Наталья Никольская - Жертва Сименона Страница 28

Глава шестая

Полина

– …Овсянников, ты мне за Ольгу отвечаешь головой! Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты ее не убережешь?… Ага, представляешь… Ну вот и прекрасно! В гостинице он ее оставил, умник… Это тебе не чемодан, между прочим!

Я злобно брякнула трубку, даже не сказав Жоре «до свиданья». Ничего, переживет. После того, что они там натворили, он никаких «до свиданий» не заслуживает. Ну ладно моя сестренка: Ольга она и есть… Ольга. Но этот-то! Все-таки майор милиции! И старший следователь УВД… Должен же соображать, что Ольгу Андреевну нельзя просто так запереть в гостинице на целый день, да еще на пару с бутылкой!

Плотнее запахнув махровый халат – в комнате было, мягко говоря, не жарко, – я прошлепала на кухню. Все равно сон безнадежно испорчен Жориным звонком, так что, пожалуй, сварю-ка я кофе. Посижу над ароматной дымящейся чашкой, покурю да спокойно поразмыслю над этой паскудной ситуацией, черт бы ее…

Спокойно, Полина, спокойно!

Вообще-то, если честно посмотреть правде в глаза, то никакого сна еще не было, так что и портить было нечего. Я просто каталась с боку на бок, уговаривая себя отключиться и «подумать об этом завтра», подобно героине знаменитого американского бестселлера. Обычно у меня это получается, но сегодня… Пожалуй, впервые – сколько себя помню – обстоятельства оказались сильнее меня. Всякие чрезвычайные происшествия, неприятности и странности так плотно спрессовались во времени и пространстве, что возник «перегруз сознания». Так что телефонограмма от бывшего мужа о том, что моя родная сестра загремела в институт Склифосовского, потому что умудрилась стать жертвой ограбления банка, – эта «последняя капля» уже не могла переполнить чашу моего терпения. Потому как чаша была переполнена гораздо раньше!

Кофе у меня получился по вкусу похож на свежезаваренный веник, хотя обычно я варю прекрасный кофе; сигарета горчила и вызывала удушливые спазмы в горле, хотя я всегда курю «Мальборо», и сегодняшняя пачка была ничуть не хуже. Но все это было нормально, все это я приняла как должное. Сидела в своей уютной, вылизанной до блеска кухне, отгороженная от мира плотными кружевными шторами, пила дрянной кофе, курила дрянную сигарету и думала. Думала о том, что дело – дрянь.

Где-то там, за этими шторами, в темной ночи, может – далеко, может – совсем близко, притаился преступник, который оказался умнее меня. Думать об этом было не очень приятно, но горькая правда для меня всегда была лучше сладкой лжи.

Еще вчера вечером, до нападения, казалось, что мне вовсе не придется тягаться сообразительностью с этим парнем, что я смогу остаться в стороне. Еще сегодня утром, после разговора со следователем, когда уже было понятно, что сохранить нейтралитет не удастся, мне казалось, что преступник – вполне реальный, конкретный человек, преследующий вполне конкретные цели. Да, он наглый, хитрый, жестокий, чертовски опасный тип, многое в его поведении и мотивах пока оставалось непонятным; но все же он живой человек, и именно по этой причине казался в конечном итоге «вычисляемым». Где-нибудь да должен он споткнуться, поскользнуться, потерять равновесие – и тогда мы сорвем с него маску! Я убеждала себя, что знаю даже, кого увижу под этой маской.

Но теперь… Теперь мне вообще казалось, что мы охотимся не за человеком – за оборотнем. Я боялась, что под сорванной маской окажется пустота. А невидимое, сконцентрированное зло упорхнет из рук правосудия, наденет на себя новую личину и по-прежнему будет грозить удавкой из темноты.

Я похоронила свою самоуверенность сегодня вечером, когда после долгих поисков нашли Андрея Старостина. Но не живого, как я хотела и ожидала, а мертвого.

Я потратила все послеобеденное время на то, чтобы разузнать как можно больше об исчезнувшем генеральном директоре фирмы «Фаворит», его привычках и круге знакомств; я вычислила последний путь его темно-синей «ауди» – от магазина на химкомбинате до восемьдесят седьмого километра Волгоградской трассы, где обнаружили машину; я нашла свидетелей, которых не смогла найти даже милиция. Я искала его среди живых. Я его готовила на роль своего «человека в маске». А он…

А его сегодня в восьмом часу выловили из Волги рыбаки.

