Галина Куликова - Витязь в овечьей шкуре Страница 24

— Нет! — испугалась Наташа. — Мне надо с вами поговорить о личном. Сядьте!

И она двумя руками толкнула его в грудь. Покровский, не ожидавший ничего подобного, потерял равновесие и свалился на кровать, нелепо взмахнув руками. Наташа вскарабкалась туда вслед за ним, подползла к нему на четвереньках и, дохнув в лицо коньяком, шепотом сообщила:

— Я люблю вас!

И громко рыгнула. Покровский закрыл глаза и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Это не может быть правдой.

— Нет, это правда! — горячо заверила Наташа и прислонилась щекой к его груди. — У вас такие зеленые глаза, что даже смешно. У меня такого цвета была жидкость для полоскания рта.

— Господи, чем я это заслужил? — прокряхтел Покровский, прилагая все силы, чтобы подняться и поднять Наташу вместе с собой.

Она не хотела, чтобы он двигался, и изо всех сил нажимала головой на его солнечное сплетение.

Он сдался и снова упал на подушки.

— Вы лучший, — сообщила Наташа и обняла его двумя руками, как дядюшка Скрудж из диснеевского мультика обнимал свое золото.

— Я сражен в самое сердце, — пробормотал Покровский и решил, что лучше всего дождаться, пока она уснет, и потом оттащить ее на второй этаж.

— Когда я вижу вас… — горячо начала Наташа, щекоча его шею своим «ежиком».

— Ш-ш-ш! — шепнул он. — Давайте просто полежим.

— Обнимите меня! — попросила она.

— Ладно, — согласился Покровский после паузы и попытался сообразить, когда последний раз попадал в столь нелепую ситуацию.

Интересно, она вспомнит наутро, что вытворяла? Несмотря ни на что, ему хотелось, чтобы она помнила. Через минуту раздалось сопение — его мучительница заснула. Покровский осторожно вывернулся из-под нее и, кряхтя, поднял ее на руки.

Она была тяжелой, горячей и свисала с его рук так, будто в ней нет костей.

Он вытащил ее в коридор и, сделав несколько неверных шагов, попал в холл. Здесь было светло, и в кухне тоже. Возле разделочного стола стоял Вадим и ел жареного цыпленка. Был он в трусах и длинных носках, украшенных ромбиками.

— Куснуть хочешь? — предложил Вадим, показывая сводному брату обглоданную цыплячью ногу. — Покровский молча покачал головой — мол, нет, не хочу. Тогда Вадим отвернулся и стал грызть кость, словно собака — боковыми клыками. Андрей потащил Наташу на второй этаж и уже преодолел целых три ступеньки, когда она неожиданно сказала откуда-то из-под его локтя:

— Меня сейчас вырвет.

— Боже мой, — процедил он и бросился к ближайшему туалету. Сгрузил ее на пол и велел:

— Ну, давайте! Вы можете стоять? Хотя бы на коленках?

— Да! — сообщила Наташа и легла на коврик перед унитазом.

— Ну? И где вам плохо? — рассердился Покровский.

— Везде! — сказала она и захрапела.

Он отскреб ее от коврика и снова двинулся к лестнице. И в этот момент услышал голосок Марины:

— Пап! Папа, это ты?

Покровский ужасно испугался. Он бросился сначала в одну сторону, потом в другую, потом свалил обездвиженное тело на стоящий тут же диван и задрапировал его пледом. В тот же миг в холле появилась Марина.

— Пап, Наталья так и не вернулась. Я недавно проверяла — в комнате ее нет. Что делать? Наверное, надо идти ее искать!

— Я ее уже нашел, — признался Покровский, и в этот момент зазвонил телефон.

Отец и дочь испуганно посмотрели друг на друга, и даже Вадим, перестав жевать, вышел из кухни. Ночные звонки не сулят ничего хорошего.

— Алло! — с опаской произнес Покровский, прижав трубку к уху. — Какой Парамонов? С нашего номера? В отделение милиции? Вы уверены?

Что-о-о?! Какая-то ерунда. Вероятно, местные мальчишки проникли в дом и баловались. Ну, значит, местные девчонки. Я не знаю, почему ночью!

Покровский, а что? Андрей Алексеевич, а что?

Он стал препираться с Парамоновым, в конце концов разругался с ним и бросил трубку на аппарат.

— Черт знает что такое! Капитан Парамонов заявил, что кто-то из нас недавно позвонил в их отделение милиции и сказал, что в поселке Березкино Ц две обезьяны съели человека.

— Разве обезьяны едят людей? — удивился Вадим, перестав жевать.

— Какие обезьяны, дядя? — воскликнула Марина. — Откуда в дачном поселке обезьяны?

— Обезьяны — это Бубрик и Минц, — неожиданно сказал плед человеческим голосом.

— Что это? — пискнула Марина. — Кто это?

— Это твоя Наташа, — ехидно заметил Покровский. — Зря ты о ней беспокоилась.

