Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает Страница 24

— Ну что ты, Бродяга, — прошептала она, — как ты мог обо мне такое подумать? Конечно же я не оставлю тебя. Друзей я не предаю. Прыгай быстро в мои руки, пока Пенелопа не видит.

Пес тревожно повел ушами, как бы не веря в свое счастье, воровато оглянулся на кухню, где колдовала над ужином Пенелопа и одним прыжком занял место, которое было по праву его — в тайниках своей песьей души он нагло приватизировал теплые женские руки. Уткнувшись носом в грудь Евдокии, он почти замурлыкал, хоть был и не кот.

Ева остолбенела, когда увидела на пороге своей квартиры неразлучную парочку: Евдокию и пса.

— Ты же клялась, — возмутилась она. — Ты же мне обещала!

Евдокия виновато вздохнула:

— Но выполнить не смогла. Леня утром его наказал. Он теперь такой уничтоженный…

— И потому ты решила уничтожить меня! — рявкнула Ева. — За что ты меня наказываешь?

Евдокия напустила слезы в глаза и скорбно пожала плечами. Ева, сжалившись над подругой, махнула рукой и приказала:

— Проходите! Черт с вами, уродами!

— Евусик, пойми, — по-лисьи скользнув в прихожую, бросилась оправдываться Евдокия, но Ева ее перебила:

— Знаю-знаю, он на тебя рассчитывает. Латынина, кстати, тоже. Тут Заю надо в последний путь проводить, а она с псом приперлась. Ты и к Ирке с ним что ли пожалуешь?

— Я Бродягу в подъезде оставлю.

— Где хочешь, только не у меня, — опять рассердилась Ева и, вспомнив приятное, живо затараторила: — Мне есть что тебе сказать. Майка звонила, хвастала шубой облезлой и помощь свою предлагала. Ох, и дура она! Я ей: «Совсем что ли с ума сошла? Заю до гибели довела, да еще хочешь полюбоваться как он, твой сексспецназ-тореодор, в дубовом гробу смотрится». И знаешь, что Майка ответила?

— Что?

— «Неужели гроб будет дубовый?» — спросила она. Вот и вся ее нравственность. Дуська, послушай меня, Майка зверь, а не баба. Иркину жизнь разрушила, но интересует ее в первую очередь гроб!

— А гроб действительно будет дубовым? — пристраивая пса на коврик, спокойно поинтересовалась Евдокия.

— Да, гроб дубовый, — ответила Ева и завопила: — Куда ты заразу примащиваешь здесь у меня! Мы же сейчас уезжаем!

Пес с радостью вернулся на руки Евдокии, Ева вытолкала их за порог и, закрывая дверь на все замки, сообщила:

— Ну-у, началось!

Хотя на самом деле ничего и не начиналось — напротив, для Зиновия Давыдовича даже кончалось.

Похоронили его в тот же день. В доме Латыниных на поминки собралась толпа народу: друзья и сослуживцы покойного, подруги и сотрудники Ирины.

Все они, натыкаясь на пса, шарахались со словами: «Ужас какой!»

Но Евдокия упрямо не расстовалась с Бродягой. Точнее, ее ни на секунду не отпускали его глаза. «Смотри, не бросай меня, я на тебя рассчитываю», — говорили они.

И Евдокия пса не бросала. Не забыла о нем она и тогда, когда началась трапеза и все принялись поминать покойного.

— Слышь, Евусик, а что это за парень вокруг нашей Ирины сегодня крутится? — спросила Евдокия, отправляя украдкой куриную ногу под стол.

Бродяга, хватая щедрое угощение, успел благодарно лизнуть хозяйскую руку.

— Ишь как, зараза, урчит, наш он Пуччини, того и гляди обосрется, — ядовито заметила Ева и, сунув под скатерть голову, приказала Бродяге: — Смотри не обхезайся здесь, обжора, и Заю нашего памяни.

Лишь после этой сентенции она ответила на вопрос:

— Рядом с Иркой Мишка Казьмин, новый приятель Заи. Мишка часто в их дом захаживал.

— А кто он?

— Предприниматель без образования и юридического лица, но деньжата водятся. И немалые. Этот сморчок давно вокруг Ирки вьется. Видишь как радостно Заю хоронит.

— Да, он негрустный.

— Еще бы, гроб дубовый он оплатил. И поминки взял на себя. Ох, и что он только в нашей Ирке нашел? — с какой-то неясной скорбью подивилась вдруг Ева. — Мишка младше ее лет на десять!

— Да ты что! — не поверила Евдокия. — А выглядит как Иркин ровестник.

— Можно подумать твой Боб не выглядит старше меня, — ревниво заметила Ева.

— При чем здесь мой Боб?

— А при том, что Мишка на Ирке мечтает жениться. Еще несколько дней назад Ирка его и в упор не видела, а теперь глянь как томно зыркает на него.

— Может, у них был роман?

— Пока еще нет, но, бьюсь об заклад, сегодня Мишка ее оприходует. И не осуждаю. Горе у бабы, надо ее утешать.

