Галина Куликова - Рукопашная с купидоном Страница 28

— Понимаю, — вздохнула Лайма. — А вы случайно не проезжали мимо той станции метро еще раз? Тем же вечером, но позже?

— Нет, — покачал головой Государев. — Не знаю, к чему вы клоните, но я сидел в звукозаписывающей студии, и там была еще куча народу.

— Я ни к чему не клоню, — успокоила его Лайма. — Просто пытаюсь найти людей, которые могли видеть, с кем Соня встречалась в ту пятницу. Кстати, — оживилась она. — Свидание с тем потрясающим парнем должно было состояться у метро, да? Почему она велела вам подъехать именно туда?

Государев глубоко затянулся и, пыхнув в нее дорогим дымом, пожал плечами:

— Не знаю, почему. Возможно, она собиралась ехать на свое свидание как раз на метро. А может, и нет. Не могу сказать.

Больше Лайма от него ничего путного не добилась. В последний момент она вспомнила про желтый шарфик и спросила, не видел ли он когда-нибудь на ней такую вещь.

— Шарфик? — Государев наморщил высокий лоб. — Не помню. Да мы и встречались с ней последний раз сто лет назад. В гости друг к другу не ходим, а случайно столкнуться нам просто негде.

— Понятно, — кивнула Лайма. — У вас разные тусовки.

— Вот-вот! — расцвел артист и тут же снова нахмурился:

— Может, надо что-нибудь? Ну… Не знаю. Назначить вознаграждение за сведения о Сонином местонахождении? Это ведь иногда помогает?

— Помогает, — кивнула Лайма. — Вы обдумайте этот вопрос и позвоните мне, ладно?

Она нацарапала для него номер своего мобильного телефона. Артист сказал на прощание:

— Я бы вас подвез, но мой ужин еще не готов… Я так голоден, что просто в глазах темно.

— Да что вы, что вы! — замахала руками Лайма. — Кстати, а вы сами водите машину?

— Сам, — гордо ответил Государев. — С шоферами я не уживаюсь. Если уж совсем устаю, вызываю такси.

— У меня старенькая «девятка», — вздохнула Лайма, втайне рассчитывая на ответную откровенность. — Еле-еле дышит. Пришлось в ремонт отдать, масло потекло.

— Я свою «девятку» давно продал. Взял себе недавно крутую иномарку, вы же понимаете — положение обязывает. Каждая собака смотрит: а на чем это у нас Государев ездит? Люди такие любопытные, прямо как белки! Верите ли — их интересует даже марка моего холодильника, что уж там говорить об автомобиле!

Лайма полюбопытствовала, какого цвета иномарка, и Государев сообщил, что черного. Вопрос был задан просто так, на всякий случай. Потому что из головы у нее не шли слова Сониной соседки Поли. О том, что Соню, возможно, поджидала большая белая машина с тонированными стеклами. В автомобилях Поля совсем не разбиралась и даже показать на фотографиях из автожурнала похожую машину не смогла.

Выбравшись из ресторана. Лайма немедленно позвонила Любе Жуковой, чтобы поделиться новостями.

— Петька все орет? — сочувственно спросила она.

— Ты себе не представляешь! — ответила Люба. — Я замучилась так, как будто вагоны разгружала. Ношу его на руках, а он с каждым днем все тяжелее и тяжелее делается. Мне кажется, мои дети так быстро не росли.

— Люба, я чувствую себя свиньей, — призналась Лайма. — Это я должна сейчас сидеть с Петькой!

— Не ты должна, а Соня, — возразила та. — Родная мать.

Лайма рассказала ей о встрече с Государевым так подробно, как только могла.

— Думаешь, он не врет? — спросила Люба. — Наверное, ты бы почувствовала, да?

— Понимаешь, он постоянно играет на публику. Пойди разбери — врет или нет. Не знаю. Даже если врет — как его разоблачить? После нас с Болотовым только соседка Поля столкнулась с Кисличенко возле метро. С тех пор о ней ни слуху ни духу.

— Прямо хоть объявление в газету давай, — вздохнула Люба. — Кто видел женщину, соответствующую описанию, там-то и тогда-то, просьба обратиться к нам.

— Государев предложил назначить вознаграждение за любые сведения о Соне, — вспомнила Лайма. — Хорошо бы, не передумал. Вдруг это поможет?

— Вознаграждение? По телевизору объявят? Да мы захлебнемся в звонках! Нам с тобой такого понарасскажут!

— Одно я могу пообещать тебе твердо, — решительно закончила Лайма. — То, что я завтра встречусь с Возницыным и все ему расскажу про Петьку. Он сам должен решить — нужен ему ребенок или нет. Если нужен, пусть проходит тесты на отцовство и тоже впрягается в этот воз. А если не нужен, мы хоть рассчитывать на него не будем.

