Наталия Клевалина - Убийственная осень Страница 28

— Это что еще за остров? Что-то мне название его не слишком нравится.

— Мне про него Евгения рассказывала.

— Старая лесбиянка, которой ты нравишься?

— Не придуривайся, а? Очень интересный остров. Там всех хоронят. Круто.

— Рехнуться можно от крутости. Памятнички, крестики, гробики, саркофагики, черепочки. Я и сама иногда люблю походить по кладбищам. Но не тогда, когда где-то ходит некто, кому очень хочется тебя убить. Ты что, про все уже забыла?

— Не забыла. Ты подумай только, как занятно, там надо оказаться к полуночи, найти одну часовню, встать к ней спиной и ждать.

— Чего ждать? У моря погоды?

— Нет, пророчества о своей судьбе. И еще, там можно на часовне этой написать заветное желание.

— Погоди, ты хочешь сказать, что туда надо ночью ехать?

— Ну да.

— Ты точно спятила, Овчарка.

— А что, туда на веслах добираться тридцать минут. На катере домчимся за десять. Успеем еще вернуться и отоспаться до четырех утра.

— Я против.

— Почему?

— По кочану и по капусте. Во-первых, убийца. Во-вторых, море разволнуется, и мы оттуда не выберемся к сроку, к тому же нас может отнести течением к черту на кулички. Ты что, забыла, что моя роль в нашем дуэте такая — ты предлагаешь всякую ерунду, а я говорю тебе, что осуществить можно, а что нельзя, поскольку это бред. Так вот, поездка ночью на твой Усопший остров — из разряда самых завиральных идей.

— Сама ты Усопший, тогда, Васса, я туда одна поеду, так и знай. Я умру, если не увижу этого погребального острова.

— Ну и ради бога, Овчарка.

— И упрямая же ты, Васса. Ладно, я поеду, и меня там убьют. А тебя потом совесть мучить будет.

— Пусть мучает, потерплю. Глупым людям — глупая смерть. Круто — убьют, там же и прикопают. Очень удобно.

Овчарка ныла об Успенском острове всю дорогу до дома, и Васса не выдержала. Они повернули к Тамарину причалу. Мужик, владелец катера под названием «Стремительный», заломил такую цену, что Овчарка призадумалась. Мужик сказал:

— Говорите поскорее, едете или нет, потому что через полтора часа я туда гроб повезу, а других катеров вы тут не найдете.

Подруги отошли и стали совещаться.

— Я думаю, нам надо лодку взять, — сказала Овчарка.

— Страшновато. Мы оттуда пойдем затемно, нас и отнесет в море. Что тогда делать будем? Давай отложим поездку эту денька на два, — предложила Васса.

— Нет уж. Сегодня-то тебя еле-еле уломала, а через два дня ты точно упрешься как осел, которого с места не сдвинешь.

Овчарка заплатила мужику за весельную лодку. Он подвел подруг к веренице лодок, бок о бок стоящих на воде носом к причалу.

— Какую вам?

— А любую, лишь бы не дырявую.

Овчарка выбрала лодочку, недавно покрашенную голубой краской. На дне ее лежал даже оранжевый спасательный круг из пенопласта.

— Смотри, и круг есть, — с энтузиазмом заметила Овчарка.

— Большая радость, — хмуро отозвалась Васса, — лучше уж сразу потонуть, чем на нем болтаться черт-те сколько времени.

Васса первой ступила в лодку, села на узкую скамеечку на корме. За ней прыгнула Овчарка, сперва бросив свою сумку в лодку. От ее прыжка суденышко сильно закачалось. Васса схватилась за борта.

— Какая-то очень шатучая лодка, — заметила она.

— Да, и как будто осаживается очень низко, — добавила Овчарка, — однако хозяин говорит, что у него все лодки такие.

— Дуры девки, не прыгайте по ней, она и шататься не будет. Если прыгать, можно совсем перевернуться, — сказал мужик и оттолкнул их от причала.

— Ну что ж, Овчарка, выгребай, — сказала Васса, — ты это все затеяла.

— А ты гляди вперед и говори, если я буду с курса сбиваться, я ведь спиной сижу, и мне не видно.

— Ладно. Только больше так лодку не раскачивай. Я утону — ладно. Но если утонет моя сумка с ключами, паспортом и деньгами, это уже серьезно.

— Поскольку ты тогда уже будешь утопленником, потребуешь от морского царя компенсацию за ущерб.

Овчарка, работая правым веслом, развернула лодку кормой к берегу и принялась грести. Овчарка гребла первый раз в жизни, и ей это очень даже понравилось. Правда, сначала лодка шла тяжело — на веслах мочалками висли большие охапки черных водорослей. Потом они выбрались из подводных зарослей, и грести стало намного легче. Овчарка утверждала, что они поймали течение. Васса мерзла на корме и страдала от комариных укусов.

