Дарья Донцова - Микстура от косоглазия Страница 25

– Какая картошка! У вас же мужья есть!

Пару раз мы пробовали отправить Олега и Сеню на рынок, давали им список необходимых продуктов, но всегда получали нечто неудобоваримое. Ни я, ни Томочка так и не сумели объяснить супругам, что картофель, из которого получается замечательно вкусное пюре, следует брать среднего размера. И Олег, и Семен притаскивали клубни величиной с кирпич, приговаривая:

– Вот какая классная картошка, одной на всю семью хватит, да еще самая дешевая в ряду была!

Конечно, самая дешевая, потому что все хозяйки знают: «чернобыльский» вариант овощей брать не следует, внутри они будут либо гнилыми, либо пустыми.

Руки привычно делали нудную домашнюю работу, в голове не было никаких мыслей. Я пропылесосила квартиру, натерла полиролью мебель, отдраила раковину, оттерла зеркало в ванной, перемыла стаканчики и баночки, стоящие на полочке… И тут раздался звонок.

Я побежала в коридор, распахнула дверь и увидела Вована, держащего эмалированный таз, прикрытый пакетом.

– Уже съездил?

– Говорил же, что близко, – прогудел Вован, – на, неси на кухню.

– Это что?

– Котик, – ответил он, – передай Марине Степановне.

С этими словами мужик развернулся и, покачивая ключами от «Лексуса», вскочил в лифт. Я осталась в прихожей, держа сунутый мне таз. Однако странный у них кот, сидит, молчит. Наша кошка, когда мы вывозим ее на дачу, орет, словно оглашенная, царапается, плюется. Пришлось купить специальную сумку-перевозку для фурии. А этот Лаврик съежился в тазу… Я отнесла таз на кухню и крикнула:

– Марина Степановна!

– Чего тебе? – высунулась из комнаты свекровь Лоры.

– Лаврик прибыл.

– Мальчик мой! – взвыла она. – Славный сыночек, любимый!!! Где он, где?

– На кухне, в тазу.

Марина Степановна ринулась по коридору, я понеслась за ней. На кухне сохранился статус-кво. Эмалированная емкость по-прежнему была прикрыта пакетом. Я безмерно удивилась. Лаврик даже не сделал попытки выбраться. Или кот перепугался до потери пульса, или он болен.

– Господи, – запричитала Марина Степановна, – ну, Владимир Семенович, ну додумался! Посадил мальчика в таз!!! Да бедный ребенок небось задохнулся! Маленький мой, заинька…

Продолжая присюсюкивать, Марина Степановна быстро сдернула пакет, глянула в тазик, побледнела, закатила глаза и, издав странный, квакающий звук, обрушилась на пол, словно гнилая груша.

Я разинула рот и тоже посмотрела в таз. Лучше бы я этого никогда не делала! На дне, на отбитой эмали лежал… окровавленный трупик ободранной кошки. Голова несчастного создания отсутствовала, худая спинка была изогнута, сквозь тонкую кожицу проступали трогательно-хрупкие позвонки. То, что недавно было пушистыми, когтистыми лапками, походило на… Сравнения закончились, мне стало плохо. Вован осуществил свое желание, он убил и освежевал Лаврика. Борясь с подступающей тошнотой, я присела возле лежащей на полу Марины Степановны и стала осторожно похлопывать ее по щекам.

– Что случилось? – раздался тревожный голос Томочки.

Я шлепнулась рядом с Мариной Степановной и неожиданно заплакала.

– Лаврик! Вован мерзавец! Конечно, мама его затравила, но разве можно так поступать! Это ужасно! Он убил кота…

Разобравшись, в чем дело, Томочка подошла и, быстро набросив на таз пакет, прошептала:

– Катастрофа! Вилка, унеси несчастное созданье, его надо похоронить по-человечески!

В другое бы время я не преминула заметить, что кота невозможно упокоить по-человечески, но сегодня разум отказал мне, поэтому я лишь прошептала:

– Почему я?

– Боюсь взять таз, – честно призналась Томочка.

Я уставилась на эмалированное последнее пристанище несчастного Лаврика. Как-то так сложилось по жизни, что я самая сильная и мне достается делать то, чего не могут или не хотят другие. Но как Томочка представляет себе процесс погребения Лаврика? На дворе мороз, мне не расковырять землю, потом я совершенно не способна вынуть трупик из таза.

– Пусть Вован везет его назад, на дачу, – вырвалось у меня.

При этих словах Марина Степановна села и затрясла головой.

– Вилка, ты не заперла дверь, – заявил Вован, появляясь на пороге кухни с мешком в руке.

Увидав Марину Степановну, сын кинулся к ней.

– Мама, что случилось?

– Негодяй, – прошипела старуха, – я воспитала убийцу.

– Да что я сделал?

– Мерзавец, – налетела я на Вована, – как ты мог?!

– Но в чем дело???