— Я на него и так не рассчитываю, — призналась Люба. — На твоего Болотова я больше полагаюсь. Он себя проявил просто героически. Сегодня притаранил подгузники и две коробки всякого пюре. Потратился, конечно. Еще накупил детской косметики — тальк, шампунь, мыльце… Это он через Петьку о тебе заботу проявляет, учти. Надеюсь, у вас все нормально?

— В общем, да. Просто у меня сейчас очень напряженный период, и Алексею это не нравится.

— Ну вы же решили пожениться! — сказала Люба снисходительно. — Он чувствует себя ответственным. Ему уже хочется верховодить.

Совершенно неожиданно Лайма представила себя в фате и белом приталенном платье, а Болотова — в элегантном черном костюме и длинных, словно морда крокодила, штиблетах. Они идут по широкой аллее, а вокруг стоят гости, все улыбаются, машут руками… Наверное, ее жизнь волшебным образом изменится с этого дня. «А действительно, что изменится, когда мы поженимся? — подумала Лайма. — Только одно. Если сейчас я могу сказать Алексею: „Сегодня не приезжай“, то после свадьбы — фиг на постном масле. Он постоянно будет торчать в квартире, и деться от него станет решительно некуда. Счастье первой близости мы уже давно пережили, и свадьба, выходит, превращается в пустую формальность. Вот почему я не испытываю никакого восторга!»

Когда она сказала об этом Любе, та воскликнула:

— Не испытываешь восторга перед свадьбой? Это подступает старость, моя дорогая! Женщина должна выскакивать замуж по молодости, пока она еще плохо знает мужчин. Стоит в них разобраться, ее замуж калачом не заманишь. Так что в наши дни старая дева — это не повод для насмешек, а пример для подражания!

— Нет-нет, Люба, я еще не хочу в старые девы, — заверила ее Лайма. — Просто Болотов немножко скучный.

— Ого! — изумилась та. — С каких это пор ты заскучала? Постоянно зудела, что тебе нужен положительный, правильный, надежный… А теперь тебе с ним скучно!

— Вижу, Алексей успел покорить твое сердце, — вздохнула Лайма. — Ладно, не переживай, все мои сомнения — от нервов. Вот разыщем Соню, тогда все наладится. Жизнь войдет в привычную колею, страсти утихнут, Болотов снова станет самым лучшим и родным…

Она говорила не слишком уверенно. Уже тогда что-то подсказывало Лайме, что ее взбрыкнувшая жизнь еще не скоро войдет в привычную колею.

Пудумейпиттан сидел на стуле возле окна и смотрел на улицу, словно маленький мальчик, которого родители оставили дома одного. Время от времени он разражался длинными тирадами, но все относились к ним с тем же равнодушием, что и к ворчанию воды в трубах.

— Что-то случилось? — спросила Лайма, едва переступив порог номера. У Медведя с Корнеевым были такие пристыженные и растерянные физиономии, что ей стало не по себе. — Признавайтесь. Вы научили пророка играть в покер и выиграли у него дом в Калькутте? Или что?

Медведь напыжился и промямлил нечто невразумительное, а Корнеев, двинув бровью, объяснил:

— Наш подопечный привел в номер девицу.

— Как?! — опешила Лайма. — Девицу?! Где он ее взял?

— В аэропорту, — коротко ответил Корнеев. — Это та самая, с которой вы все вместе пили кофе.

— Ника Елецкова? Боже, но зачем вы ее впустили?!

— Попробовали бы мы ее не впустить, — повел бровью Корнеев. — Пророк обещал нам страшные вещи. Просто гад. И он так орал, ты не поверишь.

— И пытался драться.

— Пришел представитель администрации проверять, кто шумит. Нам такие проверки совсем ни к чему, верно?

— Эта Ника из-под Ярославля, — неожиданно заявил Медведь. — Хороший город. Поэтому она не представляет опасности.

— Под Ярославлем тоже водятся неоатеисты! — воскликнула Лайма. — Кроме того, она могла соврать про Ярославль!

— Ты же не выгнала ее из-за столика в кафе аэропорта, — напомнил Корнеев. — А мы решили не выставлять Нику из номера. Тем более что Бондопаддхай был и в самом деле настроен весьма решительно.

— Но откуда она узнала, в какой гостинице он остановится?.. О, господи!

Лайма вспомнила, что сама написала для Бондопаддхая название гостиницы, в которую его повезут, и мгновенно замолчала. Какая она дура! А ведь тоже испугалась скандала, когда пророк принялся надуваться, словно жаба.

— Наш подопечный снял для Ники соседний номер. Потребовал вызвать сюда консьержа, подписал бумаги и расплатился с помощью кредитной карты. Рожа у него при этом была ужасно самодовольная. Обольститель хренов.

— Надо думать, — пробормотала Лайма. — Впрочем, нет худа без добра. Теперь можно не опасаться, что ему захочется пойти в ночной клуб или еще куда-нибудь.