Елена Логунова - Кляча в белых тапочках Страница 29

– Скорее всего, ничего, – вполголоса сказала я сама себе. – Хотя не мешало бы все-таки отыскать эту фотографию и рассмотреть ее повнимательнее…

Остаток дня, гуляя с семьей по парку, готовя ужин, стирая белье, укладывая ребенка спать, я между делом думала о том, как бы мне найти фотографию, пропавшую из Генкиной барсетки. У меня возникли кое-какие идеи, но я ни с кем не стала ими делиться. Еще не время…

Опять понедельник

– Ты, Колюша, асоциальный тип или, попросту говоря, кака! – вещал Колян, прыгая по полу на одной ноге.

На другую ногу он натягивал носок, но надеть его не сумел, потому что носок был мой, на четыре размера меньше, чем нужно Коляну. Однако я не могла сообщить об этом мужу, потому что как раз в это время торопливо чистила зубы, эпизодически отсматривая происходящее в комнате через запотевшее зеркало в ванной.

Сонно помаргивая, помятый и всклокоченный малыш сидел на кровати, с интересом наблюдая за папиными акробатическими этюдами.

– В воскресный день, когда все приличные люди спят до полудня, ты просыпаешься в половине седьмого утра и тут же безжалостно будишь папу, тыча ему в лицо шершавое печенье! – продолжал укорять ребенка Колян, оставивший попытки оснастить свои конечности моими носками. Теперь он натягивал свитер, отчего его голос звучал глухо и невнятно. – Зато в понедельник, когда другой асоциальный тип, папин начальник Василий свет Иоганнович, ждет бедного несчастного папу с утренним докладом о проделанной на прошлой неделе работе, ты изволишь дрыхнуть до девяти часов! Из-за тебя отец с мамой проспали и теперь опаздывают на работу! Ну, где у тебя совесть?

Не знающий, что такое совесть, ребенок привычно отреагировал на вопрос «Где?»: перевернулся на животик, сполз на пол и заглянул под кровать.

– Это еще хорошо, что у меня зазвонил телефон! – закончил тираду Колян.

– Кака! – обрадовался малыш, выныривая из-под кровати.

– Кто говорит? Слон! Откуда? От верблюда! – без паузы и смены тона завел Колян.

Я вышла из ванной, на ходу затягивая волосы резинкой.

– Привет! – сказала мне няня.

В отличие от нас с Коляном она пришла на работу вовремя и уже несколько минут стояла в прихожей, из деликатности не заходя в комнату с разобранными постелями.

– Привет! Масяня еще не какал, не писал и не завтракал! – сообщила я.

– Беги, я разберусь, – махнула рукой няня.

– Колян, твои носки в ассортименте сушатся на батарее! – крикнула я уже с порога. – Застели кровать! Пока-пока, мама умчалась!

Раз в месяц, именно по понедельникам, на местном телерадиопередающем центре устраивается профилактический день. Не знаю, чем они там занимаются, может, моют с «Фэйри» спутниковые тарелки и сметают веничком паутину с телебашни, никогда не интересовалась, но вещание всех местных телекомпаний в этот день прекращается до пяти часов вечера. Пользуясь случаем, профилактический день локального масштаба устраивают и наши техники, а мы, журналисты, околачиваем груши и занимаемся всякой ерундой, приемом посетителей, например. Стало быть, в приходе на работу ровно в девять ноль-ноль нет особой нужды, но противная бабка-вахтерша при моем появлении опять изобразила страдание и вздохнула с таким звуком, какой издает быстро спущенный воздушный шарик:

– Йэх-х-х! Опять ты, Елена, опоздала!

– Застряла в пробке, – соврала я.

– В былые времена вылетела бы ты, как та пробка, с работы! – сообщила мне доброжелательная бабуся.

Сделав в журнале отметку о моем прибытии, она вытащила из ящика рулон мягкой бумаги и удалилась в туалет.

Третий год работаю в этой компании, и почти каждое утро эта сцена повторяется! Не могу понять, я случайно всякий раз застаю тот момент, когда старушке требуется удалиться по большой нужде, или при виде меня у нее начинается приступ диареи?

– А тебя там в кабинете дожидаются уже! – вспомнив профессиональный долг, через плечо крикнула мне бабка, продолжая следовать по этапу.

– Кто?

– Возьми черную карточку на столе! – крикнула она уже из-за закрытой двери уборной.

Хорошо еще, не черную метку! Я оглядела рабочее место вахтерши и быстро нашла искомую карточку: прямоугольный кусочек угольно-черной, блестящей, как антрацит, плотной бумаги с вытесненными серебром латинскими буквами: Ivan G. Ovnoff, oil farm owner. Иван, стало быть, Г. Овнов, владелец нефтяной скважины или фермы? Однако странно. Не знаю этого господина, не имела счастья быть представленной, но на его месте я бы расшифровывала отчество, милая фамилия «Овнов» в сочетании с большой буквой Г в начале звучит, мягко говоря, неблагозвучно!

