Елена Логунова - Джип из тыквы Страница 25

Я заливаюсь смехом:

– Ветеринар нужен не мне, а моей собаке! То есть не совсем моей, потому что она потерялась, а я ее нашла, но пока я ей вместо хозяйки, значит, должна бедняжку подлечить. Белка лапу порезала, надо ее доктору показать.

– У тебя еще и белка? – удивляется Саныч.

Ха! Ты у меня скоро забудешь, что такое невозмутимость! С эмпатом поведешься – эмоций наберешься!

– Белка – это и есть моя собака, – радостно похрюкав в кулачок, объясняю я. – Кличка у нее такая незатейливая: Белка. Так ты нам поможешь или нет?

– Уже еду.

– Ура!

Я победно вскидываю руку и тут же спохватываюсь:

– То есть большое спасибо! Белка тебе будет очень признательна.

Саныч громко фыркает и отключается.

А чего фыркнул-то? Не ищет собачьей признательности? А чьей ищет?

Вообще-то – это тоже риторический вопрос.

Улыбаясь, как деревенская дурочка, сижу на крылечке. Жду.

Хотела на досуге подумать о поиске пропавших, но не могу: все мои мысли о Саныче.

А осень такая красивая! Небо голубое-голубое, чистое и блестящее, как новенькое, еще не поцарапанное изнутри ведерко для песочницы. Воздух прозрачный и вкусный, а солнечный свет рассеянный, оседающий на ресницах томно прижмуренных глаз золотистой пудрой.

Верная Белка чинно сидит рядом, приятно согревая мой правый бок своим мохнатым телом, и при появлении Саныча молотит по крыльцу хвостом.

– Любовь с первого взгляда? – ехидничаю я с легкой ревностью.

– Я с собаками дружу, – важно заявляет Саныч и торжественно пожимает Белкину лапу. – Поехали?

Мы едем в город, находим работающую ветеринарную клинику и показываем Белку тамошнему айболиту. Доктор промывает порез, накладывает мазь с антибиотиком и выдает мне тюбик препарата и инструкции:

– Еще дня два-три мазать утром и вечером и не давать собаке разлизывать рану.

– А как не давать? – спрашиваю я, выказывая полное отсутствие опыта. – Намордник на нее надеть?

– Зачем такой славной собаке намордник? Носочек! – обижается за Белку ветеринар.

Я представляю свою псинку с нарядным гольфиком на морде (шерстяные помпоны на веревочках свисают с носа, как усы), когда Саныч со знанием дела добавляет:

– А в дождь лучше не носочек, а презерватив.

– Чего? – я столбенею.

Чтоб я своей собаке надела на морду такое?!

– Правильно, если мокро – надо замотать лапу стерильным бинтом, а сверху надеть пакетик либо резиновое изделие, – кивает айболит. – Потом натянуть носочек, а его зафиксировать на скакательном суставе лейкопластырем.

Понимаю, что промахнулась, мысленно наряжая собачку, но по инерции упрямлюсь:

– А можно не носочек, а гольфик?

У меня есть прекрасные шерстяные гольфы, как раз для осенней поры.

– Да хоть чулок на кружевной резинке! – разрешает веселый айболит. – Главное, про мазь не забывайте.

Из клиники Белка выходит в элегантной белоснежной портянке из бинта. В награду за терпение я покупаю ей в придорожном кафе гамбургер, и собака с удовольствием его съедает, но вскоре начинает непонятно волноваться.

– Как думаешь, у нее снова лапа разболелась? – советуюсь я с Санычем, озабоченно поглядывая на беспокойную псину.

– А ты когда ее выгуливала? – спрашивает он в ответ.

Я шлепаю себя ладонью по лбу. Все понятно, Белке приспичило в кустики.

Мы съезжаем с шоссе на обочину, и Саныч, невероятно меня смущая, старательно упаковывает забинтованную собачью лапу в извлеченный из кармана презерватив.

М-да, предусмотрительный он мужик, этот Саныч!

Я пламенею щеками и туплю, поэтому предусмотрительный мужик сам выводит Белку на прогулку.

С обеих сторон к дороге близко подступает лес, туда они и направляются. Под ногами и лапами громко шуршат листья, трещат кусты, с пугающим треском ломается коряга – это Саныч успешно пробует силушку богатырскую.

Белка, сделав свое дело, возвращается первой. Неловко прыгнув, хромоножка по уши проваливается в засыпанную листьями водосточную канаву и, энергично переворошив наслоения в ней, выныривает с тряпкой в зубах.

– Выбрось, Белка, немедленно! Это кака! – кричу я.

– Собаке надо говорить: «Фу!» – авторитетно сообщает Саныч. – Фу, Белка! Фу!

– Фу! – вторю я.

А Белке начхать на наше синхронное фуканье, она упорно тащит свою добычу в машину и нагло лезет с ней ко мне.

