Дарья Донцова - Лампа разыскивает Алладина Страница 26

– Думаешь, триста баксов всучили, и все? – прохрипел сбоку знакомый голос.

Мои глаза оторвались от зеркальца, взор переместился влево.

У стены, на которой висели телефоны-автоматы, стояла Алла. Я мгновенно спрятала лицо в шарфик, но девушка не обратила на меня ни малейшего внимания, она была целиком и полностью поглощена своим разговором.

– Легко отделаться решили, – восклицала совершенно трезвая на этот раз пьянчужка. – Не пойдет! Гони монету! Во хитрые! Кстати, колясочку я припрятала, в случае чего могу в милицию отвезти! А, не нравится! Тогда денежки на стол! Еду! Хорошо! Где? За десять минут доскачу! Хорошо, погожу! Но если не привезешь, мигом колясочку отопру ментам. Э-э! Не дура, не скажу! Вернее, не так, ты мне квартиру купи, я тебе короб верну. Ха-ха-ха! Давай помаленьку! Все! Торопись! Ладно! А он точно даст? Обещаете? Ну… идет! Подожду, раз так. Ежели вы ко мне с заботой, то договоримся!

Бросив трубку, Алла рванулась в метро, я, по-прежнему замотавшись шарфиком, бросилась вдогонку, в вагон, тесно набитый пассажирами, мы ворвались вместе. Я очень боялась, что Вяльская узнает меня, но девушка, уцепившись за поручень, закрыла глаза. На лбу у нее появились капельки пота. Очевидно, Аллу трепало за шкирку похмелье, а еще через секунду я сообразила: алкоголичка вчера, небось, даже не разглядела гостью как следует, не до незнакомой тетки ей было, хотелось залить пожар в организме.

Алла доехала до последней станции, вышла на улицу и снова схватилась за уличный телефон. Я молча встала сбоку, в случае, если Вяльская рявкнет: «Чего тут устроилась?», с негодованием отвечу: «Ты автомат купила? Позвонить хочу!»

Но Аллочка не замечала никого вокруг, ей, похоже, стало совсем плохо. Щеки приобрели нездорово-синюшный цвет, лоб пожелтел, губы стали ярко-красными, просто багровыми.

Я попыталась рассмотреть номер, который она набирала, но потерпела неудачу, различила лишь первую цифру «8», остальные закрыла ее трясущаяся ладонь.

– Ну и чего? – прохрипела Алла. – Уже прикатила. Где? Куда? Точно даст? Значит, у пруда? Ладно!

Опять оставив трубку просто болтаться на шнуре, Вяльская побрела вдоль ларьков, я пошла за ней. Девушка, с трудом передвигая ноги, дотащилась до крохотного стеклянного павильончика и вошла внутрь. Я осталась снаружи и стала наблюдать за событием через большое окно, внутри торговой точки не было никого, кроме Вяльской и продавца, тощего юноши с подбородком, заклеенным пластырем, поэтому мне показалось лучшим решением остаться на улице. Вдруг алкоголичка удивится и задаст себе вопрос: «Эта женщина, прикрывающая лицо розовым шарфиком, ехала со мной в одном вагоне, потом стояла у телефона, затем приперлась в лавку. Чего бабенке надо?»

Впрочем, наверное, я преувеличила наблюдательные способности пьяницы, похоже, Алле ничего, кроме водки, сейчас не надо.

Через стекло было хорошо видно, как Вяльская сказала что-то торговцу. Парнишка нырнул под прилавок, потом протянул девушке бутылку. Алла нежно прижала ее к груди, вышла на улицу и с непонятно откуда появившейся резвостью побежала направо, налево, прямо… Я еле-еле поспевала за девицей.

Внезапно дома закончились, впереди простирался большой парк. Алла двигалась вперед, не обращая ни на кого внимания. Чуть не наступив на бегавших мимо собак, девица доскакала до скамейки, упала на нее, содрала с бутылки пробку и мигом влила в себя водку. На лицо Аллы наползло выражение блаженства, тело расслабилось. Через секунду туловище пьяницы слегка сползло вниз, голова зацепилась за спинку лавки. Вяльская заснула.

Я оглянулась по сторонам. Посередине площадки посверкивал пруд, на котором величаво покачивалась пара лебедей. Птицы сидели неподвижно, еще тройка таких же снежно-белых красавцев замерла на берегу. Я удивилась: пернатые совершенно не обращали внимание на шум, их не беспокоили ни кричащие дети, ни радостно лающие собаки. Желая рассмотреть пофигистов получше, я подошла вплотную к бывшим гадким утятам и поняла, что передо мной муляжи, этакая разновидность парковой скульптуры.

Улыбнувшись, я села на скамейку возле бабушки, весело перебиравшей спицами. Место для наблюдения за Аллой было выбрано замечательно, чуть сбоку от лавки, на которой дрыхла Вяльская. Любой человек, собиравшийся приблизиться к Алле, окажется перед моим взором.

– За настоящих лебедушек украшения приняли, – засмеялась бабуля.

– Очень натурально сделаны, – улыбнулась я.

