Элизабет Питерс - Напиши мне про любовь Страница 25

— Расскажите, в чем дело, мисс Валентайн.

Как и многие писатели, Королева Любви не отличалась хорошо подвешенным языком.

— Ну... э-э... там вышла путаница с бокалами. Я должна была взять один, потом взяла другой, а в конце концов мне не достался ни тот ни этот. А Дюбретта взяла тот, который предназначался мне.

О'Брайен заморгал:

— Нельзя ли еще раз и с самого начала, мисс?

На лице Валентайн застыл испуг. Она изложила ситуацию как могла и явно не в силах была ничего разъяснить. На помощь ей пришел Макс:

— Суть в том, лейтенант, что никто не знает наверняка, кому какой бокал достался.

— А вас я и не заметил! — огорчился О'Брайен. — Вы кто?

Макс улыбнулся:

— Меня многие не замечают, лейтенант, — не бросаюсь в глаза. Я Макс Холленстайн, импресарио мисс Валентайн. Вино по бокалам разливал я и, пожалуй, знаю не больше остальных — то есть совсем немного. — После чего поведал О'Брайену, как все случилось, тактично умолчав о настояниях тетушки Хэтти, чтобы Лори позволили вручить бокал Валери Валентайн, и подытожил: — Честно говоря, не представляю, как бы кому-то удалось схимичить с конкретным бокалом, если вас именно это интересует, Их передавали туда-сюда, точно обделавшихся младенцев.

— Но она взяла мой бокал, — настаивала Валентайн. — Тот, что Хэтти вырвала у меня. Хэтти поставила его на стол, а Дюбретта взяла. Выпила не больше половины — и упала.

Скрытый смысл этого страстного и весьма оригинального заявления ускользнул от Хэтти — на вопросительный взгляд О'Брайена она ответила недоуменной гримасой.

— Что ж, мисс Валентайн, — О'Брайен вздохнул. — Заключение коронера я еще не получил, но, похоже, у Дюбретты случился сердечный приступ. Это должно вас успокоить. Если, конечно, у вас нет врага.

— И не один, а целых сто! — воскликнула Хэтти. И развила эту тему, более или менее в тех же выражениях, что и несколько минут назад. Но когда О'Брайен спросил, нельзя ли, мол, поконкретнее, Хэтти выпучила глаза, картинно смешалась и наконец изрекла:

— Прежде всего, ее ненавидела Дюбретта.

— Хотите сказать, что она подорвалась на своей же мине? — О'Брайен скривился. — Только не Дюбретта. Она была слишком умна, чтобы совершить такую глупую ошибку. Дело в том, мисс Валентайн, — и вы все, господа, — нет никаких оснований считать, что было совершено убийство, Кому-либо из вас известны сведения, противоречащие этому заявлению?

Все молчали.

— Ну же! — подбадривал О'Брайен. — Может, письма с угрозами или... Слушаю, миссис Кирби!

— Возможно, это не имеет отношения к делу... — начала Жаклин.

Вместо того чтобы ухватиться за столь интригующее замечание, О'Брайен с готовностью согласился:

— Возможно. Итак, дамы и господа, оставляю вас с миром. Ах да... чуть не забыл, зачем пришел. Куда-то подевалась одна штуковина, принадлежавшая Дюбретте. Никто не видел сегодня вечером ее блокнота?

Лица присутствующих выражали недоумение. О'Брайен уточнил:

— Она всегда носила с собой стенографический блокнот. В красной обложке. Говорила, что яркий цвет облегчает его поиски.

— Верно, — кивнула Жаклин. — Она и вчера что-то писала во время лекции.

Воцарилось напряженное молчание. Наконец Джо-Виктор робко предположил:

— Может, он у нее в сумке? Помню, она прижимала ее к себе обеими руками, словно боялась, как бы не украли.

— Точно, — присоединился Макс. — Вы нашли ее сумку, лейтенант?

— Нашли. Но блокнота там не было.

— Но это значит... — Хэтти осеклась.

— Да-да, миссис Фостер?

— Странно. Может, она не брала его сегодня с собой?

— Блокнот был неотъемлемой частью Дюбретты, — возразил О'Брайен. — С таким же успехом она бы вышла из дома без одежды.

— Господи, да кому какое дело до дурацкой тетрадки? — фыркнула Хэтти. — Лейтенант, я требую приставить охрану к бедняжке Валентайн.

— Если бы я счел, что она нуждается в охране, то приставил бы, — отрезал лейтенант. — Больше никто ничего не желает сказать насчет блокнота Дюбретты? Что ж, ладно. Миссис Кирби, я бы хотел перекинуться с вами словечком. Наедине.

Все взгляды устремились на Жаклин. Джеймс шагнул вперед.

— На что вы намекаете, лейтенант? Если вам надо поговорить с миссис Кирби, я настаиваю на своем присутствии.

