Елена Логунова - Хижина тети Томы Страница 25

– По-моему, это не самый актуальный вопрос! – покритиковала меня Тяпа.

– Я не утверждаю, что он номер один по важности, просто он самым первым пришел мне в голову, – оправдалась я.

– Записывай вопросы, – посоветовала Нюня.

Это было толковое предложение, но реализовать его оказалось непросто. Мемуаров никто из обитателей нашего курятника пока не писал, так что принадлежностей для письма в домике не было. Подумав немного, ручку я заменила косметическим карандашом, но бумагу нашла только туалетную. Использовать не по назначению ватерклозетный папирус показалось мне оскорбительным для высокого искусства сыска и следствия, и тут я вовремя вспомнила о блокноте, который конфисковала в ходе обыска в Ромином скворечнике.

– Раньше это была шпионская записная книжка – теперь будет детективная! – постановила я, открывая чужой блокнот, исписанный всего на треть или даже меньше.

Банковская купюра, исполняющая роль закладки, мне мешала, и я бесцеремонно вытряхнула ее. Пятисотка спланировала на парту и легла рядом с фальшивым пятаком. Лишь благодаря этому компрометирующему соседству я удостоила банкноту особого внимания и с большим интересом ее рассмотрела.

Купюра была волнистая, вроде как мятая, похоже, она сначала сильно намокла, а потом просохла, но при этом утратила свежесть и как будто даже полиняла.

– Может, Рома сунул пятисотку в блокнот, а потом между зеркалом и стеной для того, чтобы она просохла? – предположила Тяпа.

– Стирал он ее, что ли? – удивилась Нюня.

– Ага! Деньги отмывал! – хохотнула моя нахалка.

– Так. Есть у меня одно нехорошее предположение, которое нуждается в срочной проверке! – сообщила я и встала из-за парты.

Тетя Люся сидела в своем виноградном офисе, шикарно курила «Мальборо» в янтарном мундштуке и читала Томаса Манна.

– Тетечка Люсечка, вы не одолжите мне пятьсот рублей одной купюрой, на полчасика всего? – на одном дыхании протарахтела я, врываясь под зеленый свод.

Хозяйка сделала длинную затяжку, потом отвела в сторону руку с дымящей пахитоской и посмотрела на меня долгим взглядом психиатра, прикидывающего, не пора ли звать к пациенту санитаров. Я мысленно оценила состояние своих финансов и спешно добавила фразу, которая должна была убедить тетю Люсю в крепости моего рассудка:

– Верну через полчаса на полтинник больше!

Хозяйка выпустила в просвет между кружевными листьями сизую струю дыма и подарила мне монарший кивок:

– Я беру десять процентов в день, а не в час! Вернешь пятьсот десять, этого будет достаточно.

Потрясенная такой неслыханной щедростью, я с благодарностью приняла протянутую мне купюру и удалилась, пятясь и часто приседая в благодарственных книксенах.

Следующие пятнадцать минут я посвятила сравнительному анализу двух банкнот. Я их мяла, щупала, смотрела на просвет, терла сначала сухой, а потом мокрой зубной щеткой, сгибала пополам и снова терла… Не рискнула только поливать кислотой и поджигать, чтобы не испортить подлежащую возврату купюру хозяйки.

В результате многоэтапного эксперимента выяснилось следующее. Купюра номер один (изъятая из блокнота) отличалась от тети-Люсиного образца цветом и качеством бумаги. У первой пятисотки бумага была более тонкой, а цвета более тусклыми. Тонюсенькие волосинки, микроскопическими червячками разбросанные по банкнотам, в первом случае оказались нарисованными. Водяных знаков на Роминой пятисотке я не нашла вовсе, а серебристая полосочка, пунктиром тянущаяся поперек купюры, оказалась приклеенной. В общем, дураку было ясно, что денежка фальшивая.

Тяпа и Нюня – обе не дуры – все поняли и потрясенно молчали. Я спрятала поддельную купюру за обложку блокнота и нервно побарабанила пальцами по парте.

– А ведь фальшивый пятак тоже был из Роминого кармана, – подала голос Тяпа.

– Сначала фальшивый пятак, потом поддельная пятисотка – ясно, что это не случайное совпадение, – встревоженно сказала Нюня.

Я вполне понимала и разделяла ее беспокойство. Похоже было, что я вляпалась в криминальную историю со сложным сюжетом: тут тебе и сексуальные маньячества, и шпионские шифровки, и фальшивые деньги, и даже убийство! Такой сюжет мог оказаться в прямом смысле головоломным.

– Предлагаю все бросить и уехать домой, к папе и маме! – подрагивающим голосом предложила трусиха Нюня.

– Никогда! – решительно ответила Тяпа.

Я задумалась. С одной стороны, вернуться под крылышко к папе, маме, бабушкам и дедушкам было бы совсем неплохо. Дома, за спинами любящих родственников, я буду как в крепости. К тому же не придется больше заниматься унизительным собирательством на пляже. Некоторое время можно будет вообще ничего не делать, с удобством сидя на шее у родителей и неспешно врачуя свою израненную душу.