– Да, здесь замечательный парк, со всей округи люди собираются, – обрадовалась возможности поболтать старушка, – хочется свежего воздуха! И потом, сюда с собаками можно, никто не возражает, такой народ подобрался с ребятами и зверятами. Я считаю, что никакого худа от животных нет.

– У нас тоже собаки, – кивнула я.

– Какие же?

– Разные. Мопсы, стаффордшириха и «дворянин».

Пенсионерка отложила вязание.

– Вон мои носятся: пудель и такса, Фима и Фома, страшные безобразники, но внуки еще хлеще, Аня и Ваня.

– Трудно, наверное, с таким хозяйством управиться, – покачала я головой.

Бабушка снова взялась за спицы.

– Вовсе нет! Мой муж был военным, до генерала из солдат вырос. Ох, мы с ним всякое прошли, пока в Москве осели, помотались по гарнизонам. Так вот, Алексей Михайлович, царствие ему небесное, земля пухом, порядок любил. Бывало, зайдет к ребяткам в казарму, все сам проверит да как гаркнет: «Эй, молодцы! Почему гантели в тумбочке лежат? Вы что, мышей развести хотите!»

Главное – аккуратность! Я с внуками…

Плавную речь милой старушки нарушило громкое тявканье.

– Фима, перестань, – крикнула пенсионерка.

Но пудель и не подумал послушать хозяйку, наоборот, услыхав ее родной голос, он загавкал еще сильней.

– Прекрати, – стала сердиться бабушка, – деток напугаешь.

Фима продолжал концерт.

– Вот сейчас ремешка дам!

– Гав, гав!

– Замолчи!

– Гав, гав!

– У-у-у-у.

Я вздрогнула: к резкому тявканью пуделя присоединился густой, низкий по тону вой, который стала издавать такса Фома.

– Вот негодники, – поднялась с кряхтением на ноги пенсионерка, – пьяниц ненавидят. Стоит учуять алкоголика, просто бесятся. Ну народ! Такая молодая! Только гляньте! Выпила бутылку водки, почти всю разом, без закуски и спать легла! Здесь дети маленькие, пожилые люди, никого не постеснялась. Ладно, пойду собак отгоню, жаль, теперь милиция по парку не ходит! Раньше бы выпивоху мигом в вытрезвитель оттянули. Демократия настала! Кушай спирт в любом месте, не давай людям отдыхать.

Продолжая ворчать, бабуся посеменила к лавке, где мирно дрыхла Аллочка.

– Фима, замолчи!

– Гав, гав!

– Фома, сейчас нашлепаю!

– У-у-у.

– Фима, Фома!

– Гав, гав, у-у-у!

– Безобразники, получите на орехи! А-а-а-а!!!

Резкий крик воткнулся в воздух, словно горячий штырь в мыльную пену.

– Помогите, – орала бабушка, – Фима, Фома, Аня, Ваня, домой, живо, скорей!

Забыв про оставленное на скамейке вязанье, пенсионерка схватила одной рукой пуделя, второй таксу и, подталкивая перед собой двух светловолосых малышей, с несвойственной старческому возрасту прытью ломанулась прямо по газону в сторону метро.

Остальные люди бросились к скамейке.

– Померла!

– Во! Коньки отбросила.

– Молодая больно, жалко ее!

– Обычное дело, паленой ханки опилась.

Орудуя локтями, я пробилась в первый ряд зевак и прижала руки ко рту, чтобы загнать внутрь рвущийся наружу вопль.

Каменно-спокойное, потерявшее всякое напряжение лицо Аллы смотрело вверх, глаза были распахнуты, рот открыт, руки широко раскинуты, а ноги странно вывернулись в коленях, словно бедная девушка попыталась перед смертью встать, но не сумела.

Около лавочки валялась пустая бутылка из-под дешевой водки, если в ней и были остатки, то они давно впитались в землю.

– Милиция, – кричал кто-то в мобильный телефон, – тут девушка померла, в парке, в детском…

Я аккуратно вывинтилась из толпы и пошла к метро. Алла приобрела в павильончике «огненную воду», не секрет, что в Москве часто торгуют всякой дрянью. Может, несчастной Вяльской попался ядовитый суррогат, или просто ее организм не выдержал постоянных возлияний, впрочем, теперь это уже все равно, Аллочке не помочь.

Сами понимаете, в каком настроении я добралась до квартиры Олеси. На звонок никто не спешил, скорее всего старшая сестра Вяльской была на работе. Обращаться к Марии Кирилловне, бабушке алкоголички, мне отчего-то не хотелось.

Потоптавшись некоторое время под дверью Олеси, я сходила к метро, купила в киоске конверт с открыткой, ручку и нацарапала послание:

«Олеся! Алла скончалась в парке, адреса его не знаю, могу лишь назвать станцию метро, вблизи которой он расположен. Ваша сестра выпила бутылку водки и, похоже, отравилась. Дело было в первой половине дня. Труп, скорей всего, увезут в морг к неопознанным телам. Больше никаких подробностей сообщить не могу. Если нужна – звоните! Лампа».