Иоанна Хмелевская - Роман века Страница 29

– Мне на самом деле жаль, что я не могу удовлетворить вас в этой области. Я не преступник и не маньяк и с неприязнью отношусь к идее изнасилования. Нельзя ли как-нибудь обойтись без этого?

– Не знаю, может, вы чем-то это замените…

Собственно говоря, нетрудно было догадаться чем. Он занимался мною не без повода, не имело никакого значения, делал он это по поручению пана Паляновского или полковника. Обоим бы не понравилось мое отступление от роли Басеньки, которая уже давно стала камнем на моей шее. Если бы я не впуталась в эту любовно-контрабандистскую историю, теперь бы я могла действовать от себя, не боясь, что поврежу этим не только себе, но и государственной организации, которая не замедлит поблагодарить меня за любознательность. Да и выглядела бы я чуть по-другому…

Он смотрел на меня так, будто я по-другому и выглядела.

– Я могу еще и коз доить, – вежливо сообщил он. – Если вас интересует полный диапазон моих способностей…

– А коров? – невольно вырвалось у меня.

– Коров легче.

– Даже если бы вы доили гиппопотамов, это не объясняет мне, почему вы гуляете по этому паршивому скверику. Здесь нет скота…

– Гиппопотамы – не скот.

– Матерь божья! Ну носороги! Все равно! Их здесь тоже нет. Я уже давно задумывалась над тем, что вы здесь делаете. Вы живете рядом?

– Да, в двух улицах отсюда.

– Давно?

– Сейчас, дайте подумать… Около тринадцати лет.

Мысль о том, что я сама живу здесь пятнадцать и непонятно, каким чудом до сих его пор не встретила, привела к тому, что на мгновение я потеряла нить разговора. С трудом я вернулась к теме и приготовилась к самому худшему, лишь бы рассеять хоть часть сомнений.

– И вы бываете здесь систематически? Интересно, не замечали ли вы меня раньше, например, месяца два назад, или в прошлом году. Это не значит, что я должна была бросаться в глаза, но случайно?..

Он молчал так долго, что внутри у меня все сжалось.

– Я гуляю здесь не так давно, – произнес он наконец. – Я люблю думать на ходу, а этот скверик по пути… Я замечал вас, конечно, несколько раз…

Он снова замолчал. Давление внутри нарастало. Сейчас он скажет, что это была не я…

– У меня странное ощущение, – неуверенно сказал он. – Будто в вас что-то изменилось. Два месяца назад вы выглядели как-то иначе, причем я не могу объяснить себе, в чем разница. Если честно, я все время хочу об этом спросить, но не знаю, будет ли это вежливо с моей стороны?

Это звучало искренне. Так искренне и невинно, что я замолчала. Меня с силой циклона тянуло выложить правду. Удержалась я из последних сил, почувствовав, что не смогу выдавить ни капли лжи. Я вспомнила, что это не он должен был меня расспрашивать, а я.

– Вам обязательно быть таким наблюдательным? – упрекнула я его. – По-моему тогда я была тупее, а в последнее время ко мне вернулась острота ума. Как видно, это отражается и на всем остальном.

– Так мне и показалось, но я не осмелился об этом сказать. Эта усиленная острота ума отражается на всем вашем поведении, или ограничивается только прогулками и территорией скверика?

– Ни разу в жизни я не вела такой неудобной беседы! – от всего сердца вырвалось у меня, прежде чем я успела удержаться.

– Вы ее сами начали.

– Ладно, но я начала, чтобы узнать что-нибудь про вас! А вы выворачиваете все наизнанку и расспрашиваете про меня!

Он вдруг развеселился.

– А может, вы хотите узнать не про меня, а про то, что я знаю о вас? Я как раз ничего не знаю и тоже хочу узнать.

– Теперь вы врете. Так, что земля стонет, – недовольно сказала я. – Как вы согласились с той невыносимой мерзостью, о которой рассказывали позавчера…

– А вы? – отпарировал он, чем пригвоздил меня окончательно.

Кафе закрылось, мы вышли, меня, конечно, уже попустило, мы продолжили разговор и неразбериха моих чувств достигла зенита. Блондин, и какой блондин. Боже, какой кошмар подстерегает меня теперь?!.

Из раздумий меня вырвало дикое рычание Польского радио. Муж еще не спал, он сидел в гостиной, пришивал пуговицы к рубашке и слушал третью программу. Стекла дрожали.

– Зачем ты так рычишь? – спросила я со злостью. – Глухой что ли? Ты слушаешь этот ящик так, будто хочешь свалить стены Иерихона. Это обязательно?

