Дороти Кэннелл - Вдовий клуб Страница 28

Твердая хозяйская рука. Я поняла, насколько она нужна, бочком проскользнув мимо парочки балбесов с панковскими лохмами, которые пытались заарканить друг друга посредством лассо из электрического шнура. Но я бы эту твердую руку облекла в бархатную перчатку. Войдя в кухню, жалкую в своей первозданной наготе, я живо представила, как чудесно она преобразится, когда засверкают хромированные мойки, засияют белоснежные шкафы, а на широких подоконниках выстроятся горшки с геранью из цветника Джонаса. Так же ясно виделась мне гостиная слева от парадной двери. Обои с колокольчиками просто созданы для нее! Я поднималась по лестнице, наслаждаясь шелковистой гладкостью деревянных перил. Измерив окошко на площадке, двинулась на второй этаж. Эта длинная комната с полотняной обивкой в завитушку, лепниной на потолке и высокими зарешеченными окнами идеально подходит для пиршества по случаю открытия. Зажжем свечи в шандалах, накроем вдоль стен два трапезных стола и расставим повсюду серебряные кувшины с белыми розами.

Я вытащила рулетку и отправилась в комнату, которая уже сейчас стала рабочим кабинетом Бена. Безукоризненный порядок вызвал у меня нежную улыбку. Даже скрепки разложены ровненькими рядками, а рабочие записи высятся аккуратной стопочкой. Вот записка для меня… Улыбка сама собой погасла. Послание гласило:

Элли, краска для кухни не годится. Перламутровая подойдет больше, чем жемчужная. Дорогая (это слово Бен добавил потом и провел к нему стрелку), не раскидывай повсюду образчики обоев. Ты подаешь рабочим дурной пример.

Подпись: Б.Т.Х.

Я едва не поддалась искушению переправить «перламутровая» на «перламуторная» и подписаться под исправлением, но тут же вспомнила соответствующий абзац из книги «Брак или Мрак?». Разжав кулак, я разгладила записку и начертала:

Виновата, исправлюсь, будет исполнено.

И подписалась: Э.С.Х.

Часики убедили меня, что еще есть время заглянуть в антикварную лавку Делакортов и посмотреть, остались ли те самые рамы для картин. Даже если рамы уже проданы, там всегда найдется что-нибудь соблазнительное.

Витрина в эркере магазина соблазнами просто изобиловала. Мольберт задрапирован вышитой шалью, рядом медный чайник прошлого века, и к нему таганок. Пусть мистер Чарльз Делакорт и напоминает снулую рыбину, но дело свое он знает.

Я вошла под треньканье колокольчиков, игравших увертюру к «Вильгельму Теллю». На мгновение у меня мелькнула мысль положить на голову яблоко и замереть навытяжку. Впрочем, не стоит: арбалет, что висит на стене, выглядит достаточно дееспособно, а стрелы торчат из колчана, как иглы дикобраза… Рамы на месте. Отлично! Теперь бы только найти кого-нибудь, кто поскорее продаст мне их, пока я не сгребла в охапку все эти безделушки, без которых не могу больше жить. Я жадно мечтала Заполучить все, что имелось в лавке Делакортов, все, кроме… атмосферы. Странно, потому что запах минувших эпох притягивал меня. Я прошлась между столами, повертела в руках отделанную эмалью табакерку, пощелкала серебряными ножницами. Магазинчик похож на декорацию к кинофильму. Может, именно в этом все дело? Я оглянулась. Неужто из-за бархатных темно-желтых гардин, отделяющих заднюю комнату, вот-вот выпадет труп?.. Занавески качнулись, и в самом деле появился труп. Правда, ходячий. Чарльз Делакорт собственной персоной.

– Добрый день, миссис Хаскелл. – Наклонив белобрысую голову, он сверился с часами и занял место за прилавком.

Занавеси снова разошлись, и показалась Анна Делакорт. Сегодня на ней был костюм из зеленой парчи с узкой юбкой и сильно приталенным жакетом с фалдочками по бедрам. Темные волосы скручены валиком надо лбом, а сзади спадают гладкими прядями. Очень элегантно. Писк моды сороковых годов.

– Элли, как я рада вас видеть! – Прохладная ладонь Анны коснулась моей. – Я все хотела вам сказать, что вы были просто лучезарной невестой.

– Благодарю вас.

– А свадебное платье подошло? Когда вы его покупали, я беспокоилась, что в талии оно плохо сидит.

– Правда? – Я украдкой пощупала живот.

– Мне показалось, платье мешковато.

– Как мило с вашей стороны… так беспокоиться.

– Моя дрожащая… простите, дражайшая супруга, живет и дышит треволнениями, – голос Чарльза Делакорта заморозил комнату. – Подумаешь, еще одна бессонная ночь во имя великой идеи!

Ужасный человек! Помимо общего интереса к старинным вещам, какое помрачение рассудка заставило Анну выйти за него? Страшно, подумать, что она когда-то его любила.

