Варвара Клюева - О мертвых — ни слова Страница 27

Четыре года я был волком-одиночкой, а на пятом курсе познакомился с милой девушкой, и через полгода мы поженились. Сначала все у нас складывалось хорошо, она заменила мне целый свет, а потом начались сложности. Мы прожили семь лет и разошлись. Опять я остался один — друзьями за эти семь лет так и не обзавелся.

На Петровку меня распределили из-за дзюдо. За время учебы я дошел до кандидата в мастера. А еще стрельба из пистолета. На третьем, то ли на четвертом курсе я взял первое место по университету. Московская прописка, которой одарила меня женитьба, тоже сыграла свою роль. Словом, повезло: такое распределение считалось завидным. Но я не вписался в компанию. Там есть несколько неплохих ребят, но все они какие-то другие. Не знаю, в чем дело — в образовании ли, в душевных ли склонностях, — но я до сих пор чувствую себя чужим, хотя уже восьмой год работаю.

— Ты в каком году закончил? — встрепенулась я.

— В восемьдесят девятом.

— Так ты еще совсем зеленый! Я тебя на целых три года старше! Не забывай об этом и веди себя почтительно.

— Если судить по тому, что рассказал о тебе Паша Сегун, я гожусь тебе в папы, — рассмеялся Селезнев. — И количество прожитых лет не имеет ровно никакого значения.

— Ладно, батя, не отвлекайся. Кури, если хочешь. Возьми под пепельницу пустую банку с подоконника.

— А ты?

— Бросила пять лет назад на спор. Прошка проиграл мне три желания, и, поверь, это были такие желания, что лучше я буду до конца жизни мыть сортиры, чем возьму в рот сигарету.

Селезнев окончательно развеселился, и у меня отлегло от сердца. На него больно было смотреть, когда он говорил о брате.

— Охотно верю. Но как же ты решилась на пари? Вдруг выиграл бы Прошка?

— Ну уж нет! Я не самоубийца. Но ты продолжай, продолжай!

— Хорошо. Как ты, наверное, поняла, по натуре я не одиночка. Даже наоборот: одиночество меня тяготит. Я всегда мечтал встретить людей, с которыми у меня сразу обнаружится родство душ и завяжется дружба. Но до сих пор они мне не попадались. Когда Сегун так запросто пригласил меня к себе и походя установил между нами самые непринужденные отношения, я подумал: вот оно! Это шанс, которого ты ждал столько лет. Но потом мне стало ясно, что Паша просто необыкновенно легкий человек, я бы сказал — поверхностный. Он легко сходится с людьми, легко с ними расстается и вообще не принимает ничего всерьез.

— Очень верно, — похвалила я. — Сегун настолько легковесен, что заслужил на мехмате прозвище Поплавок.

— А мне хотелось других отношений, таких, чтобы на первый взгляд они были вроде бы легкими и даже дурашливыми, а на самом деле — глубокими и прочными. Как у нас с братом…

— Кто же этого не хочет! — быстро вставила я, испугавшись, что мой идальго снова впадет в черную меланхолию. Но он, видимо, покончил на сегодня с грустными воспоминаниями.

— А когда Сегун начал рассказывать мне о вас и ваших похождениях, я понял, что он описывает мою голубую мечту. Вы именно те люди, которых мне так не хватало после смерти Ваньки. Между вами именно те отношения, по которым я тосковал. Больше всего меня обнадежило, что вас пятеро; не двое, не четверо, а именно пятеро. Пара — безнадежно замкнутая система, она не терпит посторонних. Четверо — это две пары, тоже устойчивое образование. А где пятеро, там и шестой может прийтись кстати, верно? Конечно, я понимал, что у вас долгая общая биография, что мои шансы сблизиться с вами призрачны, но вдруг? Ведь я впервые за десять лет услышал о компании, куда мне хотелось бы войти. Глупо, да?

— Я пока ничего глупого не заметила. Ты прав, вписаться в столь тесное сообщество трудно, но случаются и не такие чудеса. Ты ведь не чудовище какое… Вполне славный парень.

Селезнев посмотрел на меня с такой признательностью, что мне стало неловко.

— А потом, когда выяснилось, что Подкопаев отравлен и вы, возможно, причастны к преступлению, я решил: к черту! Знаешь, сколько раз нам спускали сверху приказ свернуть или направить в другую сторону расследование, потому что оно затрагивало какую-нибудь важную птицу? Почему я должен прилагать усилия, чтобы отмазать мерзавца с волосатой лапой, и не могу помочь людям, которые мне симпатичны? Тем более, что я не верю в ваши преступные наклонности. Психологический портрет не совпадает. А если я все-таки ошибаюсь, то, наверное, речь для вас шла о жизни и смерти, и другого решения просто не существовало. А уж когда я поговорил с тобой, отпали последние сомнения. Я сам готов прыгнуть с университетской башни, если Подкопаева отравили вы.

