Дарья Донцова - Брачный контракт кентавра Страница 25

– Можно войти?

– Хорошо, – после небольшого колебания разрешила Евдокия. – Ступайте в приемную.

Основным украшением квадратной комнаты служили иконы, повешенные в одном углу. Мебель была старой, но чистой, и никакого телевизора не наблюдалось.

– Прошу садиться, – церемонно предложила Евдокия. – Что за проблема привела вас к нам?

Я вынула удостоверение и, увидев, как у хозяйки вытягивается лицо, быстро предупредила:

– Я не имею никакого отношения к милиции, представляю частное агентство.

Евдокия чуть склонила голову набок.

– В наш приют обращаются отчаявшиеся женщины, мы никогда не называем их имена. Если вы ищете кого-то, то зря потратили время на дорогу.

– Знаете ли вы Татьяну Привалову? – проигнорировав заявление Евдокии, задала я вопрос.

Женщина положила руки на стол.

– Да, я слышала о несчастной. Ее много лет назад осудили за убийство, но до сих пор люди о ней иногда судачат.

– Татьяна здесь бывала? – спросила я.

Евдокия уставилась в стол.

– Вероятно, она заглядывала сюда недавно, – предположила я. – Может, просила вас спрятать некую вещь.

– Не понимаю сути разговора, – прикинулась удивленной собеседница.

– У вас есть время выслушать меня? – попросила я.

– Каждый человек, пришедший в этот дом, получает свою долю внимания, – кивнула Евдокия. – Если сумею вам помочь, буду очень рада.

Я подробно рассказала о своей встрече с Приваловой. Евдокия безостановочно поправляла платок и молчала. Не произнесла она ни слова, и когда я завершила повествование.

– Скажите хоть что-нибудь! – взмолилась я.

Евдокия пожала плечами.

– Вы знали Татьяну? – в тщетной надежде повторила я.

Она кивнула, а я начала злиться.

– Если Привалова была здесь и оставила пакет, вы обязаны его отдать!

Евдокия, не изменившись в лице, возразила:

– Никаких обязательств я перед вами не имею. Приют был создан отцом Иоанном для помощи женщинам, над которыми совершили насилие в семье. Условием их проживания тут является полнейшая анонимность. С огромным трудом нам удалось завоевать доверие населения, мы спасаем сейчас много несчастных. А вы хотите, чтобы я поставила под удар богоугодное дело? Увы, ничем не могу вам помочь. Желаете чаю на дорогу? От нас никто не уходит голодным.

– Татьяна тут появлялась? – чуть не взмолилась я.

Евдокия в очередной раз схватилась за платок.

– Не могу ничего сказать.

– Вы знаете женщину по имени Стефания? – сменила я тему.

– Не припоминаю, – с каменным лицом отозвалась Евдокия.

– А за что арестовали отца Иоанна? – выпалила я.

Евдокия перекрестилась, и на ее лице впервые за время нашей беседы появилось искреннее удивление.

– Святые угодники, откуда вы взяли такую глупость? Отец Иоанн давно умер, уж десять лет прошло!

– У церковных ворот сидит старушка, – ответила я, – она мне и рассказала.

Евдокия горестно вздохнула.

– А, Алевтина Михайловна. У нее голова не в порядке. Живет вместе с сестрой, Надеждой Михайловной, та при отце Иоанне экономкой состояла. Надя гневливая, из себя по пустякам выходит, а еще у нее расчет был. Ладно, сплетничать грех… После кончины батюшки Надежда торговлей занялась, сейчас ларек на стации держит и за старшей сестрой приглядывает, а той в больной мозг видения лезут. Надо же такое придумать – отца Иоанна арестовали… Батюшка был святой! Это была его идея приют здесь организовать.

– Странная трансформация – из церковной служительницы во владельца торговой точки, – удивилась я. – Да и возраст у Надежды Михайловны небось не юный.

– Ей всего шестьдесят, – не теряя хладнокровия, заявила Евдокия. – По нынешним временам это не возраст, некоторые даже замуж выходят. Хотя Наде сходить под венец так и не удалось. А винила она в своей неудачной женской судьбе Привалову. Крепко ее ненавидела!

– Татьяну? – уцепилась я за конец тоненькой ниточки. – Что же у них было общего?

Евдокия стиснула губы. Видно было, что она в замешательстве – обронила, сама того не желая, обрывок сплетни.

– Простите… – в комнату вошла женщина, одетая в платье цвета шубки молодой мыши. – Евдокия Семеновна, там молоко привезли. Сами расплатитесь или мне доверите?

– Сама бидоны приму, – хозяйка приюта обрадовалась поводу прекратить беседу, – вот только гостью к воротам провожу.

Мы молча дошли до двери.

– Спасибо за помощь, – язвительно проронила я, выходя на крыльцо.

– Вроде я ничего не сделала, – равнодушно вымолвила Евдокия.