Ребята с землечерпалки на Синем острове забросили самодельную снасть, чтоб натаскать мелочишки к ужину, она и приволокла «улов». «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» Тело пролежало в воде никак не меньше пяти-семи суток – стало быть, с того самого дня, когда бизнесмен исчез. «Лег на дно»… Проклятье! Ведь это было мое собственное выражение. Но я никогда не думала, что окажусь настолько права! Что беднягу в самом деле уложили на дно реки…

Я только-только завалилась домой – уставшая как черт, но воодушевленная своими маленькими успехами, – когда мне позвонил знакомый опер из группы Овсянникова. Уезжая, майор просил своего надежного человека неофициально держать меня в курсе, если случится что-нибудь «экстраординарное». Ну, вот оно и случилось… Положив трубку, я чувствовала только усталость. Все мое воодушевление оказалось «липой», не говоря уже об «успехах».

Нет, вру: еще я чувствовала злость! Должно быть, это она и не дала мне уснуть, несмотря на все старания. Я не могла однозначно ответить, что разозлило меня больше: то ли обстоятельство, что Дрюня Старостин оказался не преступником, а жертвой, то ли то, что настоящий преступник безнаказанно разгуливает по земле, в то время как число его жертв все умножается. А может быть, то, что я так лажанулась, поставив не на ту карту?… Не знаю – скорее, все это вместе взятое.

Зато мне было прекрасно известен источник моего зла, его «генератор». Пока еще он, этот «источник», не имеет имени – для меня, во всяком случае. Но он есть, он существует! Он где-то там, в ночи…

Но кто же он, кто?! Он ехал в поезде вместе с Ольгой и остальными – это, по-моему, можно считать доказанным фактом. И не просто ехал, но общался с пассажирами четвертого купе девятого вагона. Но Ольга говорит, что в поезде ни с кем не общалась, кроме своих: Палискиене, Старостина, Загорулько. Да еще, с большой натяжкой, этот Роман – Сеславинский, что ли? Он заходилк нимв купе и даже ссорился с его обитателями. Если это можно назвать общением, конечно.

Но Жора сказал, этот тип ни при чем: у него алиби, да и вообще – кишка тонка. Значит, его можно сбросить со счетов. Впрочем, я это знала с самого начала. Только одна наша романтическая Оленька мечтала видеть московского донжуана в роли злодея. Простая женская логика: раз мужчина непорядочен с женщинами – стало быть, злодей.

Остаются эти трое. Попутчики… Но они все мертвы! Получается какой-то абсурд.

Я поднесла к губам чашку остывшего кофе – и неожиданно усмехнулась: такая забавная вдруг пришла мысль. Если уж кого и можно заподозрить «на все сто» – так это мою Ольгу Андреевну! Она же одна осталась в живых – одна из всего купе. Значит, логично предположить: она и есть безжалостный убийца! Во всяком случае, на месте Жоры я бы ею заинтересовалась. Может, она в поезде подмешала ему снотворного, сошла на ближайшей станции, вернулась в Тарасов, напала на меня – так, чтоб создалась полнейшая иллюзия того, что напасть хотели на нее, Ольгу Снегиреву… Ну, и так далее?… Представляю, какую гримаску скорчит сестренка, когда я поделюсь с ней своими «подозрениями»!

Разумеется, это я так, в порядке бреда. Подозревать Ольгу Андреевну в преднамеренном убийстве – все равно что подозревать трепетную лань в попытке снять шкуру с тигра. А если шутки в сторону? Если предположить, что не Ольга, а настоящий убийца взялся бы заметать следы?… Улыбка слетела с моего лица.

Предположим, я совершаю убийство с целью ограбления. Однако, по глупости или по какой другой причине, но я засветилась. У меня не остается иного выхода, кроме как убрать всех свидетелей, которые могут меня выдать. Но если я убираю всех, а сама остаюсь в живых, – подозрение неминуемо падает на меня! В нашем случае это особенно очевидно: все – убийца, жертва, свидетели – пассажиры одного купе. Что я должна сделать, чтобы отвести от себя подозрения? Правильно: инсценировать покушение на собственную персону. А еще лучше – свою смерть. Если, конечно, представится такая возможность. Если представится возможность…

Оттолкнув пустую чашку, я до боли стиснула ладонями виски. Айседора Палискиене не могла разыграть собственную смерть: ее труп я видела своими глазами. Старостин? Его тело пробыло в воде несколько дней, а такие трупы обычно мало напоминают человека при жизни. Но все-таки вода – не огонь. Да и нелепо, по правде говоря, думать, что Дрюня, «честный предприниматель» и патриот родного края, мог придушить актрису из-за лотерейного билета. Не понимаю, почему я раньше этого не замечала?!

А вот Дмитрий Загорулько… Это же совсем другое дело! Дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом, труп сильно обгорел. Погибшего опознала только жена, которая увезла тело на родину. Впрочем, оно и понятно: трагедия случилась не дома, в Александровом Поле, а в соседнем районе, где живет брат Загорулько. Помнится, когда я рассказала об этом Ольге, она сразу поинтересовалась этим осиротевшим братцем. Я отмахнулась от нее, а зря…Зря!