– Я очень благодарна вам за то, что помогли мне выбрать наряд, – обратилась я к Анне.

– Вы воистину неустрашимая особа, миссис Хаскелл, – тут же встрял человек, у которого в жилах текла не кровь, а желчь. – Моя жена вполне могла обрядить вас к алтарю, как тень Марлен Дитрих. – Чарльз Делакорт протер зеркало в серебряной оправе. – Хотя не скажешь, что на вашей свадьбе было скучно.

Анна смущенно рассмеялась:

– Чарльз всегда насмешничает, когда речь заходит о моих вкусах в одежде.

– Сороковые годы – примитивная эпоха. – Он постучал по клавишам кассы.

Анна, которой уже никогда не будет тридцать девять, прижала руку к груди и улыбнулась.

– Возможно, я застряла во времени, но для меня эти годы полны очарования. В те дни я была счастлива – пусть не вундеркинд, но ребенок, подающий надежды. Я неплохо пела, и родители грезили о моей грядущей славе. Они отправляли меня на всевозможные конкурсы, и я несколько лет разъезжала по стране… – В глазах Анны появилось мечтательное выражение, она прислонилась к прилавку, поигрывая пальцами, как на пианино.

И вдруг запела!

«Ах, где ты теперь, герой моих грез? Прошла моя жизнь дорогою слез»…

Я не знала, куда деваться от смущения. Чарльз Делакорт улыбался торжествующей улыбкой: наконец-то его жена показала себя во всем блеске собственной глупости. Голос Анны (весьма посредственный) сорвался и угас. Она сдавленно хихикнула.

– Хорошо, что я сошла со сцены в десять лет, правда? У меня никогда не было того очарования, каким обладала знаменитая Сильвания. Вот у нее голос был как ирландское виски, полное страсти и огня. Как-то раз я выступала с ней в одном концерте. – В глазах Анны появилось все то же мечтательное выражение. – Ей в то время было не больше восемнадцати, она озарила весь концертный зал блестками и огненными локонами. Сильвания пела «И снова прощай». Я мечтала стать такой же, как она. – Анна закрыла лицо руками. – Не надо напоминать мне, Чарльз, что она была красавицей, а я нет. Но фигура у меня вполне на уровне, мои параметры до сих пор девяносто – шестьдесят – девяносто. Еще одно преимущество бездетности.

Чарльз устремил на меня арктический взор, отчего я смутилась еще больше. Часы пробили четверть, я положила рамы на прилавок и открыла сумочку. Никак не могу свыкнуться с тем, что параметры фигуры – сугубо интимную вещь – обсуждают на людях.

– Я плохо знаю творчество Сильвании. – Взглянув на счет, я принялась выписывать чек.

Анна обошла прилавок:

– Она избегала публики. Ее частная жизнь оставалась именно частной и личной. Ходили слухи, что Сильвания тайно обзавелась мужем и даже детьми. Но потом ее песни вышли из моды, как вот это платье. Уже долгие годы про нее ничего не пишут, разве что в колонке светских сплетен иногда вспоминают про ее исчезновение со сцены и намекают, что с ней случилось нечто трагическое.

Бедная, одинокая Анна. Ей сорок с гаком, а она по-прежнему без ума от вышедшей в тираж певицы. Я сунула упакованные рамы под мышку, когда снова затренькала увертюра к «Вильгельму Теллю». В магазин вошла Глэдис Шип.

Удивительно, но Чарльз Делакорт оттаял до легкого оживления. Он пригладил свои невидимые волосы и поправил узел галстука.

– Добрый день, мисс Шип. Хотите взглянуть на ноты, которые доктор Симон Бордо раскопал в старом сундуке в «Эдеме»?

– Вы словно читаете мои мысли, мистер Делакорт! – Щеки органистки покрылись приятным свекольным румянцем. Она попыталась поправить очки, но лишь свернула их набекрень. – Я давным-давно мечтала сделать какой-нибудь сюрприз леди Теодозии. Она так много помогала мне с детским хором! И всегда такая шутница – то и дело повторяет, что идеально подходит для этой работы, потому что ей медведь на ухо наступил. Наверное, ей будет приятно получить в подарок ноты как память об отчем доме, откуда ее выгнали жестокие родственники?

– Почему бы и нет? Я почти склонен подарить вам эти ноты.

Стоявшая со мной рядом Анна смотрела на мужа так, словно не верила собственным ушам.

– Ну что вы, я не могу такого допустить… – Мисс Шип ломала руки. – У меня есть небольшой доход… Конечно, я не богатая наследница, как… – Мисс Шип вздрогнула и прищурилась на меня сквозь гигантские линзы очков, превратившие ее глаза в огромные поганки. – О, миссис Хаскелл! Как бестактно с моей стороны! Но, честное слово, я вас не заметила, – она снова безуспешно поправила очки, – вернее, не узнала…