– И тем самым помогли настоящему убийце, – сердито сказала я, – человеку, который убил Мишу и свалил преступление на Татьяну. Он теперь, после того как почти до смерти избил Привалову, спокойно сидит у телевизора, а Таня, может, и не выживет. Повезло бедной девушке!

Евдокия опустила глаза в пол.

– Прощайте, доброго вам пути.

– А вам душевного спокойствия в момент очередной молитвы, – пожелала я и вышла на улицу.

– Евлампия… – тихо окликнула меня Евдокия.

Я обернулась.

– Да?

– Татьяна хороший человек, – еле слышно произнесла Евдокия, – она не могла никого убить. Не видела я в ней озлобленности и ярости темной не ощущала.

– Вы что-то знаете! – обрадовалась я. – Расскажите, пожалуйста.

Евдокия привычно поправила платок.

– Сплетен не люблю, люди дурное болтают и врут много. Небось вы к Надежде собрались?

– Угадали, – подтвердила я.

– От нее вы лишь ругань услышите, – посетовала Евдокия. – Ни слова правды не скажет, ненавидела она Ирину! Ох, как злобилась, по сию пору ее имени слышать не может.

– Почему? – оживилась я.

Евдокия неожиданно вынула из кармана платья дешевый мобильный.

– Ступайте на улицу Весеннюю, в двенадцатый дом. Там живет Серафима Буравкина. Позвоню ей, предупрежу, что придете. Фиме можно говорить, а меня положение молчать обязывает.

Не веря своей удаче, я, спрашивая у редких прохожих дорогу, поторопилась в центр Казакова и без всяких приключений добралась до небольшого, покосившегося на один бок дома из темных, почти черных бревен.

– Не скребись, входи смело! – закричали из глубины избы, когда я постучала в щелястую дверь. – Туфли скинь и ступай без стеснения.

Серафима могла служить примером для многих хозяек. В отличие от неряхи Тамары Макеевой, у которой даже гадальные карты были покрыты слоем грязи, Буравкина содержала дом в идеальной чистоте.

– Звонила мне Евдокия, – объявила старушка, – велела тебе кой-чего рассказать. Меня зови бабой Симой. Ты Евлампия?

Я кивнула.

– Танькой Приваловой интересуешься? – сразу приступила к сути вопроса бабушка. – Хорошая девочка, да родители ей достались неладные. Ирка без головы жила. Такое учудила!

– Что именно? – не сдержала я любопытства.

Баба Сима нахмурилась.

– Народ болтал разное, а дыма без огня не бывает. Хотя виноватить его нельзя – он тоже человек, не справился с вожделением. Не самый страшный грех, его надо прощать мужикам. Слабые они.

– Пожалуйста, попонятнее, – взмолилась я.

Баба Сима подняла указательный палец.

– Сплетни перескажу, а уж есть в них правда или нет – сама решай.

Я вцепилась пальцами в край стола и закивала, словно китайский болванчик. Старушка вытерла рот носовым платком и начала излагать стародавнюю историю…

Местный священник, отец Иоанн, был замечательным человеком – не жалея себя, помогал прихожанам, поддерживал их в беде, радовался на свадьбах и крестинах. Для каждого мирянина, даже неверующего, батюшка всегда находил доброе слово и никому не отказывал в помощи. В очень непростые для церкви советские, атеистические годы отец Иоанн сумел завоевать доверие не только стариков, но и молодежи. К нему прибегали со всех близлежащих деревень подростки, чтобы пожаловаться на плохие отношения с родителями, конфликт с учителями или попросить совета в вопросах любви. Люди считают священников стариками, никто из селян не видел за не очень окладистой бородкой и черной рясой отца Иоанна его истинный возраст. А ему было всего двадцать пять лет. Жена его, матушка Прасковья, была приятной, хозяйственной женщиной. Она с радостью занималась с юными прихожанами, открыла при церкви кружок вышивания. Было видно, что Прасковья любит малышей и станет отличной матерью.

Как-то раз матушка поехала в Москву за книгами. По пути на станцию автобус перевернулся, все пассажиры остались живы, отделались небольшими царапинами от разбившихся стекол. А вот Прасковье не повезло – она сломала позвоночник.

Несколько лет матушка недвижимо пролежала в постели. Отец Иоанн ухаживал за ней как мог, но ему часто приходилось оставлять супругу одну. Прасковья не жаловалась на жизнь, как истинно верующий человек она молча несла свой крест, отец Иоанн переживал за супругу и в конце концов нанял ухаживать за ней Ирину Привалову.

Ирочке едва исполнилось четырнадцать, когда она переступила порог дома священника. Но, несмотря на юный возраст, девочка была хорошей хозяйкой, а отец Иоанн получил возможность изредка ездить в Москву за книгами и нотами – священник любил играть на пианино. Если кто-то удивлен, что за матушкой стала присматривать девочка, то напомню: в деревне подросток четырнадцати лет – уже работник. Ира провела в доме отца Иоанна два года. Потом она забеременела от дачника Федора, благополучно вышла за него замуж и стала вести собственное хозяйство.