Вертя в пальцах визитку, я вошла в нашу редакторскую и сразу увидела ожидающего меня посетителя. В том, что это именно Иван Г. Овнов, я не усомнилась: во-первых, иных посторонних лиц в кабинете не было, во-вторых, по его простоватому румяному лицу со вздернутым носом в конопушках как-то сразу стало понятно, что фамилии типа Овнович, Овнидзе или Овнов-заде ему не родные.

А вот в том, что этот гражданин является нефтяным магнатом, я усомнилась. Мне мало знакомы жизнь и быт отечественных олигархов, но они, наверное, крайне редко облачаются для деловых встреч в вытянутые на коленях индийские джинсы и футболки с надписью «Мамба! И Сережа тоже!». Хотя, может быть, упомянутый Сережа – это компаньон нашего магната, не зря ведь он «тоже»? Видимо, тоже магнат. А Мамба – какой-нибудь партнер из Южной Африки, кажется, там тоже добывают нефть…

– Здравствуйте, – не зная, как держаться с маскирующимся под бомжа магнатом, неуверенно произнесла я. – Это вы меня ждете?

– Вы Лена? – Магнат поспешно поднялся с кресла и протянул мне мозолистую короткопалую руку без намека на маникюр.

Я пожала заскорузлую коричневую клешню, жестом пригласила посетителя пересесть поближе к моему рабочему столу, опустилась на стул и выжидательно посмотрела на гостя.

– Овнов, Иван Григорьевич, – комкая в руках джинсовую кепку, представился гость. – Владелец нефтяной скважины.

С легким стуком упал на пол карандаш, который выронила моя коллега Наташа. Громко закашлялся завалившийся в угол дивана Вадик.

– Очень приятно, – игнорируя посторонние шумы, приветливо сказала я. – Чем могу поддержать отечественного производителя? Сразу скажу, нефтедобывающая индустрия – не моя специальность…

– Ваша специальность – шоу-бизнес, – кивнул Иван Григорьевич. – Потому-то я к вам и пришел. Понимаете, мне нужно организовать эту… как ее… президенцию… нет, презумпцию…

– Презентацию? – подсказала я.

– Точно! – Обрадовавшись, господин Овнов размашисто хлопнул кепкой по моему столу.

Пыль, которую наша уборщица вытирает по принципу «лучше меньше да реже», попала мне в нос. Я чихнула.

– Будьте здоровы! – сказал нефтепромышленник. – Я сейчас все вам расскажу.

– Чистосердечное признание смягчает вину, – брякнула я, помня о судьбе некоторых других отечественных магнатов.

Пропустив мимо ушей мою реплику, господин Овнов удобнее устроился на стуле и вкратце изложил суть своей проблемы. Что и говорить, она оказалась оригинальной!

Иван Григорьевич Овнов до перестройки работал трактористом в пригородном колхозе имени Розы Люксембург. Было время, хозяйство процветало, но к началу девяностых половина люксембуржцев эмигрировала в город, кто в челноки подался, кто в рэкетиры. Оставшиеся – в основном представители старшего поколения, не снесли тяжелой ноши, колхоз постепенно захирел и через некоторое время тихо скончался. Отдельные энергичные граждане добились от властей разрешения фермерствовать на бывших колхозных угодьях и правдами-неправдами закрепляли за собой долгосрочные права на арендованную землю. Экс-люксембуржцам, чтобы не жаловались, прирезали дополнительные наделы к личным огородам. Трактористу Овнову по жребию достался гектар совершенно неудельной земли: кусок каменистой пустоши с торчащей посредине нефтяной «качалкой».

Тут Иван Григорьевич сделал краткое отступление, рассказав слушателям – мне, Наташе и Вадику – о том, что нефть на Кубани начали добывать еще в девятнадцатом веке. Поначалу это делали открытым способом, благо, «черное золото» само по себе густо сочилось из земли в русле речки Иль. Местные крестьяне подставляли под черную капель ведра и добытую нефть использовали для собственных хозяйственных нужд.

В середине двадцатого века на кубанских полях рядами встали нефтяные вышки, и «качалки» без устали клевали носами, добывая из недр земли ценное природное сырье. Однако нефтяные пласты оказались небогатыми и быстро исчерпались. Вышки, демонтировать которые стоило себе дороже, так и остались стоять памятниками истории отечественной нефтяной промышленности.

Тракторист Овнов, первоначально имевший намерение распахать свой клочок земли и засадить его арбузами на продажу, быстро понял, что сделать это ему не удастся. Разобрать и свезти куда подальше монументальную металлическую конструкцию не представлялось возможным. Различные организации, имеющие то или иное отношение к нефти, все, как одна, отказывались признать ржавеющую вышку с качалкой своей собственностью, а сдать ее в металлолом «на корню» не удалось. Иван Григорьевич похоронил мечту о масштабном бахчеводстве, засадил арбузами и дынями огород своей матушки и тем ограничился.