— Дай-ка мне погрести, — попросила она, — только местами меняемся осторожно в шатучей этой лодке.

Овчарка перелезла на корму, развалилась там и стала давать Вассе указания:

— Не заглубляй так весла, кто же так делает. И так высоко их не поднимай, а то вода в лодку льется.

— Отстань со своими советами. Лучше пой что-нибудь. Да не спускай глаз со своего Усопшего. Не хватало еще заблудиться.

— Что петь? «Окрасился месяц багрянцем» хочешь?

— Честно сказать, нет. Там концовка мрачная. О том, как приплыли два трупа под утро к берегу. Очень в тему, ничего не скажешь. Если собьемся с курса…

— Но ты же не «изменщик коварный», а я не та самая красотка. Да ты погляди, мы почти уже и приплыли.

Васса подняла весла и обернулась.

— Слава богу, берег близко — послушай, что это тарахтит?

Мимо них не слишком быстро прошел катер «Стремительный» с двумя монахами и гробом на борту. Монахи что-то тихо пели. Овчарка увидела, как они пристали и стали вытаскивать гроб. Лопат при них не было — наверное, яму уже вырыли заранее.

— Хорошо, что мы все-таки не одни тут будем, — заметила Васса, — давай швартоваться. Садись теперь ты на весла.

Овчарке долго не удавалось подойти к каменистому мысу, далеко выступавшему в море, — их все время относило от берега. У Овчарки заболели от весел руки и плечи. Наконец, они пристали, но не к мысу, а метрах в пятидесяти от него, к берегу, сплошь покрытому большими, чуть ли не в человеческий рост, валунами. Васса тревожно огляделась.

— Давай быстро, Овчарка, ищи свою часовню, и дуем отсюда. Что-то мне тут не нравится. Идиотка я. Надо было запереть тебя дома. Давай вытащим лодку.

Лодка вдруг оказалась очень тяжелой. Подруги только наполовину выволокли ее на берег.

— Привяжи ее теперь, Овчарка.

— К чему? Здесь нет ни деревца, ни колышка.

Но она придумала — обвязала веревкой небольшой камень.

Могилы стали попадаться почти сразу, как только кончилась полоса белого морского песка. Монахов с гробом нигде не было видно.

— Странно, где же они? — сказала Васса.

— Дались они тебе.

Васса с Овчаркой инстинктивно взялись за руки.

— И правда усопший какой остров, — прошептала Васса, — сверчки не поют, рыба даже у берега не плещется. Ищешь же ты, Овчарка, приключений на свою задницу. Тебя надо было в Москве еще запереть и не пускать никуда.

— Не бухти. Высматривай лучше часовню. Чем быстрее ее найдем, тем быстрее уедем, учти. Никто нас тут не съест.

— Я не мертвых боюсь, а живых, — ответила Васса.

— Тут, кроме нас, двух монахов и катерщика, никого нет.

Они шли. И так Вассе было не по себе, а Овчарка еще стала всякий вздор пороть:

— Здесь, говорят, ходит Бабка-охапка. Мне наша хозяйка рассказывала. Это ведьма умершая, ее земля не примет, пока она кому-нибудь свою душу вторую, черную, не передаст. Вот она и ходит, вся гнилая… Если ее встретишь, надо сказать «приходи вчера» и, пока она думает, убежать. Или высыпать перед ней горсть соли и велеть крупинки считать, и, пока она считает, смыться. А еще здесь есть черная монашка, ее убили, когда после революции монастырь на Бабьем разгоняли. Она уходить не хотела…

— Господи, Овчарка, деточка ты наша! Расскажи еще про гроб на колесиках!

Большинство могил выглядело скромно. Только деревянный шестиконечный крест с жестяной табличкой или небольшая плита, из экономии чаще всего одна на несколько покойников, с маленьким цветником, где рос мох и танцующие березки. Попалась, правда, им могила какого-то братка — настоящий белоснежный мавзолей, где вполне можно было жить. На широкой черной плите подруги увидели изображение покойного. Он сидел на переднем сиденье своего джипа с открытой дверцей. Ограда, выполненная из белого камня, была украшена картинками, эдакими сценками из жизни умершего. Под каждой имелась поясняющая надпись.

Овчарка наклонилась и прочла: «Бык мочит люберецких».

— Что ж, — заметила Васса, — судя по картинкам, теперь Быка поджаривают на сковородке. И не откупиться ему даже любимой тачкой. Странно здесь выглядит эта могила, да?

— Ага. Как будто в Москву ненадолго вернулись. Наверное, жизнь у братка была беспокойная, он и захотел лежать где-нибудь в тихом красивом месте. Ой, Васса, мы на чьей-то могиле стоим!

— Какая же это могила?

— Конечно, могила, видишь, холмик. Просто заброшенная, неогороженная. Сойди.