Валентина Андреева - Новый год со спецэффектами Страница 26

– Давайте об этом потом, а? – попросила я. – Вдруг Василиса Михайловна сможет выйти на волю и еще раз потеряет сознание. Судя по твоему приговору Карлу Ивановичу – сделает это сразу же после того, как окончательно осознает, что мужа все-таки потеряла. Причем навсегда.

Я вспомнила требование бедной женщины посодействовать прекращению возни в холле, и сердце неприятно сжалось: в горячке не обратила на ее слова внимания. Основной шум действительно раздавался сверху, но ведь и в холле слышалась какая-то легкая возня. А если мои приятельницы были наверху… Может, это Денька вела с Бармалеем относительно мирные переговоры?

С лестницы казалось, что мебель в холле, кроме собственноручно сдвинутого мной комода, находилась на своих местах, что не трудно было заметить, ибо к ней, помимо комода, относились только диван, два кресла и вешалка в небольшой нише. Их отсутствие либо перемещение трудно было не заметить даже очень невнимательному человеку. Переезд дивана я бы точно отметила. А вешалке и переехать-то невозможно. Для этого надо сначала разломать нишу. Тем не менее какое-то изменение все же было. И на забитую Бармалеем стрелку с Денькой не спишешь – собака, устав от суматохи, отдыхала наверху. Если, конечно не проснулась от грохота. Может быть, Бармалей разгулялся по полной программе – «Эх, дубинушка, ухнем!»? Но главное, кто мог закрыть на ключ двух дурех, старающихся отыскать мобильник не там, где он может быть, а методом «тыка» – везде и наугад. А еще этот писклявый до жути голосок с угрозами… Отступивший было страх постепенно заполнял мою голову, грозя вытеснить благоразумие. Недавно помянутая в мыслях Денька неожиданно ткнулась в ноги мокрым носом, заставив меня пережить еще один стресс. Вид у собаки был подавленный и виноватый. Хотя ее вины в том, что уродилась слишком доброй и трусоватой, нет, плюс недостатки воспитания.

– Спускаемся! – решительно заявила я, стараясь подавить желание нырнуть обратно в комнату заточения и закрыться на ключ. – Попробуем отыскать мобильник, весьма странно пойманный мышеловкой. Возможно, он в лучшем состоянии, чем Карл Иванович. Чуть раньше аппарат, упакованный в мышеловку, лежал в каминном зале на столе. Наверное, кот смахнул на пол. Не найдем – допросим Бармалея с пристрастием. И надо бы запастись свечами. Что-то мне подсказывает – фонариков мы уже не найдем. А свет, как я успела уяснить, в этом доме выключается в самое неподходящее время. Тем не менее идем и ничего не боимся. Весь негатив рукотворен, причем персоной более живой, чем сейчас мы с вами. И не стоит…

– Ну хватит митинговать! Подвинься, – прервала мой сеанс психотерапии Наташка. – Денька, ко мне! Сидеть, ждать! – И, закрыв собаку в комнате, подруга стала спускаться вниз. Мы с Машуней, напряженно прислушиваясь, двинулись следом.

6

Внизу было тихо и спокойно. Мы немного потоптались у подножия лестницы, не решаясь зайти в каминный зал. Наташка предложила сначала проведать Василису Михайловну, а заодно пошарить во всех карманах на вешалке – вдруг там обнаружится Машунин мобильник. Хотя она там все «прошерстила», но мало ли…

Стоя перед барьером из комода, мы смотрели в открытую дверь спальни Василисы Михайловны. В комнате горел ночник. Сама она спала, но, на мой взгляд, как-то уж очень… покойно. На спине. И даже руки сложила на груди соответствующим образом. Только Машуня собралась завизжать во весь голос, раздался бой часов, остановленных кем-то еще прошлой ночью, чтобы не будоражили народ попусту. Хватало инцидента с Ренатом. Размеренный отсчет времени, двенадцать часов, парализовал нас всех. Вместо качественного визга Машуня выдала какой-то сухой скрип и съежилась. Наташка, демонстрируя предельную величину своих глаз, ритмично отсчитывала удары, беззвучно открывая и закрывая рот. А я, как всегда, выпендрилась: встала по стойке «смирно», словно в почетном карауле, рука, потянувшаяся было к виску поправить волосы, застыла. Ей-право, генерал, принимающий парад войск на плацу.

Не знаю, что было бы дальше, но на своей кровати завозилась Василиса Михайловна. Пробормотав пару нелестных фраз про надоевшую сигнализацию машин, она перевернулась на правый бок и притихла. Медленно мы приходили в себя. Единый вздох облегчения пронесся по комнате и всколыхнул легкую занавеску на ближайшем окне. Я сочла возможным спокойно покинуть обзорную площадку и отступила в сторону, но достаточно неловко.