– Бедный Лаврик!!! – причитала Марина Степановна. – Маленький ласковый мальчик. Крохотное создание, не сделавшее никому вреда за всю свою крохотную жизнь! Имейте в виду, Владимир Семенович, теперь мы с Лорой уйдем от вас! Навсегда!

– Вы белены объелись, – пробормотал Вован, – нет чтобы меня пожалеть! Ваш Лаврик все руки мне изодрал! Во, глядите!

– Конечно, – всхлипнула Томочка, – я бы тоже за свою жизнь боролась до конца! Ну как ты мог! Извини, но, на мой взгляд, ты являешься настоящим чудовищем!

В последней фразе вся Тома, вместо того чтобы налететь на негодяя с кулаками, она принимается извиняться за то, что назвала мерзавца мерзавцем.

– Нет, вы точно тронулись, – с тяжким вздохом заявил Вован, – пример массового буйного помешательства. Эй, Лаврентий, вылезай, приехали.

С этими словами Вован развязал мешок, и оттуда, утробно воя, выкатился фыркающий ком, размером с нашу СВЧ-печку.

– Лаврик! – заорала старуха и, легко вскочив на ноги, кинулась к котяре.

Тот стукнул хозяйку когтистой лапой и, мигом взлетев вверх по занавеске, устроился на карнизе, свесив вниз круглую ушастую голову. Марина Степановна взвизгнула, по ее руке пробежала кровь. Томочка схватила со стола салфетку и принялась промокать длинную, глубокую царапину.

– Это Лаврик? – глупо хихикая, спросила я, тыча пальцем в озлобленного до крайности кота.

– Ну да, – кивнул Вован, – Лаврентий собственной персоной, прошу любить и жаловать, чтоб ему пусто было.

– А там кто? – не успокаивалась я.

– Где?

– В тазу!

Вован подошел к столу и поднял пакет.

– Это подарок от Саныча.

– Освежеванный кот? – прошептала Томочка.

– От какого Саныча? – прохрипела я.

Вован сел на стул и устало произнес:

– Саныч – наш сторож, караулит дачные участки, он Лаврентия увидел и позвонил.

Я слушала рассказ Вована, постепенно у меня начался истерический смех.

Саныч, мужик неопределенных лет и бомжеватого вида, обожает выпить. Вот Вован и привез ему в подарок поллитровку. В благодарность за угощение Саныч приволок в тазу кролика и всучил его Вовану со словами:

– На, потушишь в сметане.

– Не надо, – стал сопротивляться тот.

– Бери-бери, – всовывал ему таз с тушкой Саныч, – от чистого сердца, кушай на здоровье, ты мне презент, я тебе – в ответ.

Пришлось Вовану прихватить кролика.

– За каким чертом ты сказал мне, что в тазу кот? – возмутилась я.

– С ума сошла! – удивился Вован. – И в уме такого не держал!

– Ага, сунул в руки и сообщил: «Котик, передай Марине Степановне».

– Чем ты слушаешь! – возмутился муж Лоры. – Я совсем другое сказал: «Кролик, велено передать Марине Степановне!»

Старуха, прижимая к руке окровавленную салфетку, глянула на меня злобным взглядом и прошипела:

– Только идиотке могло прийти в голову, что Владимир Семенович убьет кота! Владимир Семенович не способен и мухи обидеть, да и Лаврик очаровательное существо! Теперь снимайте его оттуда!

Я задрала голову вверх. «Очаровательное существо» сидело на карнизе. Изредка Лаврик испускал жуткий звук, нечто среднее между ревом и воем, уши его были плотно прижаты к голове, длинный, неожиданно тонкий хвост, ходил из стороны в сторону. Судя по всему, Лаврик был крайне зол, просто взбешен!

– Кис-кис, – тихо позвала Томочка, – иди сюда.

Лаврик гневно зашипел, открыв пасть с мелкими, но по-акульи острыми зубами. Он явно не собирался покидать карниз.

– Так, – принялась командовать Марина Степановна, – немедленно возьмите вон ту швабру и подцепите котика.

Вован покорно схватил щетку, поднес ее к злобно шипящему коту и попытался отодрать Лаврика от светло-розовой занавески из китайского шелка.

Котище, издав утробный звук, увернулся от швабры и ловко съехал по гардинам вниз, используя вместо коньков когти. На окне мигом заколыхалось нечто, больше всего похожее на лапшу.

Очутившись на подоконнике, Лаврик сжался в комок, покрутил задом и

прыгнул на плиту. Вмиг на пол свалилась сковородка, наполненная свежепожаренными котлетами. Лаврик замяукал, коротко, отрывисто. Мне сразу стало понятно, что кот матерится. Не успели мы прийти в себя и сообразить, что делать, как на пороге кухни появился Ленинид, прижимавший к груди четыре бутылки с пивом.

– О, Вован, ты дома! – радостно воскликнул папаша и, опасливо глядя на меня, поставил на стол «Клинское». – Хочешь кружечку? А это что? Кролик? Эх, очень уважаю его с морковочкой, в сметане. Когда готовить станете?