Джоржет Хейер - Дьявол и паж Страница 28

Его милость с улыбкой взглянул на нее.

— Похоже, ты намерена вынудить меня заключить сделку! А что, если я откажусь учить тебя фехтованию?

На щеках Леони появились ямочки.

— Боюсь, тогда я проявлю безграничную тупость на уроках хороших манер. Монсеньор, скажите, что вы согласны! Ну! Глупая мадам вот-вот вернется.

— Ты не оставила мне выбора, — согласился его милость, едва сдерживая смех. — Я научу тебя фехтовать, чертенок.

Мадам Филд вошла в залу как раз в тот момент, когда ее подопечная как заведенная прыгала по комнате.

Глава XIII

Леони получает образование

Герцог провел в Эйвоне месяц, в течение которого Леони обучалась искусству быть дамой. К счастью, его милость имел иное представление на этот счет, нежели мадам Филд. Он не захотел, чтобы его воспитанница постигала секреты вышивания и прочих не менее увлекательных занятий. Леони же и вовсе шарахалась от корзинки с рукоделием, которую добрейшая миссис Филд старательно подсовывала девушке. Почтенную даму смущало столь вольное обращение с правилами хорошего тона, а пристрастие Леони к фехтованию приводило бедняжку в самый настоящий ужас. А потому Генриетта Филд предпочитала не углубляться в дискуссии по поводу того, какой должна быть истинная дама. Хотя она и принадлежала к своенравному роду Аластеров, но в отличие от своих экспансивных родственников обладала добродушным и покладистым нравом. Своего надменного кузена Джастина она почитала существом, равным богам. Миссис Филд познала супружеское счастье, но ее покойный муж был мрачным господином, питавшим неуместную склонность к сельскому хозяйству. Генриетта прекрасно понимала, что своим замужеством навеки уронила себя в глазах родственников. Пока мистер Филд был жив, это обстоятельство ее ничуть не беспокоило, но после смерти супруга она со смятением осознала, что стоит на социальной лестнице несколько ниже, чем в пору безмятежной юности. Эйвона она откровенно боялась, но желание вернуться в лоно семьи оказалось сильнее страха перед Дьяволом. Когда бедняжка Генриетта смотрела на поблекшие гобелены, бархатистые лужайки, многочисленные портреты и перекрещенные шпаги над входной дверью, она вспоминала о былой славе Аластеров и почти забытое чувство фамильной гордости вновь прокрадывалось в ее робкую душу.

Поместье очаровало Леони, и она загорелась желанием познакомиться с его историей. Прогуливаясь вместе с девушкой по парку, Эйвон скучающим голосом поведал, как прибывший вместе с Вильгельмом Завоевателем Хьюго Аластер построил небольшое жилище, которое было разрушено в беспокойные времена короля Стефана. Впоследствии дом вновь отстроил сэр Родерик Аластер, тучный господин, которому король пожаловал титул барона. Во времена королевы Марии первый граф Эйвонский, снедаемый жаждой деятельности, разобрал опостылевший домишко и воздвиг замок, каковой стоит и поныне. Леони слушала рассказы его милости с горящими глазами. Особенно ее заинтересовал пожар, случившийся в результате нападения на замок сторонников несносного Кромвеля. Генри Аластер не поддержал этого надоедливого господина в его сваре с королем, за что впоследствии ему был пожалован титул герцога. Леони выразила твердое желание взглянуть на шпагу, причастную к той приснопамятной истории. Эйвон вскользь упомянул о своем участии в сражении за короля Карла III. Леони при этом едва не подпрыгнула от возбуждения, но его милость безжалостно пресек ее попытки вытянуть из него побольше информации на этот счет. Тем не менее, бывший паж, ныне облаченный в юбки и кринолин, крепко-накрепко усвоил, что истинный король Англии — Карл Эдуард Стюарт, а вовсе не этот сморщенный воинственный человечек, что обманом занял престол. Последнего она именовала не иначе как курфюрстом Георгом, не забывая презрительно кривить губы.

Уроки Эйвона вызывали у Леони живейший интерес. Его милость с неожиданной для самого себя увлеченностью обучал бывшего пажа танцам, нещадно высмеивая за каждый неверный шаг. Мадам Филд аккомпанировала им на спинете, снисходительно наблюдая, как его милость герцог Эйвонский скачет в паре с медноволосым созданием, то и дело заходясь безумным хохотом. Уроки танцев заканчивались обычно степенным менуэтом, к которому Леони не испытывала расположения, предпочитая более энергичные пляски.