Селезнев посмотрел на меня, проверяя, как я приняла его объяснения. А я не знала, как их воспринимать. Я верила ему, но не до конца. Задремавший здравый смысл нашептывал: так не бывает. Если страж порядка решается на должностное преступление, им должно руководить нечто более весомое, чем простая человеческая симпатия. Куда разумнее допустить, что свою душещипательную историю капитан Селезнев извлек из личного арсенала средств, помогающих ему пробиться наверх, к чинам и славе. Но, честно говоря, я редко подчиняюсь здравому смыслу, когда он вступает в противоречие с моими желаниями. А мне хотелось принять объяснение Селезнева. Ну и пусть оно похоже на лепет первоклассника: «давай с тобой дружить». Взрослые тоже, бывает, делают такие предложения, только другими словами. Или не словами вовсе. Селезнев тоже надеялся, что сближение произойдет без его откровений; я сама вынудила его объясниться, и он предупреждал, что правда прозвучит фальшиво.

— Ладно, идальго, ты меня убедил. Слишком нетипичен ты для карьериста. Опять же за семь лет всего-навсего до капитана дослужился… Если бы ты с такой легкостью раскалывал подозреваемых в интересах следствия, давно бы в майорах ходил. А то и в подполковниках. Давай выпьем по последней, и я расскажу, почему устроила тебе допрос. Только сначала мне нужно позвонить.

Я оставила Селезнева и помчалась в спальню. Леша, конечно, очень исполнителен, но мне не хотелось портить ему нервы.

— Алло, Леша? Микрофоны нашел?

— Нет. По крайней мере, в гостиной их не видно. А ты уже освободилась?

— Почти. Через полчаса можешь выезжать, если хочешь.

— А остальные?

— Вообще-то именно сегодня мне хотелось бы пожить без скандалов, но, если они пообещают вести себя прилично, так и быть, пусть приезжают.

— И ты поверишь их обещаниям? — Леша хмыкнул. — Ладно, до встречи.

Я вернулась на кухню. Селезнев уже разлил водку и заварил чай. Мы хлопнули с ним по последней — за раскрытие тайны, — и я рассказала ему историю потери ключа и вторжения в Лешину квартиру.

— Понимаешь, только ты мог связать найденный возле больницы ключ с нами. И потом, человек, проникший в квартиру, ничего не взял. Стало быть, он не вор. Вот я и подумала, что ты ведешь двойную игру… раз не сказал мне, что вычислил Лешино участие в операции с перевозкой тела.

— Понимаю. — Селезнев задумчиво посмотрел на стакан с чаем, потом поднял глаза на меня. — Только я не находил ключа и не был у Леши в квартире. Честное слово. Ты мне веришь?

— Да. Если бы ты там побывал, то не стал бы так глупо отпираться. Мог ведь придумать вполне пристойное оправдание. А сейчас ситуация выглядит просто абсурдно. В субботу Леша теряет у больницы на другом конце города ключ, а во вторник к нему, не повредив замка, забирается неизвестный, заглядывает в пару словарей и уходит, аккуратно заперев за собой дверь. Если этот неизвестный — ты, то должен считать нас всех полными придурками. Ведь другого разумного объяснения случившемуся придумать невозможно.

Селезнев улыбнулся:

— Хитрая у тебя логика. А если этот неизвестный не я — что же тогда произошло?

— Произошло какое-нибудь дикое совпадение, которыми изобилует наша — я имею в виду себя и компанию — жизнь. Но ты с нашими обычаями не настолько знаком, чтобы надеяться, будто мы так подумаем. Даже если Поплавок накормил тебя байками под завязку. Он вроде бы никогда не считал нас идиотами…

— И не считает. Даже наоборот. Я бы сказал, он гордится знакомством с такими незаурядными, выдающимися личностями.

— Грубо льстишь, — поморщилась я. — Если хочешь вписаться в компанию, не злоупотребляй комплиментами. Они в нашей среде как-то не приняты.

— Хорошо, — весело согласился Селезнев. — А что у вас принято? Поносить друг друга последними словами?

— Ну, не последними… но близко к тому.

Селезнев сверкнул глазами.

— Можно попробовать?

— Валяй.

— Эх ты, мисс Марпл недоделанная! Говоришь, не существует других разумных объяснений вторжению в Лешину квартиру? Пошевели мозгами, голова садовая, если, конечно, есть чем шевелить.

— Смотри-ка, неплохо получается! Конечно, до Марка тебе далеко, но лиха беда начало. Так что там насчет вторжения? Пожалей темноту убогую, поделись светом мудрости.

— Так и быть. Почему ты уверена, что Леша потерял ключи возле больницы? У больницы он обнаружил пропажу, только и всего. Разве было у него время проверять карманы, когда вы несли тело Подкопаева по лестнице? Ты, конечно, уточни, когда он в последний раз видел ключ, но сдается мне, что в пятницу утром, когда закрывал дверь. Или Леша имеет привычку регулярно проводить ревизию карманов?