Участковому на вид было не больше тридцати пяти, отец его вряд ли был дряхлым старцем, с чего бы ему вдруг потерять память?

Участковый тяжело вздохнул.

— Да все из-за того случая на улице Собеского, может, вы помните: драка была с провокацией пятнадцать лет назад… отцу в голову прилетел кирпич, и с той поры память стала ему отказывать. Он еще упрямился, работал изо всех сил, но у него уже не получалось, и он вышел на пенсию. Вроде внешне живой и здоровый, а временами у него все в голове путается. Но иногда к нему возвращается ясность мысли, и тогда с ним стоит поговорить, я только на всякий случай предупреждаю.

— Ну хорошо, так что ваш отец сказал?

Все еще смущенный участковый стал рассказывать подробно и образно.

— Говорит, что ему случалось ее видеть. На Собеского была такая резервация для партийных, разные важные шишки жили. И жила там девка. Молодая, но такая уж собой товаристая, в два обхвата, она отцу даже нравилась. Да там вообще… которые помоложе были — что жены, что зазнобы, что домработницы, — все одна к одной. Отец вспоминает, что хороши все были, как; картиночки, только блондинки как-то успехом там не пользовались. Попадались и рыжие, но в основном брюнетки, шатенки, а блондинок — что кот наплакал. А эта была жена какого-то полковника из Управления госбезопасности, так отец говорит. Он ее потому запомнил, что она — ну чисто валторна, а муж у нее был совсем мелкий, ледащий да тощий. Отец еще думал, что жаль такую красоту переводить на задохлика. Это я стараюсь слово в слово за отцом повторить, — принялся оправдываться участковый.

— Ничего-ничего, все замечательно, — быстро ободрил его Возняк. — Как ее фамилия? Может быть, ваш отец помнит адрес?

— А вот тут как раз отца и накрыло. Про адрес и говорить нечего, потому что аккурат перед той проклятой дракой эта семейка переехала неведомо куда, а что до фамилии, так отец поначалу такое нес. Срам один: то Хайло, то Рыло, то Жрачка, то Харч. Даже Нямку приплел, но в это я уже не поверил, а зря. Потому что отец вспомнил, и оказалось похоже: Хавчик. Имя само всплыло: Хелена, Красотка Хелюся Хавчик, так про нее говорили. Если, конечно, отец ее ни с кем не путает. Больше я ничего не знаю.

Возняка и это осчастливило. Он загнал помощников за компьютер, те успели найти какого-то Каликста Хавчика где-то под Вроцлавом, но тут красавица полковничиха мигом вылетела у комиссара из головы. Ему сообщили, что антрополог восстановил лицо жертвы. Возняк в эйфории не стал рассылать фото реконструкции. Он набросился на всех свидетелей и всех, кого сумел поймать, загнал в отделение, независимо от того, был ли в этом хоть малейший смысл. Потому что, собственно говоря, откуда люди, которые на том участке никогда не бывали, могли знать человека, приехавшего туда один раз, к безумцу, точившему там что попало и маниакально копающему грядки и ставящему парники? Откуда, к примеру, Эва Гурская могла знать, как выглядел и кем был тот здоровенный голый мужик, стоявший к ней спиной, на которого она, кроме того, старалась ни в коем случае не смотреть? А на самом деле она ни убийцы, ни жертвы в жизни не видела.

Ничего, всегда ведь могло быть, что кто-то чисто случайно видел такого человека, в другом месте и в другое время. Возняк уже взял разгон. Вихрь идей, завладевший в тот момент его разумом, превосходил по силе несколько циклонов вместе взятых, а сам комиссар чувствовал себя одновременно жертвой, убийцей и — что самое страшное — хахалем красотки Хелюси Хавчик.

К сожалению, Эва приехала первой и не принесла Возняку удачи.

— Ну и ну, — сказала она с восхищением, качая головой. — Хорош циферблат, ничего не скажешь! На такого бы и я на улице оглянулась…

Лицо было просто фотомодельным и прекрасно соответствовало черепу. Идеально прямой нос, изящная дуга бровей, большие глаза, безупречный овал лица, без малейшего изъяна, никакой асимметрии, вытесанная из мрамора мужская красота, разве что малость слащавая. Романтический рыцарь.

— Ну, такого конкурента каждый мегаломан охотно убрал бы со своего жизненного пути, — ехидно заметила секретарша, дама весьма преклонного возраста.

— И ты его не знаешь? — в отчаянии спросил Возняк Эву.

