Наталья Александрова - Лямур, тужур и абажур Страница 25

– Видел я там одного шустрика… – задумчиво проговорил Вадик, – еще удивился – что он у нас делает? Шнурок его зовут… Пустой парень, нестоящий, шестерка при Шепелявом… Сталкивались пару раз, картины он приносил, деньги-то ему доверить нельзя, хотя Шепелявого он до дрожи в коленках боится… А тут смотрю – болтается возле аудитории. Я еще спросил – не ко мне ли приперся, так отчего в институт, другого места встречи не нашел, что ли? И он так отшатнулся – нет, говорит, я тут по своему делу, тебя оно не касается. А какие у него могут быть дела? Никаких дел, разве спереть что по мелочи…

– Шнурок, говоришь? – расцвел дядя Вася. – Разберемся, какой такой Шнурок…

– Ну, пока, юное дарование, – сказала я, поднимаясь.

– А хочешь, портрет твой нарисую? – неожиданно предложил Вадик.

– Еще чего, – насупился Василий Макарович, – и вообще, удостоверение отдайте!

– А вот не отдам! – задорно крикнула баба-яга. – Пускай конфет коробку принесет, грильяжей!

– Грильяжей? – протянули мы все хором. – Бабушка, да у вас зубов нету!

– Вы за меня не беспокойтесь! – Старуха подошла к серванту и вытащила оттуда вставную челюсть.

Челюсть угрожающе щелкнула, дядя Вася схватился за сердце и задом выкатился из квартиры.

Как известно, в Петербурге имеются целых два Больших проспекта: один на Петроградской стороне, другой – на Васильевском острове.

Большой проспект Петроградской стороны в последние годы превратился в одну из самых фешенебельных улиц нашего города. Здесь расположены бутики известных европейских модных домов и торговых фирм, модные магазины предметов интерьера и прочие заведения для обеспеченной публики.

Большой проспект Васильевского острова, хотя и значительно шире и окружен нарядными бульварами, куда проще и демократичнее своего «однофамильца». Если же свернуть с него на одну из знаменитых василеостровских линий или в какой-нибудь невзрачный переулок – можно оказаться в местах и вовсе диких и опасных. Где мало что изменилось с начала двадцатого века, где за старинными фасадами расположились бесконечные мрачные дворы, а закон и порядок устанавливает крутая василеостровская шпана.

В одном из таких переулков располагался подвальчик, известный местным жителям под экзотическим названием «Сингапур».

И именно в этом подвальчике дядя Вася рассчитывал найти нужного человека. Во всяком случае, именно здесь ему уже не раз случалось его находить.

Оставив свою тезку и напарницу Василису в машине, он настрого наказал ей не соваться за ним в пивную.

– Не место там приличной девушке вроде тебя! – заявил он и спустился по ступенькам «Сингапура», вытертым ногами многочисленных завсегдатаев.

– Только вы недолго… – заныла Василиса, – а то пойду вас искать…

– Сколько надо, столько и буду там сидеть! – отрубил дядя Вася. – А ты много воли взяла, как я посмотрю…

В полутемном подвальчике, за потертыми, залитыми пивом столами сидели унылые, побитые жизнью немолодые субъекты со следами хронического алкоголизма и тяжелого похмелья на помятых физиономиях и по десятому разу рассказывали друг другу истории своего былого процветания.

– Ты вот думаешь, я кем раньше был? – вещал лысый мужик с помятым лицом, обращаясь к маленькому вертлявому типу с бегающими глазами. – Ну вот кем?

– Не знаю, Костенька! – отвечал вертлявый, хотя слышал эту байку едва ли не двадцать раз. Он готов был слушать ее еще двадцать, если в итоге его ожидало бесплатное угощение.

– Я ведь раньше ик… ик…

Лысый запнулся на трудном слове и громко заикал. Собеседник крепко хлопнул его по спине, и заковыристое слово выскочило из глотки лысого, как рыбья кость:

– Ик… спедитором был! – гордо проговорил лысый и значительно поглядел на вертлявого. – Это, я тебе скажу, очень от… ответ… ответственная должность! Ик-спедитор, он ведь за все отвечает! Куда доставить, кому доставить и, главное дело, чтобы вовремя! И не дай бог по дороге куда-нибудь заскочить… к примеру, горло промочить или там еще чего…

– Да что ты говоришь, Костенька! Это же просто невозможное дело! – льстиво поразился вертлявый и недовольно покосился на проходящего мимо Василия Макаровича.

Впрочем, дядю Васю его дела не интересовали. Он направлялся к стойке, за которой возвышался необыкновенно толстый человек с кустистыми рыжими бровями казацкого атамана и головой круглой, голой и блестящей, как огромный бильярдный шар. Он тщательно перетирал пивные бокалы салфеткой подозрительного цвета и внимательно разглядывал каждого нового посетителя, осуществляя то, что в более фешенебельных заведениях называют фейсконтролем.