– Конечно, обязательно, а ты как думала? – обиделся он. Мачеяк приказал. Мне это самому не нравится, уши пухнут, но он так любит. Он просил шуметь ежедневно, в крайнем случае каждый второй вечер…

Он говорил еще что-то, но я не слушала и сбежала наверх. Все-таки пришлось признать, что Мачеяки кажутся мне самыми противными людьми мира, поскольку втянули меня в моральную трясину, которая мешает мне жить, или наоборот, они выглядят ангелами, поскольку заставили меня ходить в скверик…

Неизвестно почему, но как-то легче согласиться со вторым…

* * *

Вечером зазвонил телефон. Звук для этого дома был достаточно редким, чтобы вызвать взрыв паники. Мы с мужем, как старик со старухой заставляли друг друга взять трубку, одновременно выдвигая испуганные предположения о том, кто это может быть. Моя склонность к рискованным действиям привела к тому, что я сдалась первой.

– Это ты Басенька? – услышала я заботливый конспиративный голос. – Стефан Паляновский…

Трубка не вывалилась из моих рук только потому, что я одеревенела, судорожно сжав ее. Голос был довольно характерным, я его узнала и, в первую секунду, подумала, что пан Паляновский свихнулся. Он забыл про замену и принимает меня за Басеньку. Затем в голове пронеслось страшное подозрение, что мистификация уже закончилась, о чем я не знаю, а возвращающуюся Басеньку по дороге убили, о чем, в свою очередь, не знает пан Паляновский. Или же ее схватил капитан, о чем вообще никто не знает. Затем появилась надежда на окончание мучений, благодаря чему, я обрела дар речи.

– Да, это я, – осторожно, с легким колебанием ответила я. – Слушаю…

– Что слышно, дорогая? Я звоню из Быдгощи. Скоро вернусь, ты одна? Мужа нет? Можешь говорить?

– Могу, его нет, – ответила я глядя на мужа, который жестами пытался узнать о звонке и неуверенная, здоров ли пан Паляновский и за кого меня принимает.

– Что слышно, сокровище мое? У тебя такой грустный голосок, какие-то сложности? Может случилось что-то неприятное?

Напор, прозвучавший в невинном вопросе, наводил на мысль, что пан Паляновский при помощи чувственного щебетания пытается узнать, все ли в порядке. Боязнь возможного прослушивания телефона заставляет его прибегнуть к мерам, убеждающих прослушивающих в том, что Басенька – это я.

– Нет, ничего, – ответила я. – Все в порядке. Он ведет себя очень прилично, претензий нет.

– Ну, слава богу! А как твои краны, дорогая? Те, что протекали? Ты вызывала сантехников? Исправили?

В мгновение ока я была вырвана из состояния нерешительного остолбенения. Значит, они за нами наблюдали, видели сантехников, у пана Паляновского возникли подозрения!.. Любой ценой необходимо его от них избавить, надо сообщить ему о происшедшем, договориться с ним, войти в роль человека, который ничего не знает и терпеливо ждет, пока хозяйка дома займет свое место, а прежде всего, надо сосредоточиться и собраться…

Вдохновение пришло внезапно, как полярное сияние.

– С кранами жуткая история, – обиженно сказала я. – Это вовсе не краны, в кухне начало течь и оказалось, что лопнула труба под полом. Пришлось менять.

– Это ты их вызывала, сокровище мое? Или они пришли по собственной инициативе?

– Сколько живу, ни разу не видела сантехников, которые приходят по собственной инициативе, – с невольным раздражением заявила я. – Естественно, я их вызывала, даже два раза. Текло страшно.

Муж с удивлением уставился на меня. Я поспешно пыталась сообразить, что бы говорила, если бы действительно оставалась в состоянии неведения. Пан Паляновский, выяснив вопрос с сантехниками, чувственно дышал в трубку.

– Минутку, – остановила я его. – У меня другая неприятность. Он, кажется, хочет меня разозлить. Ему принесли пакет, который он должен был срочно доставить, а он до сих пор ничего не сделал. Валит все на меня, а я в его дела мешаться не хочу.

Пан Паляновский будто поперхнулся:

– Для кого пакет, дорогая? Куда его надо доставить?

– Какому-то шефу. Он валяется под ногами. Не знаю, что с ним делать.

Такой способ сообщения о непредвиденных событиях казался мне самым безопасным. Была вероятность получения инструкций, которые объяснят что-то еще и погубят шайку преступников, кроме того, мое молчание на эту тему показалось бы подозрительным, я имела право на претензии. Они недосмотрели, не предупредили…

Пан Паляновский отдышался:

– Ничего не делай, сокровище, ничего не делай. Не поддавайся ему. Если это срочно, если кто-то этого ждет, он сам объявится. В случае чего, отвечать ему.