Но не ко всем урокам, которыми руководил Эйвон, Леони относилась с таким же рвением. К примеру, разучивание реверанса вызывало у нее искреннюю ненависть. Эйвон был неумолим, он заставлял Леони приседать по сто раз на дню. В качестве эталона его милость приводил леди Фанни, которая преуспела в этом нелегком искусстве. Леони с недовольным видом подчинялась. Но особую ненависть она питала к мушкам, которыми всякая уважающая дама должна расцвечивать свое лицо перед появлением в обществе себе подобных.

В качестве поощрения Эйвон позволял ей совершать верховые прогулки. Леони быстро овладела секретами верховой езды, но наотрез отказывалась пользоваться дамским седлом. Эйвон пришел в ярость, узнав, что его воспитанница упорствует в своей привязанности к мужской посадке. Целых два дня Леони упрямилась, но в конце концов холодная учтивость его милости обезоружила девушку, и на третий день она явилась к Эйвону с поникшей головой и, запинаясь, сказала:

— Прошу прощения, Монсеньор. Я буду ездить так, как вы пожелаете.

Эйвон сменил гнев на милость, и они отправились на совместную прогулку. Научившись сидеть в дамском седле, Леони стала выезжать за пределы поместья. Все, кто видел герцога бок о бок с прекрасной девушкой, переглядывались и понимающе покачивали головами: красивые девушки всегда сопутствовали Дьяволу.

Мало-помалу поместье, долгие годы лишенное женского общества, преобразилось. Веселый нрав Леони пришелся как нельзя кстати. Тяжелые пыльные шторы вкупе с громоздкими ширмами отправились в чулан, и сквозь распахнутые окна в комнаты замка ворвалось неяркое, но тем не менее вполне жизнерадостное зимнее солнце. Замок оказался не в состоянии противостоять натиску новой жилицы. Сдержанная чопорность, царившая в его стенах, сменилась безалаберностью, в избытке свойственной медноволосой уроженке континента. Если прежде диванные подушки красовались чинными пирамидами, то теперь они валялись тут и там, словно замок подвергся нашествию любителей вздремнуть. Стулья, никогда не покидавшие определенных помещений, путешествовали по всем комнатам, оказываясь порой в самых неподходящих местах. А уж о книгах и говорить нечего — к вящему неудовольствию мадам Филд они ровным слоем устилали все свободное пространство. Эйвон относился к новшествам снисходительно, ему нравилось наблюдать за рыжим вихрем, носившимся по всему замку, а беседы Леони с чинными лакеями доставляли его милости истинное наслаждение. Леони со всей очевидностью обладала врожденной склонностью повелевать, и Эйвон с каждым днем все больше убеждался в благородстве ее происхождения.

Спустя месяц герцог решил проверить, насколько хорошо Леони усвоила его уроки. Как-то раз он вдруг сказал:

— Представь себе, Леони, что я герцогиня Квинзбери, и тебя только что мне представили. Так вот от тебя требуется поприветствовать меня самым изысканным реверансом.

— Но, Монсеньор, вы не можете быть герцогиней, — резонно возразила Леони. — Это нелепо! Вы не похожи на герцогиню! Давайте лучше представим, что вы герцог Квинзбери.

— И все же позволь мне остаться герцогиней. Итак, реверанс!

Леони недовольно вздохнула и подчинилась.

— Надеюсь, герцогиня удовлетворена моим мастерством?

— При условии, что ты прекратишь трещать, — сурово ответила "герцогиня". — Расправь юбки и не держи веер так, словно это топор палача. Теперь повтори.

Леони испустила еще один вздох.

— Ужасно трудно запомнить все сразу, — посетовала она. — Давайте лучше сыграем в пикет, Монсеньор.

— Пикет подождет. А теперь покажи, какой бы реверанс ты сделала перед… мистером Давенантом.

Леони чуть присела и царственным жестом протянула маленькую ручку. Эйвон ухмыльнулся.

— С бедным Хью несомненно случится столбняк от изумления. Хорошо, ma fille. А теперь реверанс, предназначенный герцогу Эйвону.

Леони присела, склонив голову, и поднесла его руку к своим губам.

— Нет-нет, дитя мое.

Девушка выпрямилась.

— А я предпочитаю этот вариант, Монсеньор. Мне так нравится.

— И ты глубоко заблуждаешься. Повтори, и не приседай так низко. Такой реверанс делают только перед королем. Не забывай, что я простой смертный.

Леони скорчила гримасу.

— Жуть! — не совсем внятно пробормотала она.

Эйвон нахмурился, но губы его непроизвольно дрогнули.

— Прошу прощения?

— Я сказала: "жуть", — безмятежно повторила Леони.

— Я понял, — холодно произнес его милость.