Заметив дядю Васю, он улыбнулся и проговорил:

– Никак Макарыч пожаловал! Какие люди – и без охраны! По делу к нам или так – пивка выпить?

– Здорово, Тюлень! – ответил Василий Макарович. – И пивка, само собой, и по делу. Мне бы Таракана повидать. Здесь он?

– Ну, Макарыч, я на тебя удивляюсь! – Тюлень подозрительно скривился. – Ты же, я слыхал, на пенсии? Или обманули меня? Не отпустили тебя на заслуженный отдых?

– На пенсии, на пенсии! – успокоил его дядя Вася. – У меня к Таракану интерес чисто теоретический…

– Вот не люблю я всех этих ученых слов! – поморщился Тюлень. – Никогда не поймешь – то ли ты меня обидеть хочешь, то ли просто выпендриваешься… по-русски, что ли, не можешь сказать – зачем тебе Таракан понадобился?

– Можно и по-русски! – фыркнул Василий Макарович. – Человечка одного ищу, а Таракан – он такой, он же всех знает…

Тюлень удивительно артистично пошевелил бровями, наморщил лоб и нацелил крупный, похожий на картофелину нос, словно стрелку компаса, на бисерную занавеску возле стойки.

Василий Макарович кивнул и нырнул за эту занавеску.

За этой занавеской располагалось отдельное маленькое помещение, куда допускали исключительно здешних ВИП-клиентов, то есть людей, особо приближенных к владельцу «Сингапура». Сейчас в ВИП-зале было почти пусто. Только за угловым столиком играли в карты трое мрачных типов с уголовными замашками и красноречивыми наколками на руках, да посреди комнаты подозрительный субъект с длинными, уныло обвисшими усами удивленно разглядывал пустой стакан. Именно к этому субъекту и направился Василий Макарович.

– Здорово, Таракан! – проговорил, подсаживаясь за стол. – Как жизнь? Как успехи? Поделись творческими планами! Народ хочет все знать про своих героев!

– Макарыч? – проговорил тот удивленно и зашевелил усами, как настоящий таракан. – Какими судьбами? Давненько мы с тобой не видались!

– Неужели соскучился? – недоверчиво спросил дядя Вася.

– Врать не буду, не скажу, чтобы сильно скучал. Но раз уж пришел – можно и выпить, ежели, конечно, ты угостишь… – И он грустно посмотрел на свой пустой стакан.

– Угостить можно, отчего же не угостить… – Василий сделал знак здешней официантке Раечке, разбитной особе неясного возраста в кокетливом кружевном переднике столь же сомнительной свежести, как и Раечкина репутация.

Раечка моментально уловила этот сигнал и подлила в стакан Таракана водки. Усы Таракана распушились, он поднял стакан и влил его содержимое в свой измученный воздержанием организм.

Глаза его заблестели, на лице появился румянец, и Таракан, отставив опустевший стакан, повернулся к дяде Васе:

– Вот теперь я стал человеком! Теперь я готов к деловым переговорам! Готов, как говорится, к труду и обороне! Об чем же мы, Макарыч, будем с тобой разговаривать?

– Как обычно, Таракан, разговор наш коснется кадрового вопроса. Ты ведь, как начальник отдела кадров, всех людей знаешь…

– Всех не всех, а кое-кого знаю… А кто тебя конкретно интересует? – Один ус Таракана подозрительно поднялся к потолку, второй же, наоборот, уныло поник.

– Конкретно меня интересует Шнурок.

– Шнурок? – удивленно переспросил Таракан. – Вот уж нестоящий фраер! Мелочь пузатая, шестерка пик… правда, слыхал я тут от одного, что Шнурок к какому-то серьезному человеку пришвартовался, да только не очень я верю. Серьезный человек Шнурка к себе и на версту не подпустит, потому как шестерка – она в любой колоде шестерка, от нее одни неприятности…

– А где бы мне этого Шнурка перехватить? – спросил Василий Макарович, перегнувшись через стол. – У меня к нему деловой разговор имеется.

Таракан огляделся, заметил Раечку и махнул ей рукой:

– Освежить!

Официантка, ни слова не говоря, подошла к столу и вопросительно взглянула на дядю Васю.

– А ты не того… не скиснешь? – спросил тот, недоверчиво покосившись на Таракана.

– Я?! – воскликнул тот. – Обижаешь, Макарыч! Ежели водка не паленая, так что мне с нее будет?

Дядя Вася кивнул Раечке, и та снова наполнила стакан Таракана. Тот присосался к стакану, прикончил его в считаные секунды и снова поднял глаза на Василия Макарыча:

– Так об чем мы, Макарыч, гуторили? Чтой-то я подзабыл…