– Что за дрянь? – кривлюсь я, брезгливо поднимая двумя пальчиками грязную тряпку.

– Вроде шорты? – присмотревшись, неуверенно говорит Саныч. – Вроде женские.

Он смотрит на Белку и хихикает:

– Собачка решила приодеть хозяйку? Шорты в обмен на обещанный гольфик!

– Юморист, – сержусь я.

Опускаю стекло, чтобы зашвырнуть подарочек назад в канаву, но замираю, вспомнив: это со мной уже было!

Опять дежа вю!

Не глядя на Саныча (а он смотрит на меня во все глаза, но, спасибо, помалкивает), заворачиваю Белкину добычу в целлофановый пакет и прячу сверток в сумку.

– И не спрашивай меня, зачем я это делаю! – ворчливо говорю Санычу.

– Разумеется, я не буду спрашивать, – отвечает он голосом, каким опытный психиатр разговаривает с припадочными пациентами. – Надо так надо.

«И тебя вылечат, и меня вылечат!» – ехидно жужжит мой внутренний голос.

Мы едем дальше. Белка, высунув язык, сопит за моим плечом. Саныч с непроницаемой мордой смотрит на дорогу, но я уверена – за каменным фасадом бурлят невысказанные чувства.

Поддаюсь искушению и смотрю на него супервзглядом эмпата.

Вот ведь зараза!

Саныч красиво светится желто-зеленым, призрачно-золотистым, как липа в цвету. Оказывается, он изнывает от веселого любопытства и с трудом сдерживает смех.

– Всегда хотела такие шортики, – объявляю я, чтобы хоть как-то объяснить свой поступок. – Интересный фасон, распорю их и сделаю выкройку.

– И размерчик вроде твой, – согласно гудит Саныч.

– А вот это особенно интересно, – бормочу я.

Саныч не торопится уезжать, и мы все вместе идем на прогулку по курортному парку.

Самая разговорчивая из нас – Белка. Она находит ежика и пытается с ним общаться, азартно облаивая колючий клубок. Я боюсь, что в такой компании неразумная собака себе еще что-нибудь поранит, и оттаскиваю ее подальше от ежа. Саныч говорит, что это бессмысленно, ведь у Белки охотничьи инстинкты и нюх. То есть она себе и другого ежа найдет.

– Интерес Белки к ежикам мне понятен, – бурчу я, зверски пиная кучу листьев.

И Саныч догадывается, о чем я думаю:

– Непонятен интерес собаки к той тряпке?

– Ага.

Я поднимаю голову и выжидательно смотрю на умника:

– Можешь объяснить?

– Это же молодая собака, любопытная! – пожимает плечами Саныч. – Ей все интересно: бегать за кошками, валяться на тухлятине, рыться в помойке, охотиться за случайными прохожими. К тому же собаки любят мягкие игрушки. Может быть, тряпка напомнила ей что-то из прошлой жизни?

– Из прошлой жизни, – повторяю я и потираю лоб.

Вот и мне эти шорты напомнили что-то из прошлого. Такую же джинсовую тряпицу я сама выбрасывала в окошко машины!

Но это не может быть та же самая тряпка. Эту Белка нашла на подъезде к Кипучеключевску со стороны краевого центра, а от той я избавилась по дороге с моря.

– Ты же у нас, похоже, эксцентричная барышня была! Может, у тебя имелась такая традиция – выбрасывать шмотки за борт в районе Кипучеключевска всякий раз, когда ты там ехала, не важно, с какой стороны? – язвит мой внутренний голос. – Типа, регулярный салют городу из подручных материалов и вещей?

– А Белка уловила мой запах на тряпке и потому принесла ее мне? – шепчу я, разговаривая сама с собой.

– Что? – переспрашивает Саныч.

– Где? – просыпаюсь я.

Наверное, вид у меня в этот момент особенно нездоровый, потому что Саныч хмурится и говорит:

– Тебе надо отдохнуть. Я уже поеду.

Романтической прогулки не получилось.

Саныч уезжает, я отвожу Белку в сторожку к Петру, хромаю в свое бунгало и там продолжаю серию странностей очередным идиотским поступком: укладываю помоечные шорты на пол и долго рассматриваю их в проекции «вид сверху», забравшись с ногами в кресло.

Шорты как шорты, что о них еще сказать?

Модель унисекс, сгодилась бы и девушке, и юноше. Размер сорок четыре – сорок шесть, короткие, потрепанные, в пятнах неведомого происхождения. Похоже, незатейливый хенд мейд: когда-то это были джинсы, потом их обкромсали тупыми ножницами, не озаботившись подрубить края, которые в процессе носки закономерно обзавелись неровной бахромой. Блямба из коричневой искусственной кожи на поясе сзади уверяет, что поруганные штаны произошли из Италии и состоят в родстве с благородным семейством Гуччи, но верить этому не стоит. Качество материала и работы с головой выдает дешевую китайскую подделку.