Евдокия испуганно прошептала:

— Да ты что, У Ирки же траур.

— Вот и будут они медленно и печально кроватью скрипеть, — заржала Ева и, спохватившись, добавила: — Господи, прости меня дуру, прости.

— Это нервное, — пояснила она недоуменным гостям и шепнула на ухо Евдокие: — Сейчас сами напьются и запоют. Или хуже, в пляс пойдут чего доброго. И правильно сделают. Ирке кажется только, что смерть Заи — горе, а на самом деле сплошной это праздник. День независимости. Освобождение от рабских оков самым коротким образом.

— Что-то я не пойму, — растерялась Евдокия, — что с тобой происходит?

— А что со мной происходит? — опешила Ева. — После ночи с Бобом я в полном порядке.

— Да я тебе столько фактов собрала, и ты вчера согласилась, что Заю Ирка сама и убила, а теперь…

Ева отрезала:

— А теперь я уверена, что это не так. Ирина абсолютно чиста.

— С чего это вдруг?

— Я в редакцию утром звонила насчет похорон, и главный редактор очень Латынину нашу хвалил за собранный материал. Говорил, что усердная и талантливая. Понятно тебе? Ирина была в Париже.

— А туфли? А глина на них откуда взялась?

Ева пожала плечами:

— Не знаю.

Евдокия хотела пылко ей возразить, но случилось событие, пред которым все на стозадний план отошло: на пороге выросла Майя!

Глава 19

На пороге выросла Майя, и все ахнули. А Ева шепнула на ухо Евдокие:

— Мессалина явилась. Рискнула. Что сейчас будет! Или пан, или попал.

— А по-моему сейчас будет ласковый хай, — ответила Евдокия и почти не ошиблась.

Майя скривила лицо и прорыдала:

— Ирочка, миленькая, прости меня, если можешь. Если хочешь, грохни меня, но я не смогла, не усидела одна. Такая тоска-а-а! — надрыно завыла она. — С ума сойти можно!

И Ирина, заливаясь слезами, обняла подругу предательницу и простонала:

— Да чего уж там, не держу на тебя зла-а.

И с тех пор уже Майю она от себя не отпускала: по левую руку ее посадила — по правую Миша Казьмин сидел и сверлил разлучницу презрительным взглядом.

А Майя, виною омытая, кротко себя вела, но Евдокия в кротости этой затаенную обиду почуяла и угрозу. Угрозу непонятно кому. И обиду непонятно с чего.

— Майка не просто пришла, что-то затеяла, — шепнула она Еве.

Та лишь зло прошипела:

— Убила бы тварь.

Евдокия изумилась:

— А ты здесь причем? Это Ирина должна ее убивать.

— А Ирка уже и не смотрит на нас, целуется, блин, с вражиной. Вот она, благодарность. Оказывается, для того, чтобы тебя любили, нужно гадким все время быть, а потом вдруг осчастливить одним хорошим поступком. Рецепт до безобразия прост. А Майка на сложности и не способна, — заключила Ева и удивилась: — Дуська, а где твой пес? Под столом его нету.

Евдокия полезла под стол и собаки не обнаружила.

— Надо срочно его искать, — шепнула она подруге, — пока Бродяга дел здесь не натворил.

Ева злорадно пропела:

— Да-аа, «собакевич» знатно покушал, ты постаралась. Теперь у него найдется что оставить на Иркиных коврах и диванах.

Подхлестнутая этой фразой Евдокия поспешила на поиски пса и тут же его нашла. Бродяга скромно дремал в прихожей, зажав меж передних лап белый конверт: игрушку себе приготовил, да сморенный сном, поиграть не успел — на коврик с обувью завалился, придавленный вкусным обедом.

Евдокия одной фразой охарактеризовала состояние пса:

— Вот оно, непереваримое счастье пришло, — и извлекла из облезлых лап белый конверт.

Это было письмо Ирине Латыниной посланное на адрес редакции. Похоже, что анонимное.

Секунд пять Евдокия боролась с собой, а потом письмо прочитала. В нем сообщалось, что Латынин Зиновий Давыдович намеревается провести эту ночь в мотеле с Багрянцевой Майей. И подпись: доброжелатель. И дата внизу.

«Число вчерашнее, — констатировала Евдокия и мысленно возмутилась: — И еще Ева будет выгораживать эту Ирину. Видимо Ирка в Париже была, но вернулась чуть раньше: не утром, как говорит, а поздно вечером накануне убийства. И сразу в редакцию заглянула, а там письмо. Вот она и помчалась в мотель».

Потрепав по ушам сонного пса, Евдокия его похвалила:

— Молодец, третий раз мне уже помогаешь. Сначала туфли обнаружил, потом — карьер, а теперь и письмо. Ты не Бродяга, ты пес, который все знает.

Евдокия знаками вызвала Еву и показала письмо. Та прочитала и восхитилась:

— Дуська, ты просто Холмс!