— О-о! Слава богу. А то мне в голову стали приходить всякие глупые мысли…

— Что, она напилась кофе? — с пониманием спросил Вадим.

— Уверяю вас, до кофе у нее дело не дошло, — заявил Покровский. — Судя по сбивчивым рассказам, она выпила коньяку, ее стошнило, и тогда она снова выпила коньяку.

— Потрясающе, — пробормотал Вадим. — Надо будет попробовать.

— Пап, она там задохнется, ее ведь с головой укрыли, — сказала Марина, и тут плед громко запел:

— Не печалься о сы-ыне, злую долю кляня-аа… Ты-гы-дым, ты-гы-дым…

Покровский нервно рассмеялся и посоветовал дочери:

— Иди спать, я транспортирую ее до места дислокации.

— Но я хочу тебе помочь!

— Иди-иди! — прикрикнул он. — А то наслушаешься всякой ерунды. Пьяные женщины иногда говорят такие вещи, от которых краснеют даже прапорщики.

— По бурлящей Росси-и-и он проносит коняа-а… Ты-гы-дым, ты-гы-дым… — в два раза громче исполнил плед.

Хихикнув, Марина ретировалась, а Покровский отогнул край пледа и увидел, что Наташа лежит с закрытыми глазами, раскрасневшаяся, как булочница возле печи.

— У вас случайно не жар? — пробормотал он и потрогал ее лоб.

— Это жар любви! — с надрывом заявила она и попыталась схватить его за руку.

Он отдернул ее и сказал Вадиму:

— Пойди открой дверь ее комнаты. Вон там, справа от лестницы.

Вадим побежал наверх, а Покровский просунул ладони под Наташу и рывком поднял ее на руки.

Она немедленно прижалась к нему всем телом и обняла за шею. И произнесла, не открывая глаз:

— О! Как от вас приятно пахнет…

— Не то что от вас, — парировал он. — По-хорошему, вас надо хорошенько вымыть.

— Вымойте, — разрешила она томно.

— Да уж, больше мне делать нечего…

— Гро-мы-ха-ет гра-жданская война-а-а! От темна-а-а до темна-а!.. — на весь дом затянула Наташа.

— Стукни ее обо что-нибудь, — посоветовал сверху Вадим. — О перила давай, а то она сейчас всех перебудит.

— Много в поле тро… — Покровский сильно встряхнул свою поклажу, она тотчас забыла про пение и простонала:

— Ой, все внутренности во мне перемешались!

— Ничего, вы поспите, и они разлягутся по местам.

— А где Бубрик? — Наташа распахнула глаза.

В них плескался коньяк.

Покровский занес ее в комнату и сгрузил на кровать, поинтересовавшись:

— Что, черт бы вас побрал, произошло между вами и Бубриком?!

Наташа не ответила. Она обняла подушку и сильно прижалась к ней щекой, свернув на сторону нос. Раздалось сладкое сопение.

— Ну ладно же! — зловещим тоном пообещал Покровский. — Попробуйте только завтра сказаться больной и не прийти в кабинет! Я позвоню в ваше идиотское агентство и выскажу им все, что я о них думаю!

Часам к одиннадцати обитатели дома и их гости начали собираться на кухне. Все были приятно расслаблены, и только американец прилюдно мучился головной болью. Это состояние оказалось для него непривычным, и он сильно страдал, с тоской глядя по сторонам опухшими глазками.

— Вам нужно выпить маленькую рюмочку водки! — кокетливо сообщила ему Лина, подсаживаясь поближе и кладя свою белоснежную руку на его загорелую.

Костя перевел, и Гудмэн с жаром воскликнул:

— О ноу!

— Не давайте ему водки, — посоветовал Вадим. — Он наверняка уже каких-нибудь таблеток наелся. Отравите человека.

— А вот я вам сейчас оладушков подам, со сметанкой, — засуетился Генрих, который выглядел так, будто крепко спал всю ночь. Ко всему прочему в доме было так чисто, словно за него тут поработала добрая фея.

Проснувшись, Наташа некоторое время лежала на кровати и, не мигая, глядела в потолок. Когда дом ожил, она с трудом встала и доволокла себя до ванной комнаты. Напустила в раковину холодной воды и погрузила в нее лицо. В голове роились обрывки воспоминаний, казавшихся страшным сном.

Ночной лес, пруд, лающая собака, голые ноги под кроватью, Покровский, к которому она страстно прижимается… Все выглядело таким диким!

Наташа сняла телефонную трубку и позвонила Ольге.

— Ну? — напряженно спросила та. — Как?

У тебя все тихо?

— Не знаю, что и сказать, — пробормотала Наташа, прикладывая ко лбу мокрую салфетку. — Происходит много всякого-разного.

— Но «хвост» больше не появлялся? Или этот, Негодько?

— Не-ет! — с облегчением бросила Наташа. — От тех-то, наших бандитов, я точно оторвалась. Я уже и думать про них забыла…

— Вот и напрасно, — зловещим голосом сказала Ольга. — Они тебя ждут.