– Сойди с моей ноги! – приказала Наташка и, не дожидаясь, пока я соображу сделать это, слегка толканула меня назад к комоду. Он, естественно, даже не шелохнулся. – Умели раньше вещи делать, – чуть позже, кряхтя от натуги, похвалила подруга это громоздкое чудо. Мы втроем с трудом попытались бесшумно оттащить его в сторону. – Сундук с булыжниками, блин! Не иначе как Ирке нечистая сила помогала сдвинуть его с места, – отметила подруга во время передышки. – Давайте-ка мы его просто развернем наискосок, нам, главное, как-нибудь протиснуться в комнату и дверь закрыть, чтобы не увеличивать количество сумасшедших в нашей развеселой компании. Есть надежда, что хоть Василиса Михайловна останется в своем уме.

– Не останется, – мрачно изрекла Машуня. – Как можно нормальному человеку спокойно спать, когда…

– Можно, если тебе подмешают снотворного, – уверила ее я, самостоятельно приступив к высвобождению подхода к двери, упираясь в стену руками и в комод задом. Он послушно отъезжал.

– Надо же! – изумилась Наташка. – До этого момента я считала, что самой значительной частью у Ирины Александровны является голова…

– Ну хватит расчленять меня по значимости, – шепотом огрызнулась я, осторожно закрывая дверь спальни. – Надо остановить часы, разбежались тут сами собой. Кроме того, напоминаю: необходимо отыскать телефон, надеюсь, он в исправности. Кто боится идти, может не ходить.

К каминному залу мы подошли, держась друг за друга, после того как я завернула к часам и легким движением руки остановила раскачиваюшийся маятник. Поработали – и будет… народ пугать. Затем Наташка фыркнула и пропустила меня вперед. А я уступила первое место Машуне. Именно она, вцепившись в дверной проем, и затормозила на пороге, странно заикаясь на букве «А».

– Ты хочешь спросить, «а где кресло?» или «а где папа?», – заглянув через ее плечо, миролюбиво спросила Наташка. – Ой, они, наверное, оба поехали кататься… По дороге… В машинах-то бензина нет… Мама дорогая! К кому ж теперь милицию вызывать? И «скорую»… Мистика!

Я с трудом протиснулась в комнату и убедилась сама: Карла Ивановича в ней нет, как нет кресла и следов крови на полу. От человека осталась одна пустая бутылка водки. От кресла – вообще ничего. А на столе отсутствовал собственноручно сооруженный мной из пижамных штанов Василисы и оставленный там сверток с пистолетом. Странные шутки… В это время сверкающая игрушками елка стала заваливаться в облюбованный ею угол. Мы с замиранием сердца следили за этим плавным отклонением от нормального положения. Не помню уже, как она стояла раньше, когда обнаружили тело Карла Ивановича. Кажется, прямо. Мы, не менее плавно, оседали вниз. Нет, до утра точно не доживем. Нас и убивать не стоит. Мы сами…

Нижние ветки елки зашевелились, из-за них показалась усатая морда Бармалея.

– П-привет, Д-дед М-мороз! – ошалело выдавила я.

– Ты куда мышеловку с мобильником дел, шельма?! – выпрямляясь, процедила сквозь зубы Наташка.

– На елку повесил… – тихо ответила за кота Машуня. – Видите, почти наверху? Качается…

– О, блин! Машка, помнится, я обещала лечь, если твой отец встанет. Беру свои слова обратно. Пол не достаточно чистый, а он не достаточно мертвый. А ваше кресло случайно не с мотором? Не на бензине работает? В таком случае папа у тебя, скорее, не Карл, а Карлсон… Иванович. И он над нами просто издевается. Прости, но у меня возникло стихийное желание его как следует треснуть.

– Хватит молоть чепуху! – начиная кое-что сопоставлять, разозлилась я. – Лучше сними мышеловку.

– Почему я?

– Потому что дылда здоровая! А вот и мой фонарик, под Бармалеем! Брысь, пособник нечистой силы! И вообще, давайте одевайтесь – и на улицу. Брысь, говорю!

Кот миролюбиво мяукнул – чего, мол, бесишься, и, помахивая хвостом, вылез из своего укрытия. Усевшись неподалеку, зевнул, потом яростно принялся облизываться.

– Слушайте, это же мой мобильник! – вполголоса завопила Машуня, с удивлением вглядываясь в добытый Наташкой с елки телефон. – Кто его туда повесил?

– Да все тот же, кто сунул мобильник Рената в мышеловку, а потом… кажется, съел, – я посмотрела на кота. – Хотя Карл Иванович говорил, что Бармалей не ест добычу из мышеловки. В таком случае… Господи, неужели вам непонятно, что в доме есть посторонний человек?

Наташка на глазах побелела и пролепетала:

– Ирка, это твое привидение развлекается. Теперь я нисколько не сомневаюсь. А твой, Машуня, отец-полупокойник у него на побегушках, причем с полным техническим оснащением. Имеет личное транспортное средство под названием кресло-самокат.