Я представила нашу фамильную дачку на хуторе Маркса, плетеное кресло-качалку на тенистой веранде, большую миску со сколотой эмалью, полную спелых яблок, сонную кошку Мусю на полосатом половике, и мне нестерпимо захотелось позвонить домой. Нет, лучше не домой, а папе на сотовый, чтобы мама не слышала, как он будет меня ругать. Мама всегда очень переживает, когда папа слишком строг с ее маленькой дочуркой.

Чтобы позвонить отцу, нужно было найти телефон. Я приехала в Татьянку без мобильника, совершенно сознательно лишив любящих родственников возможности днем и ночью названивать мне с увещеваниями и уговорами.

Ближайший телефон был в «Рузанне». Туда я и направилась, по пути заскочив к тете Люсе, чтобы отдать ей пятьсот рублей – вместе с оговоренными заранее скромными процентами и благодарственными словами.

В просторном холле «Рузанны» было сумрачно и прохладно. На высокой стойке ресепшена грудью лежала особа в красном пиджаке из тех, которые новые русские давно посдавали в секонд-хенд. На голове у особы высилась тщательно отутюженная алая пилотка. Заглядевшись на этот яркий образец головных уборов испанских коммунистов, я не сразу обратила внимание на менее броские волосы особы и не узнала в ней Рыжую Наташку. Успела вежливо спросить:

– Добрый день, вы не позволите мне воспользоваться вашим телефоном?

– Привет, Танюха! – радостно завопила Наташка, широко раскинув руки поверх подковообразной стойки.

– Привет! – ответила я, смущенная столь горячим приемом.

С учетом разделяющей нас высокой стойки, обнять меня Наташке было бы затруднительно, поэтому она ограничилась тем, что с двух рук послала мне сочные воздушные поцелуи.

– Как дела? – улыбаясь, спросила она.

– Идут, – уклончиво ответила я, не планируя вдаваться в шокирующие подробности. – А у тебя?

– А у меня летят! – похвасталась Наташка. – Видишь, я уже на новой работе! Та-та-ти, ти-ти-та!

Она уперла кулачки в красные пиджачные бока и задорно покружилась.

– Шикарное заведение, постояльцы сплошь толстосумы, есть даже один холостой миллионер! – понизив голос и прикрывшись ладошкой, доверительно сказала Наташка. – Вот сойдет мой остаточный фингал – сразу начну строить ему глазки!

– Синяка уже почти не видно, – сказала я, чтобы сделать ей приятное. На самом деле небольшая припухлость под глазом была еще заметна, но дорогой тональный крем творил чудеса. – Можно, я позвоню по вашему телефону в город?

– Запросто! За счет заведения! – кивнула Наташка и придвинула ко мне аппарат.

Я сняла трубку, оттопырила указательный палец и сосредоточилась. Вообще-то у меня хорошая память, но я редко даю себе труд запоминать телефонные номера, а просто так, без усилий, они мне не даются. Это у меня с детства. Дедушка – он до перехода на ответственную работу в коридорах власти был преподавателем математики – объясняет проблему тем, что у меня системный ум, которому претят всякие элементы хаоса. Дедушка мне льстит, но истина, как говорится, где-то рядом. В самом деле, чтобы набор цифр осел в моей памяти, нужно, чтобы он был мало-мальски осмысленным.

В свое время любящий дедушка специально для растяпы-внученьки придумал занятный способ запоминать всяческие даты, номера, адреса и иные сложные сочетания букв и цифр. Для этого в комбинации знаков нужно найти какую-то закономерность. Например, адрес Райки Лебзон в бытность ее моей однокурсницей и жительницей России, был таков: город Черновцы, улица Ленточная, дом 19, квартира 24. Я запомнила его легко, потому что проассоциировала адрес с… похоронным венком. Райка, узнав об этом, была в шоке, но я объяснила ей суть дедушкиного метода и провела параллель: город Черновцы – «черная», улица Ленточная – «лента». А где бывают черные ленты? Правильно, на траурных венках. Номера дома и квартиры я объединила, получилось 1924 – год смерти Ленина. Райка, правда, нашла дедушкин метод слишком сложным и неудобным.

Папин мобильник отзывается на трудный для запоминания федеральный номер 8-918-232-11-09. Но обязательные к употреблению восьмерку и трехзначный код можно было не запоминать, следующую за ним цифру тоже, потому что в нашем городе все телефонные номера начинаются с двойки. Затвердить нужно было всего три пары цифр. Я долго мучилась, не в силах запомнить эту абракадабру, но бесценный дедушка-математик посоветовал мне воспринимать цифры не строго попарно, а в последовательности: три, два, один, десять, девять! Получилось подобие обратного отсчета. Теперь у меня одна только проблема: вспомнить, с какой цифры его начинать.