Дарья Донцова - Камасутра для Микки-Мауса Страница 28

Цокая каблучками, она вылетела в коридор.

– Вот какая капризная, – вырвалось у меня, – ну неужели трудно взять бутылочку и бросить в урну?

Я надеялась, что дежурная вступит в диалог, но толстуха молча схватила пустую тару из-под «Перье», собрала мятые бумажные салфетки и испарилась. Я прикусила язык. Дежурная не станет со мной откровенничать, я для нее представитель враждебной армии клиентов.

Вновь застучали каблуки, и девчонка протянула:

– Быдло, оно и есть быдло, будешь ласково разговаривать – ни хрена не сделают. Примешься орать – мигом суетиться начнут! Уборщиц у них нет!

Я сидела на скамейке, погруженная в тяжелые раздумья: ну как прорваться в клуб, не платя две тысячи долларов?

– Поломойку найти не могут! – кипела девчонка, влезая в костюм. – Эка невидаль, эксклюзивный, блин, специалист. Академик протирки сортиров! Хорошо еще, что нас не заставляют тут лестницу драить!

Внезапно на меня снизошло озарение.

– Спасибо! – заорала я.

Девица выронила кроссовки.

– За что?

– За идею, гениально придумано! Не знаете, где у них нанимают на работу уборщиц?

Девушка быстро заперла шкафчик и побежала к выходу, бурча себе под нос:

– Нет, надо менять клуб! Сотрудники – хамы, клиенты – психи.

Я быстро переоделась, сдала ключ на рецепшен, выскочила на улицу и обошла вокруг здания. Если не ошибаюсь, тут где-то обязательно должен иметься еще один вход, навряд ли сотрудники входят вместе с клиентами.

Внутри служебного помещения был совсем иной пейзаж. Дверь тоже стерег секьюрити, но это было единственное сходство между холлом для клиентов и комнатой, куда попадали с улицы работники. Никакой кожаной мебели, цветов и улыбок.

– Тебе чего? – поинтересовался охранник.

Я сделала умоляющее лицо.

– Сказали, что тут уборщица нужна.

– Стой на месте, – приказал парень и нажал на кнопку.

Через пару минут появилась женщина в зеленой футболке, на ее груди красовался бейджик «Елена».

– Зачем звал? – мрачно осведомилась она.

Очевидно, приветливые улыбки сотрудники клуба надевали на лица, лишь выходя на «белую» половину.

– Уборщица явилась, – сообщил охранник.

Елена окинула меня оценивающим взглядом.

– Откуда вы узнали о вакансии?

Я сделала лицо идиотки и зачастила:

– Так просто, шурин посоветовал, он у меня на хорошей работе, шофер, хозяйку к вам возит, стоит в паркинге, поджидает ее, разговорился в гараже с людьми, они и сказали.

– Ясно, – протянула Елена, – завтра выйти сможешь? Оклад две тысячи, работать сутки, двое отдыхать, можно через день, тогда четыре получишь.

– Очень здорово, – обрадованно закивала я, – через день то, что надо.

– Справку успеешь сделать?

– Какую?

Елена принялась перечислять болезни:

– СПИД, гепатит, туберкулез, грибковые инфекции – с этим не берем на работу.

– Я еще в больнице служу, техничкой, – соврала я, – нас там регулярно проверяют, принесу бумагу.

– Ладно, – кивнула Елена, – жду в десять утра, смотри, не опаздывай.

Я выбежала на улицу, открыла «Жигули» и понеслась в Алябьево. Значит, у клиентов не требуют справок, а уборщица должна их представить. Ничего, сейчас загляну к Катюшке в комнату, у нее полно бланков, сама напишу требуемое.

На даче все было спокойно. Муля и Ада мирно спали в гамаке, подвешенном между соснами. Кирюшка и Лизавета пили чай на веранде.

– Что Юрий? – спросила я и грохнула на пол сумки, набитые продуктами, купленными по дороге в супермаркете.

– Нет бы поинтересоваться, как тут бедные, голодные дети! – возмутился Кирюшка. – Об алкоголике беспокоится! Дрыхнет он!

– У нас в холодильнике пустыня, – заявила обиженным голосом Лизавета, – даже молока нет!

– Съездили бы на станцию и купили, – я попыталась проявить педагогическое занудство, – заодно бы и картошечки прихватили!

– А деньги нам оставили? – набычился Кирюшка.

– В коробке лежат, в комоде.

– Там ничего нет, – хором ответили подростки.

– Утром было сто рублей, – не сдалась я.

– Мы мороженое купили.

– Значит, за ним не лень было на станцию кататься, а за молоком и картошкой неохота!

– Никуда мы не ездили.

– Откуда тогда мороженое?

– Магдалена сгоняла, – лениво ответил Кирюшка.

– Пешком?!

– И чего? – удивилась Лизавета. – Тут всего три километра, а на велике она не умеет.

– Притащила все мятое, – недовольно сообщил Кирик.

