Дарья Донцова - Укротитель Медузы горгоны Страница 25

Я послушно перевернула страницу и приоткрыла рот. Снимок запечатлел ангела со злым лицом, сделанного из желтого металла. Ушлая корреспондентка сняла его со всех сторон, и я увидела гравировку «ОЗА». Я быстро вытащила свою находку. Фигурки походили друг на друга, как две ложки геркулесовой каши.

Я скрутила журнал в трубочку, встала, вышла в коридор и сразу наткнулась на Витю, который нес чашку с дымящимся капучино.

– Степа, ты куда? – зачастил бармен. – Немедленно вернись на место!

– Почему ты решил, что имеешь право командовать мною? – удивилась я.

– Выпей, плиз, – заныл он.

– Не хочу, – ответила я. – Спасибо за заботу, но мне пора.

– Миша велел тебе сидеть на диване, вернись в кабинет, – настаивал бармен.

Последние два дня выдались нервными, и у меня сдали нервы:

– Михаил не имеет права контролировать мое поведение! Ясно?

Витя попятился, а я пошла в гримерку Розалии Марковны, чтобы собрать разложенную там косметику и кисти.

В уборной меня ждал неприятный сюрприз. Все палетки с тенями и румянами оказались открытыми. Кто-то, взяв кисть для подводки нижнего века, засунул ее в перламутровый блеск для губ, а потом швырнул на край стола. Эта же особа попользовалась светлой рассыпчатой пудрой и той же кисточкой пошуровала в бронзаторе. Тубус с тушью для ресниц валялся без колпачка, теперь ее придется выбросить. Как и все перечисленное раньше.

Мало кто из женщин задумывается о том, что косметика может быстро испортиться, если ею неправильно пользоваться, а еще она имеет срок годности. Приобретая в магазине товар, нужно всегда тщательно проверять, какая дата стоит на упаковке. Нет, губная помада не превратится в яд, вы не отравитесь, если, конечно, используете продукцию хорошей фирмы, а не купили мазилку в ларьке с вывеской «Любой товар по десять рублей». Но она будет наноситься неровно, растечется, размажется, приобретет неприятный запах или вкус. Кстати, хотите совет? Если у вас тонкие губы и помада постоянно съедается, то купите стойкую, но только не в виде столбика, а ту, что наносится кисточкой или аппликатором. Берите колер «nude», естественный оттенок, и применяйте его как базу, наложите один раз, а поверх накрасьте губы своей любимой помадой. Она гарантированно продержится всю вечеринку. Вот только не ешьте ничего, содержащее жир, он снимает косметику, ограничьтесь фруктами, овощами. Заодно и фигуру сбережете. Вообще-то на тусовках от пуза едят только уж очень голодные люди или журналисты, остальные ограничиваются клубникой и конфетами.

Я молча собрала свои вещи. Лариса, лучшая подруга Фаины, решила не упустить свой шанс. Интересно, она, как Миша, подумала, будто Розалия мертва? Или сообразила, что актрисе плохо, но звать на помощь не стала. Ринулась в костюмерную, схватила платье Джульетты, прибежала в гримерку Глаголевой, накрасилась и помчалась на сцену. Небось двери обоих помещений были, как всегда, не заперты, заходи кто хочет. В «Небесах» работают на редкость беспечные люди, здесь вообще не пользуются ключами, все нараспашку.

Я пересчитала кисти. Одной не хватало. Ну и где она? Может, упала на пол? Я села на корточки, потом встала на четвереньки, подняла свисавший с дивана плед, заглянула под него и увидела потерю. А рядом с ней лежал круглый спонжик. Похоже, Лариса просто отшвыривала вещи, которые ее раздражали, нервы у девицы, несмотря на ее молодость, никуда не годятся.

Я поняла, что мне придется забраться под диван, иначе не достать кисточку, что я и сделала. Плед вновь свесился вниз, и мне на секунду показалось, что я вернулась в детство.

Я обожала играть в прятки. Учитывая, что я жила в гостинице «Кошмар в сосновом лесу», которым тогда владела Белка, я могла так спрятаться, что и за месяц не найти. Но я всегда бежала в бабушкин кабинет и забивалась под софу у окна. На нее было накинуто огромное, касающееся пола покрывало, и мне там становилось уютно, совсем не страшно. А Белка ходила по комнате, открывала шкафы, поднимала подушки на креслах, шевелила занавески и громко вопрошала:

– Где Степашка? Где она? Где?

Когда бабуле надоедало «искать» внучку, она садилась на диван, закрывала глаза руками и принималась громко, демонстративно всхлипывать. Я выбиралась наружу и бросалась к ней со словами:

– Бабуля, не плачь! Я никогда тебя не брошу!

Но сейчас никто не станет играть со мной в прятки, надо вылезать.

