Галина Полынская - Выстрел из бумажного пистолета Страница 25

– Не совсем, – я посмотрела на часы. – Тая, если мы развезем тут спиритизм, то можем опоздать на поезд, давай обойдемся монеткой.

Тая нехотя согласилась.

– Итак, пятьдесят копеек – ты выходишь замуж, герб Украины – ты остаешься холостячкой.

– А если на ребро встанет?

– Тогда будешь ждать ровно полгода, а там видно будет.

– А если в воздухе зависнет?

– Тогда я за него пойду! Все, не мешай.

Тая затаила дыхание, во все глаза глядя на монетку, призванную решить ее судьбу.

– Эх! – воскликнула я, подбрасывая монету.

Она благополучно стартовала в атмосферу, и по красивой траектории полетела куда-то за кровать. Как по команде мы бухнулись на колени и полезли за нею.

– Только не сдвинь! – заклинала Тая. – Только не переверни!

Все в пыли, в грязи, в дохлых мухах недоделанные детективы ползали под кроватью и искали монету.

– Вот она! – воскликнула Таюха.

Она прижала монетку к полу и повезла ее на свет божий. Осторожно, будто боясь, что денежка улетит, Тая приподняла ладонь, и нашим взорам предстал герб Украины.

– Не слыхать тебе, дорогая, марша Мендельсона, – я поднялась с колени и принялась отряхиваться. – Мои соболезнования.

– Да ладно, – отмахнулась подруга, – судьба есть судьба.

Хотя по ней было видно, что она немного расстроена.

– Дома еще устроим спиритический сеанс, – постаралась я утешить. – Если хочешь, можем переиграть.

– Нет уж, – она бросила монетку на стол, – герб так герб, Украина, так Украина. Давай собираться, не хватало еще на поезд опоздать.

Глава двадцать третья

На вокзал мы прибыли за полчаса до отхода поезда, успели еще запастись прессой, пепси-колой и выкурить по сигарете.

– Жаль… – вздохнула Тая, стряхивая пепел на заплеванный перрон.

Я думала она все об Украине сожалеет, оказалось, что нет.

– Хорошие приключения намечались, – задумчиво рассматривала будущих пассажиров подруга. – Симпатичные были пареньки, особенно Марк.

– Нам ли, следователям, быть в печали, – бодрилась я, – в Москве что ли мало Марков? Раз ты теперь замуж не выходишь, все Марки твоими будут.

– Ничего ты, Сена, не понимаешь.

Да куда уж мне, с моим бледным видом, да на ярмарку.

Проводники стали загонять народ в вагоны, одновременно вытряхивая оттуда провожающих, а Тая все никак не могла докурить. Взор ее рассеянно блуждал в пространстве. От нечего делать я проследила траекторию ее взгляда. Тая смотрела на группу бритоголовых юношей в светлых одеждах, сломя голову они неслись по перрону вслед за своим гуру в оранжевом… прости господи, не знаю, как называется это элегантное платье-сари. Затормозив у нашего вагона, гуру лихорадочно сверил номер с билетом и пролез внутрь, следом заторопились и остальные.

– Буддизм что ли принять? – задумчиво произнесла Тая, бросая окурок на асфальт и затаптывая его.

– Зачем?

– А что делать, Сена, что?

На этот раз места были получше, в середине вагона. Нашими соседями со всех сторон оказались эти самые буддисты, что повергло подругу в глубочайшее уныние, и она начала вспоминать что-то про атипичную пневмонию.

– Это у китайцев, – прошептала я, – или у корейцев, не помню точно.

– А это что?

– Тише ты, вдруг они наши, советские, и по-русски понимают.

Тая обиделась неизвестно на что и полезла на верхнюю полку, собираясь проспать до самой Москвы. Я устроилась внизу и решила почитать прессу. Покупала ее Таисия и, разумеется, не взяла ни одной нормальной газеты, нахватала одной желтухи, среди этого хлама затесался и наш «Неопознанный труп», вышел таки третий номер, значит теперь доблестный коллектив вовсю рожает четвертый, а это значит, как только я появлюсь в городе, зазвонит телефон, зарычит Конякин и жизнь покатится по привычным серебряным рельсам. То и дело глубоко вздыхая, я принялась листать газету. Чего интересного я собиралась в ней найти и сама не знала, ну не рассматривать же пристально тихих лысых буддистов?

– Сен, дай мне какую-нибудь газету, – прогудела сверху Таиска, и я с готовностью протянула ей «Непознанный мир».

Поезд тронулся, медленно поплыл прочь перрон с провожающими.

Следующей на очереди была газетенка «Светский калейдоскоп». Сразу можно было повеситься от такого названия. Раздираемая зевотой, я стала переворачивать яркие страницы, пестревшие разнообразными непристойными фотографиями звезд. Боже, как интересно, у кого какого цвета трусы на сцене, а кто и вовсе без них выступает! «Попытка самоубийства певицы Аиды!» увидала я громадный заголовок на развороте. Сразу же тоскливо засосало под ложечкой.

