Детектив в пути - Инна Юрьевна Бачинская Страница 28

салоне новые «Вольво». А может, чинит старые «Жигули». Впрочем, какое это имеет значение - когда руки у него сильные, а пальцы тонкие, с ухоженными ногтями. И говорил он тоже как обволакивал: тембр голоса, как у Высоцкого, а слова - нежные. Я почувствовала, что у меня замирает под ложечкой и холодеет внизу живота.

Он сказал:

- Хотите, я покажу вам Питер, какой вы ни разу не видели?

- Такого Питера нет. Я здесь была тридцать восемь тысяч раз и видела все.

- Вы себе льстите. А памятник Носу? А дом, где жил Раскольников? А котельная, где работал Цой?

Да пусть хоть котельная, с такими-то руками и голосом!… И через пять минут мы сидели в его машине, очень достойной «Ауди» с кожаным салоном, и он пришпорил своих лошадей вдоль да по Невскому…

А когда был осмотрен - каюсь, изнутри кондиционированной прохлады авто - дом Раскольникова и уже назревал первый поцелуй, у моего рыцаря зазвонил телефон. Он взял трубу и вдруг гаркнул:

- Че ты мне звонишь?! Сам ни черта решить не можешь?!

Превращение ласкового кавалера в вопящего смерда оказалось столь стремительным, что я даже вздрогнула.

А дальше - не стесняясь ни меня, ни канала Грибоедова, он вдруг обрушил на своего собеседника - по-видимому, подчиненного - такой поток злобного мата, что у меня аж дыхание перехватило. Мой принц брызгал в трубку слюной, и на его лбу от злобы вздулась жилка. Казалось, он готов от ярости выпрыгнуть и из кожаного сиденья, и из льняных штанов. Таких зверских ругательств я не слышала даже от грузчиков нашей магазинной сети на всех просторах СНГ.

А когда он закончил, то преспокойно бросил трубку на «хэндс-фри» и почти ласково обратился ко мне:

- Ну, что - погнали дальше?

Мы объездили с ним еще штук шесть неизвестных питерских памятников - но я отклонила его предложение поужинать. И никаких поцелуев в авто больше у нас не назрело. С моей стороны и не могло назреть, как он ни ерзал.

По отношению к своему новому знакомому я вдруг стала холодна, как лед, а когда он однажды дотронулся до меня своими сильными длинными пальцами - даже вздрогнула. Нет, я вовсе не пай-девочка, могу и сама для придания речи сочности запулить ненормативной лексикой - но я терпеть не могу хамелеонов. Со мной он, значит, ластится, как котик; на подчиненного орет, как разгневанный буйвол, а с начальством или с крутыми, наверно, скулит, как поджавшая хвост собака?…

Может, я слишком требовательна и несправедлива, но мы расстались просто друзьями (и даже обменялись телефончиками), но ни отвечать на звонки моего нового знакомого, ни встречаться с ним мне больше не хотелось…

…А потом начались будни. Я по-прежнему проживала у милой старушки на Лиговке. И оказалось, что в Питере - как, наверно, в любой точке на земле - жизнь далеко не столь безоблачна, как кажется в первый день, когда утреннее солнце ломится в окна.

Я наведалась в порт. Меня манили синие просторы. У пирса стоял белоснежный паром. В криках чаек мне чудилось: «Плыви! Плыви!…» Но когда я, с третьего захода, добилась аудиенции в кадрах, мне предложили место буфетчицы на сухогрузе, уходящем в Арктику. И преподнесли сие как величайшее одолжение, за которое я должна расплатиться - желательно натурой, не выходя из начальственного кабинета.

Я уже планировала совершить инкогнито налет на столицу - за дипломом и трудовой книжкой - и снизить уровень своих притязаний до дилера в плавучем казино - как однажды на выходе из порта все-таки столкнулась нос к носу с ним…

- Ты… - только и произнес Георгий.

Я подтвердила:

- Да, это я.

- Как ты здесь?

- Вот хочу попроситься юнгой на твою яхту.

- Яхту?! - поразился он.

- Ты что, не строишь больше яхт?

- Нет.

- Что же ты делаешь в порту?

- Собираюсь в Барселону. Представителем «Роскомфлота».

Он нетерпеливо глянул на часы.

- Что, летишь на всех парусах? - спросила я.

- Признаться, да. На послезавтра куплен билет, а жене до сих пор еще визу не дали.

- Ты давно женат?

- Года четыре. А ты?

- А я только собираюсь, - соврала я.

- За кого?

- За одного яхтсмена.

Врать - так по-крупному!

- Я его знаю? - нервно спросил он.

- Нет, - сказала я.

Он сразу успокоился. И, кажется, даже, сволочь, искренне порадовался.

- Поздравляю. На свадьбу пригласишь?

- Мы лучше вместе с ним придем к тебе в Барселону на своей яхте.

- О, давай! Жена будет очень рада. И старший сын - тоже. Они скучают без яхт.

- А ты - скучаешь?

В вопросе был двойной смысл. Я имела в виду: скучаешь - по мне. А он услышал: скучаешь - без яхт.

- Я?… Я, признаться, нет. Наверно, в молодости парусами объелся. Ну, ты извини, мне пора бежать. Еще куча дел осталась.

И Георгий, не оглядываясь, умчался куда-то мимо пакгаузов.

«Вот и все, - сказала я себе. - А я-то, идиотка, думала, что прошлое можно вернуть…»

Выходит, то, ради чего (если положить руку на сердце) я приехала в Питер, не случилось. И что мне здесь теперь делать, на продуваемых всеми ветрами - морскими ветрами! - проспектах?

Ветер с моря выбивал из глаз слезы.

…Но я уже не могла просто вернуться в Белокаменную, и явиться к Денису и на работу, и заявить всем: «Здравствуйте, это я. Я не умирала, я воскресла!» Я не хотела старой жизни!

И кто сказал, что в новой жизни будет легко? Я не должна оставлять попыток. Я буду сражаться, биться и строить ее, мою новую жизнь - с солнцем, небом и морем.

А пока… пока… Что ж, я могу расслабиться… Деньги есть - я сняла со своих кредиток все наличные - бог его знает, что там, в банках, делают со счетами безвременно ушедших… Белые ночи не кончились, и у меня есть время подумать: каким путем я все-таки могу добраться до той синевы - неба ли, моря, - которая с детства манит меня… Ведь океан прекрасен, даже если рядом нет Георгия.

Назавтра, решила я, объявляется День Забвения и Избытия Горечи. А это значит - поход в салон красоты, и шопинг, и новые визиты в «Идеальные чашки» и «Сладкоежки». Я буду делать все, чтобы развеяться, забыть Георгия, теперь уже