Дверь заскрипела, раздалось тихое шарканье. Я очень осторожно приподняла край пледа и увидела черную юбку, чулки телесного цвета и зеленые тапочки. Лица дамы я не видела, зато слышала, как она осторожно открывает всякие коробочки на гримерном столике. Потом она схватила розовый шарф, висевший на кресле, и тихо замурлыкала себе под нос:

– М-м-м!

Под диваном было пыльно, я старалась глубоко не дышать, но в какой-то момент все же сделала полный вдох и громко чихнула. Женщина замерла и знакомым голосом спросила:

– Кто здесь?

– Степанида, – ответила я, чувствуя себя полной дурой.

– Ты где? – изумилась невидимая собеседница.

Я высунула голову из-под дивана.

– Тут.

Женщина повернулась.

– Оля? Что ты тут делаешь? – спросила я.

– Разреши переадресовать вопрос: а ты что здесь делаешь? – надулась Таткина.

Я выползла из-под дивана.

– Кто-то зашвырнул туда кисть и спонжик.

– А-а-а, – протянула костюмер. – А я пришла забрать бижутерию, которую нахватала Глаголева. У нее прямо болезнь на блестящее. На все спектакли ей нужны браслеты в три ряда, бусы, серьги. Только кольцо в нос не засовывала.

– На тебе шаль Розалии, – напомнила я.

– Не удержалась, примерила, – заговорщически подмигнула мне Ольга. – Больно цвет красивый. И качество шикарное. Понятно, Эрмес!

– Это фейк, – улыбнулась я. – Правда, неплохой.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Таткина.

– Эта шаль подделка под изделие мирового бренда, – пояснила я.

– Нет, это настоящий Эрмес, – уперлась костюмерша. – Видишь, по материалу везде разбросана буква «н», это их отличительный знак.

Я стащила со спорщицы платок и расстелила его на диване.

– Смотри, «н» крохотная, и у нее левая ножка выше правой, буква немного кособокая. А у подлинного изделия она большая и ровная.

– Ну, может, шаль бракованная, – предположила Ольга, – поэтому ее по дешевке продали.

– Такие бренды, как Эрмес, никогда не станут торговать некондицией, – покачала я головой, – они дорожат репутацией. Вот и ответ на вопрос, откуда у Розалии деньги на дорогие обновки – она покупает хорошо сделанные фейки, которые даже специалист издалека за «родную» вещь примет. Думаю, ее вчерашний тюрбан тоже родился не во Франции, а в подпольной мастерской где-нибудь в Китае или во Вьетнаме. Впрочем, платье и пояс из стразов тоже оттуда.

Таткина села в кресло.

– Вчера Розалия щеголяла в костюме Шанель. Узкая юбка, которая на ней, как на корове седло сидела, и пиджачок. Все из твида, голову она ничем не заматывала. А вот позавчера – да, щеголяла в платье с поясом из разноцветных камней, на башке чалма наверчена. Ты перепутала.

– Вероятно, – пробормотала я.

– Роза каждый день в новом, – с завистью пробубнила Оля.

– Ты права, – на всякий случай согласилась я.

– Думаешь, и Шанель ее на китайской коленке сшита? – спросила Таткина.

– Не разглядывала пристально костюм, – вздохнула я, – поэтому ничего сказать не могу. Но обычно цены на классику от Коко в России стартуют с пяти тысяч евро. Во Франции вещи дешевле, хотя тоже даром не отдаются.

– Вау! – подскочила Ольга. – У Глаголевой столько денег нет. Не знаю, сколько ей Лева платит, но уж точно этого на шикарную жизнь не хватит.

Я села на диван.

– У многих актрис есть богатые фанаты, которые делают им подарки.

– Только не у Розалии, – ухмыльнулась костюмерша. – Наша звездища по молоденьким специализируется. Ты в курсе? Подыскивает себе парней из детского сада, развлекается с ними, а потом…

– Каждый живет, как хочет, – остановила я Олю.

– Она просто старая б… – не успокаивалась Таткина. – Самомнения через край, вечно твердит про свою гениальность. От ее рассказов про Альберта Сергеевича меня блевать тянет. Думаю, она и тебе о Вознесенском врала.

– Слышала от нее пару раз упоминание о великом Альберте, но постеснялась спросить, кто это такой, – улыбнулась я.

Глава 18

– Ты ничего не знаешь про Альберта? – поразилась Оля.

– Извини, если разочаровала, но нет, – подтвердила я.

– Ну да, ты же не из нашего мира театра или кино, – кивнула Оля. – А кто у вас в моде самый великий?

– Трудно назвать одну фамилию, мэтров было и есть много, – улыбнулась я. – Из покойных Шанель, Ив Сен Лоран, Версаче, Диор. Из ныне здравствующих Карл Лагерфельд, Роберто Кавалли, Соня Рикель.

Таткина тоже села на диван.