– К черту такую славу, – прошептала я, и углубилась в статью.

Некая Лена Голубкина в довольно ехидной форме сообщала, что Аиду бросил спонсор, уставший от ее бесконечных пьянок и наркотически-истерических срывов, ко всему в добавок, он отобрал у нее все права на музыкальный материал и запретил показ в эфире ее старых клипов, то есть, девушка осталась вообще без ничего и на этой почве попыталась покончить с собой. Под этим всем Голубкина подводила морализаторский итог, что если бы Аида вела себя прилично, была бы вся в шоколаде, а так пусть идет работать на Черкизовский рынок, в нашей поп-жоп-индустрии и так всякой дряни хватает. Я так дико разозлилась, что если б эта Голубкина была в пределах физической досягаемости, я ни минуты не колеблясь, отхлестала бы ее этой поганой газетой по мордасам. Нет, все-таки чем дальше, тем сильнее хотелось мне познакомиться с этой бедной Аидой и понять, за что же ее так травят.

В Тайкиной сумке, лежавшей рядом со мной, снова ожил мобильник.

– Дорогая, вас вызывает Артур, – я расстегнула молнию и полезла в сумку.

– Будь добра, скажи ему, что я заразилась от тебя и умерла.

– Чем ты от меня заразилась?

– Коровьим бешенством.

– У меня желудочный грипп, – обиделась я.

– Да хоть чума бубонная! Я сплю, не мешайте мне!

М-да, ее величество явно пребывало не в духе. Я вытащила мобильник, но звонил, оказывается не Артур, а Горбачев.

– Да, Михаил Сергеевич, – ответила я, – здравствуйте.

– Привет, Сеночка, никак не могу до вас, девочки, дозвониться, куда вы пропали?

– Мы в Питер ездили, – честно призналась я, – прогуляться, развеяться.

– Молодцы, Питер это дело хорошее, а когда в Москве будете?

– Думаю, часов в шесть-семь утра. А что?

– У меня дельце для вас наклевывается интересное, возьметесь?

– Смотря, что за дельце, – без особого энтузиазма отозвалась я.

Как не кстати, однако…

– Ладно, это не разговор по мобильному, как приедете, выспитесь, позвони мне, ладно?

– Обязательно.

– Таечке привет.

– Всего доброго.

Отключив аппарат, я убрала его обратно в сумку.

– Горбачев, да? – свесилась сверху Тайкина голова. – Чего хотел?

– Подкинуть нам дельце. Привет тебе передавал.

– А мы хотим расследовать еще одно дело?

– Нет, не хотим, нам бы с Аидой разобраться. Хотя… посмотрим, сколько денег пообещают, может, и возьмемся.

Голова исчезла и появились ноги с грязными пятками, я благоразумно отодвинулась к стенке, чтобы они не наступили мне на голову.

– Ты куда это?

– Пойду, разузнаю, есть ли тут вагон-ресторан.

Господи, за что мне это все?

– Неужели у нас еще остались деньги?

– До Москвы хватит. Ты идешь со мной?

А разве я могла отпустить ее одну?

Буддистам было строго настрого наказано следить, чтобы никто не вздумал поднимать сидение и грабить наши сумки, и мы пошли к проводникам узнавать насчет ресторана. К несчастью в поезде таковой имелся.

– Одиннадцатый вагон.

– Спасибо, – обреченно вздохнула я.

Я страх как боялась переходить из тамбура в тамбур, наступая на шатающееся и гремящее железо, под которым виднелась быстро бегущая земля, но Тайка упорно гребла в одиннадцатый вагон и мне ничего не оставалось, как следовать за нею.

В ресторане оказалось очень мило и пусто. На столиках желтые светильнички и скатерти с оборками, на окнах красивые шторки, на полу ковровая дорожка. Мы присели за столик и открыли меню.

– Ты что будешь?

Вообще-то я ничего не хотела, но что-то взять требовалось, ради составления компании.

– Чай с лимоном.

– Чего так тухло?

– Желудочный грипп, сама понимаешь, особо не раскукуешься.

Подошел молодой симпатичный официант.

– Вечер добрый, – улыбнулся он, – что будем заказывать?

– Принесите нам, пожалуйста, плотный лист бумаги и блюдце, – сказала Таисия. – Если нет блюдца, подойдет и нитка с иголкой.

– И черные свечи, – добавила я.

Глава двадцать четвертая

В половине седьмого утра поезд медленно подкрался к перрону Ленинградского вокзала. Не выспавшиеся и разбитые торчали мы в тамбуре, ожидая, пока состав окончательно пришвартуется к платформе. В сизом рассветном мареве проплывали лица редких встречающих, нас тут никто не ждал.