– А вы как хотели? – рассердилась я. – Девочка пробежала шесть километров по солнцу.

– Три! – поправила Лиза.

– Туда и обратно!!!

– Ой, только не начинай скандал, – возмутился Кирик.

– Действительно, Лампа, у тебя определенно к старости начинает портиться характер, – обнаглела Лизавета.

Если у вас дома есть дети в славном пубертатном возрасте, то вы понимаете, что спорить с ними невозможно. Ничего хорошего не получится. Поэтому я молча проглотила хамство и решила изменить тему беседы.

– Где Рейчел?

– В гамаке.

– Там только Муля и Ада.

– Носится где-нибудь.

– Вы не следите за стаффордширихой? Но она может испугать тех, кто не знает о ее миролюбивом характере!

– Господи, Лампа, – сморщилась Лизавета, – ну разве можно раскрывать рот только для того, чтобы делать несчастным детям очередное замечание? Отчего нельзя вести себя нормально?

– Да, – оживился Кирюшка, – прийти домой, сделать ребяткам вкусный ужин, помыть посуду… Вон в раковине с завтрака грязные чашки так бы и кисли, кабы их Магда не помыла.

– Не нравится она мне, – буркнула себе под нос Лиза.

– Кто? – машинально спросила я, ставя на горелку кастрюлю с сосисками.

– Магдалена, – пояснила Лизавета, – подхалимка! Все улыбается, благодарит, посуду моет…

– С собаками гуляет и молчит, – подхватил Кирюшка.

– Просто воспитанная девочка, которая ощущает неудобство из-за того, что пользуется чужим гостеприимством, – я решила погасить зреющий скандал.

Но сделала только хуже.

– Она притворщица, – рявкнула Лиза.

– Забей, – велел Кирюшка, – черт с ней.

– Так говорить нельзя, – нахмурилась я, – это грубо.

– О боже! – закатила глаза Лизавета. – Опять двадцать пять.

Я, чтобы успокоиться, глянула в окно, увидела идущую от ворот коротконогую фигуру в слишком цветастом платье и невольно брякнула:

– Принес же ее черт!

– Ага, – обрадованно подскочил Кирилл, – значит, нам так выражевываться нельзя, а тебе можно?

Я хотела было заявить, что глагола «выражевываться» в русском языке не существует, но не успела, потому что раздался короткий стук и звонкий голос:

– Есть дома кто-нибудь?

Пришлось, навесив на лицо приветливую улыбку, распахивать дверь и фальшиво-радостно восклицать:

– Нина Ивановна! Проходите, хотите чайку?

– Ужинаете? – прищурилась соседка. – Не помешала?

– Нет, что вы, – суетилась я, вытаскивая из шкафчика вафельный торт, – сейчас отрежу вам кусочек.

– Не волнуйтесь, душенька, – пела Нина Ивановна, – я только что от стола, а вы все работаете и работаете. Смотрю, бедные детки целый день одни да одни, небось голодные!

– Так мы взрослые, – с кривой ухмылкой сообщил Кирюшка. – Лизавета суп сварила, я посуду помыл, и дело с концом.

И Кирюшка, и Лизавета терпеть не могут нашу соседку Нину Ивановну Замощину и всегда при ней начинают прикидываться идеальными детьми. Нина Ивановна виртуозная сплетница, основной смысл ее жизни состоит в собирании всяческих слухов о жителях поселка. Больше всего госпоже Замощиной приходятся по вкусу чужие неприятности. Попав в дом в разгар скандала, она просто расцветает, причем удовольствие мигом отражается на внешнем облике соседки. Ее глаза начинают задорно блестеть, к бледным щекам и губам приливает краска. Кирюшка и Лизавета знают об этом, потому в присутствии Замощиной начинают вести себя, как дети из утопического сна учительницы первого класса.

Вот и сейчас Кирик мигом схватил нож, а Лизавета, опустив глазки вниз, тоненьким голоском поинтересовалась:

– Лампуша, можно мне еще одну сосисочку взять?

Я чуть не расхохоталась, но решила поддержать их игру:

– Конечно, детка, да угости Нину Ивановну.

Соседка оглядела исходящую паром розовую колбаску и констатировала:

– Останкинские покупаете, дешевые. Мы берем черкизовские, в натуральной оболочке, дорого, конечно, зато качественные продукты. Ой, какая сейчас жизнь сложная пошла, люди вынуждены на желудке экономить!

В этом заявлении вся Нина Ивановна, вроде она вам сочувствует вполне искренне, но потом вы вдумываетесь в сказанные ею фразы и понимаете, что она, похоже, между делом наговорила гадостей.

– Слыхали, что случилось-то? – затарахтела Нина Ивановна, отодвигая от себя тарелку с забракованной сосиской.

– Нет, – осторожно ответила я.

– Да ну! – всплеснула она руками. – Впрочем, откуда тебе быть в курсе, гоняешь весь день в городе, хорошо хоть ночевать приезжаешь. Катерина-то, гляжу, и ночью отсутствует! Слушайте!