— А откуда мне его знать? Если он там и был, я знаю только его спину, да и то плохо…

Именно в этот момент появилась длинная процессия свидетелей. Все прибыли одновременно, что иногда случается именно в тех случаях, когда это никому не нужно.

Возглавляли процессию Паулина и Леокадия, сразу за ними шел Феликс, следом — Анна Бобрек, Марленка, Росчишевская с этим ее ангельски терпеливым… как, бишь, его? Патриком За Патриком — Иоанна. В арьергарде подтягивались остальные члены запутанного семейства с участка, на которых никто не возлагал особых надежд.

Возняк почувствовал, что перегнул палку. Он намеревался пристально наблюдать за выражением лиц свидетелей. Ведь каждый мог соврать, что-то скрыть, а ему нужна была исключительно правда. И что же он натворил собственными руками? Придется пристально наблюдать своего рода первомайскую демонстрацию или распродажу в супермаркете! М-да, замечательная идея, ничего не скажешь! Нужно немедленно их остановить! Впускать по одной штуке, максимум по две!

Толпу не сразу удалось призвать к порядку, но, к счастью, до того, как кто-нибудь, кроме Эвы, успел увидеть портрет анфас и профиль справа и слева. Во главе остались Паулина с Леокадией. Коль скоро они прибыли первыми, первыми они и останутся! Выставить себя они так и не позволили!

Обе критически присматривались к портретам.

— А что это он такой лысый? — недовольно скривилась Паулина.

— Волосы описывают свидетели, — наставительно ответила ей Леокадия. — Я его, кажется, где-то видела.

— А я нет. Такого лысого я бы запомнила.

— Балда! Если я его видела, то и ты тоже. И вовсе он не был лысый.

— Тогда какой? Волосатый?

— Нормальный, как человек. Что-то мне мнится… Ну, не знаю, я много людей вижу, но он мог появляться и на участке, вас ведь это интересует? Он у меня почему-то ассоциируется с Марленкой… — Она подошла к фотографии на мольберте и закрыла рукой верхнюю часть головы. — Ну да, все сходится. Эта лысая башка очень сбивает с толку. Я его видела.

— С волосами да, может быть, — милостиво согласилась Паулина — Возможно, что я тоже видела. Но уже очень давно.

— И кто это? — жадно спросил Возняк.

Обе едва не обиделись. Леокадия опустила руку.

— А нам-то откуда знать? Мы его еле-еле вспомнили, а вы хотите знать, кто это.

— Он как-то промелькнул в нашей жизни очень давно. И я совсем не уверена.

С большим облегчением Возняк избавился от первых свидетелей и с еще большим облегчением пригласил Марленку.

— О господи! — ахнула Марленка, почти в ужасе.

Она ощупью нашла стул за спиной.

— Ведь это… Если бы не лысина… Но ведь это же дядюшка!

У Возняка капитально отнялся язык.

— Что-о-о?!

— Мой дядюшка. Ну тот, названый. О котором все столько говорят. Но он не был лысый!

Возняк со всей поспешностью вывел лицо на монитор, художник-график начал примерять прическу. Страшно взволнованная Марленка перестала цепляться за стул и давала инструкции.

— Нет, никаких локонов! Но нет, и не такой прилизанный, волосы у него как-то так росли… По-моему, немного посветлее… И покороче, такие нормально стриженные, по-мужски. И еще мне кажется, волосы были гуще…

Не отпуская Марленку, с которой рядом было как-то веселее и приятнее, Возняк вызвал Анну Бобрек.

Спокойная и выдержанная женщина вошла, взглянула и замерла.

Она буквально окаменела, молчала и, забыв дышать, вглядывалась в лицо на экране. А Возняк с бешеным интересом смотрел на ее красивое лицо.

— Ну и что? Вы его узнаете?

Анна Бобрек попыталась вернуть себе голос.

— Не понимаю, — наконец выговорила она после долгого молчания. — Это пан Бартош. Вы мне показываете убийцу или жертву?

— Жертву, проше пани. Покойника, найденного на огородах больше десяти лет тому назад.

— Я все-таки не понимаю. Не может быть. Это значит, что Бартош умер? Вы его ищете, а он умер?

— Так точно, проше пани. Если это он, то он совершенно и радикально умер.

— Господи помилуй!

Наблюдавший все это со стороны сотрудник комиссара торопливо подсунул ей стул, оставленный Марленкой, на который Анна Бобрек почти рухнула и снова надолго замолчала.

— Я слегка., потрясена. Я не предполагала… не ожидала… Я думала..

— Что вы думали?