— Не глупи, Джеймс. — Жаклин встала, крепко зажав под мышкой сумочку-конверт. — Мы с лейтенантом сегодня уже разговаривали; наверняка он хочет что-то уточнить.

Она пригвоздила Джеймса ледяным взглядом. Джин робко коснулась его руки:

— Профессор Уиттиер, прошу вас, не уходите.

Сделать выбор между двумя дамами, одна из которых явно не жаждала его общества, а вторая умоляла остаться, Джеймсу было нетрудно.

— Но, миссис Кирби... — начала Валентайн.

— Не волнуйтесь, дорогая, — успокоила ее Жаклин. — Вам ничего не грозит. Я займусь этим делом.

О'Брайен придержал дверь, и она величественно выплыла в коридор.

— Каким делом? — спросил он, и складки на его впалых щеках обозначились резче.

— Если нет никакого дела, с чего это вам так не терпится отыскать блокнот Дюбретты?

— Полагаете, что лучший способ обороны — наступление? Почему бы вам не отдать мне блокнот, миссис Кирби?

Они вошли в лифт.

— Откуда такая уверенность, будто он у меня? Дурацкий у нас с вами разговор получается, — съязвила Жаклин. — Пять вопросов подряд и ни одного ответа.

— Два из пяти задали вы. Ладно, дам вам один ответ. Чемоданище Дюбретты кто-то обыскал. Она была заядлой курильщицей и никогда не носила портсигар, так что дно ее сумки и все содержимое должны быть засыпаны табаком. А оказалось — ничего подобного.

— Отлично! — восхитилась Жаклин. — Но в вашей логике есть несколько изъянов.

— Не пытайтесь навесить это на официанта, — предостерег О'Брайен. — Там было больше сотни наличными. Уважающий себя вор не оставил бы такую сумму.

— Она могла сама почистить сумку. Перед тем как идти на вечер. И это все, что вас терзало, О'Брайен?

— Вообще-то я собирался просить вас о любезности. Если вы не слишком устали, мне хотелось бы кое с кем вас познакомить.

— Хорошо.

— Это недалеко отсюда и не займет... Вы сказали «хорошо»?

— Да.

— Без вопросов, уверток и встревоженных охов-вздохов?

— Но я вовсе не встревожена. И надеюсь, вы сами скажете с кем, когда сочтете нужным.

— Вы несносны!

— Мне это уже говорили.

На машине О'Брайена не было никаких опознавательных знаков, но место парковки — строго под табличкой «Стоянка запрещена» — выдавало официальный статус владельца авто. Когда они выехали на шоссе, лейтенант сказал:

— Я везу вас к сестре Дюбретты. Она хочет поговорить с человеком, который последним видел ее сестру живой.

— Признаться, вы меня удивили. Много всего знаете — а с виду не скажешь.

— Я тут поболтал кое с кем из свидетелей. Обычная практика, миссис Кирби, рутина. — О'Брайен свернул на Пятьдесят четвертую улицу — тотчас раздался визг тормозов и брань водителя машины, с которой он едва не столкнулся. — Не могли бы вы снять шляпу, миссис Кирби? — с трудом сдерживаясь, попросил лейтенант. — Ни черта не вижу справа.

— Простите. — Жаклин потянулась к шляпе.

О'Брайен с тревогой покосился на парочку длинных стальных булавок, которые она из нее извлекла.

— Уберите их подальше, ладно?

Воткнув булавки в шляпу, Жаклин бросила ее на заднее сиденье. О'Брайен инстинктивно пригнулся.

— А вы, часом, не сунули эти смертоносные штучки Дюбретте в трахею?

Жаклин ответила презрительным молчанием.

Улицы кишмя кишели любителями вечерних пробежек и собачниками. Жаклин всегда дивилась, почему жители Нью-Йорка, которые платят за квадратный фут жизненного пространства чуть ли не больше всех в мире, отдают предпочтение крупным породам — ретриверам, доберманам, сенбернарам. Мимо прошла пожилая пара, ведущая на поводке одинаковых ирландских волкодавов; хотя еще вопрос — кто кого вел...

Вскоре О'Брайен остановил машину у многоквартирного дома, возведенного во времена, когда архитекторы могли позволить себе пофантазировать. Кирпичный фасад, башенки и зубчатые стены с бойницами в стиле Тюдоров — настоящие средневековые укрепления. На звонок ответил привратник, который подозрительно вглядывался в полицейского, пока тот не показал удостоверение.

В квартиру Дюбретты их впустила полная седая женщина. Она попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали, а глаза были заплаканы.

— Извините, что так поздно, Энни, — сказал О'Брайен.

— Ночь и день для нас на одно лицо, Патрик. Уж вы-то должны знать.

— Как она? — негромко спросил О'Брайен.

Женщина скорбно покачала головой:

— Впервые я благодарна господу за то, что она такая, какая есть. К счастью, она не... Тсс.

— Кто это, Энни? — раздался веселый молодой голосок из комнаты в конце коридора. А в следующий миг в дверях возникла хозяйка.