Иоанна Хмелевская - Проза жизни Страница 29

   — Какое вам еще доказательство нужно? — возмущенно спросила она, подсовывая под нос даме финансовый документ и чувствуя, что это дело непременно надо прояснить до конца. — К счастью, я все записывала очень точно, а Малгося подтверждала это своей подписью. Вот, пожалуйста!

   Хозяйка дома пренебрежительно отмахнулась от тетради.

   — Написать можно что угодно, - наглым тоном заявила она, - а Малгося подтвердит это своей подписью, если ей велят. Она и не смотрит, что подписывает. Ты себе насчитала слишком много. Я тебе заплачу за десять часов, и ни копейки больше!

   Тереска почувствовала что-то вроде удушья и, потрясенная, обернулась к своей ученице.

   — Малгося! ..

   — Малгося, деточка, ты же не смотрела, под чем подписываешься.

   Малгося, сидевшая за столом, глядела на Тереску смущенно, но и не без злорадства.

   — Я... не помню... конечно же, не смотрела!

   У Терески пропал голос. Обвинение в мошенничестве было столь чудовищным и неправдоподобным, что ей не верилось в происходящее. Малгося и ее мать показались ей вдруг противными до невыносимости. Она боялась, что ее хватит удар, оскорбленная честь не позволяла рассуждать здраво, и отвращение победило все остальные чувства.

   Дама вынула деньги из кошелька.

   — Триста злотых, - твердо объявила она. — За десять часов триста злотых. Больше не было никаких занятий.

   Тереска гордо выпрямилась.

   — Плевать я хотела на ваши триста злотых! — ледяным тоном проговорила она, не думая о последствии. - Я знаю, сколько было уроков, и знаю, что больше не будет ни одного. Поищите себе другой объект для оскорблений.

   Руки у нее тряслись, когда она торопливо собирала свои вещи, решив плюнуть и на эти паршивые деньги, и на эту паршивую семейку. Как можно быстрее покинуть этот зачумленный дом! Пускай они этими злотыми подавятся, какое свинство, какое страшное свинство...

   Малгося по-прежнему сидела у стола, встревоженно глядя на Тереску. Ее мамаша на диво быстро упрятала деньги в кошелек.

   — Как хочешь, - сказала она, даже не пытаясь скрыть удовольствия. - Но ты бы могла вести себя повежливее.

   Тереска, уже приблизившаяся к дверям, разгневанно остановилась. Она собиралась гордо покинуть этот дом, не сказав ни единого слова, но алчная радость хозяйки дома заставила ее поступить по-другому. Она вдруг поняла, что бережливая дама как раз и рассчитывала на ее оскорбленную гордость. Нет, этот номер не пройдет...

   — Повежливее? — переспросила она с безграничным презрением. - Хорошо. Извините, я передумала.

   Я возьму эти триста злотых, а двести сорок буду считать платой за преподанный мне урок. Благодарю вас. Дама, слегка покраснев, заколебалась и снова вынула деньги из кошелька.

   — Вот, бери...

   — Прощайте, — ледяным тоном произнесла Тереска и вышла.

   Мать и дочь, посмотрев ей вслед, переглянулись.

   — Ну вот, сэкономили двести сорок злотых, - с показной беспечностью проворковала она. - Отец перестанет к нам цепляться и скандалить. По правде сказать, я надеялась, что она обидится и не возьмет ничего.

   — Больше она к нам не придет, — пробурчала дочь. — А отец вовсе не из-за меня скандалил, а из-за тебя. Кричал, что ты слишком много тратишь на всякие глупости. О моих уроках и речи не было.

   — Мои траты никого не касаются. На твои уроки идет слишком много денег, а они мне очень нужны.

   — Ты ее обманула!

   — Вот еще! Деточка, не морочь мне голову. Я просто не позволила обмануть себя, это в жизни самое главное...

   — Конечно, — ехидно поддакнула Малгося, — без обмана не проживешь. Если не ты, то тебя...

   Тереска в бешенстве выскочила на улицу, стыд и гнев душили ее. И омерзение — такого омерзения она еще не испытывала никогда. Она никак не могла совладать со своими чувствами, все бурлило внутри нее — обида и отвращение, презрение и жажда мести. Оскорбленное чувство справедливости требовало выхода, ей вдруг захотелось поджечь ненавистный дом или совершить что-нибудь не менее грандиозное, чтобы разрядить бурю, бушующую внутри... Лишенная способности рассуждать здраво, Тереска продвигалась вперед, приближаясь к зданию, перед которым ее братишка неделю назад любовался машинами...

   Она, конечно, не могла знать, что на четвертом этаже этого здания, в двухкомнатной квартирке имела место дружеская сходка, которая весьма заинтересовала бы и Кшиштофа Цегну и многих других его собратьев по ремеслу. В одной из комнат играли в покер за четырьмя столами, в другой вовсю крутились три рулетки. Квартирка была битком набита. В кухне играли в кости те, кому не досталось места в комнатах. На буфете, на комоде, на книжных полках были расставлены тарелки с бутербродами столетней давности. Повсюду стояли наполненные рюмки, к которым никто не прикасался. Возле игроков в покер лежали карты для бриджа и блокноты для записи, а в комнате с рулеткой магнитофон гремел танцевальной музыкой.

   В прихожей разговаривали два человека. В одном из них Тереска и Шпулька без труда узнали бы гостеприимного психа, гонявшего их по своему дому. Принарядившись, он выглядел вполне цивилизованным горожанином. Другим был тощий, слишком усердно выстиранный блондин.

   — С прежним местом нам очень не повезло, — говорил блондин, — посему, пан Шимон, пришлось принять дополнительные меры предосторожности. У нас есть своя система сигнализации, а наш человек безотлучно стоит у входа внизу. Чуть что, прозвенит звонок, пан Шимон.

   — И тогда что? — спросил пан Шимон, слушавший с напряженным вниманием.

   — Ничего. Полный порядок. Гости прячут деньги и карты и играют в бридж по пятьдесят грошей. Это не запрещено. Рулетки складываются и тоже превращаются в столики для бриджа. Все пьют, закусывают и танцуют с дамами. Обычная вечеринка. В чем же можно нас обвинить?

   — Ни в чем, — признал пан Шимон. — Деньги не отберут?

   — С какой стати? Закон не запрещает иметь деньги и носить их при себе. За деньги не беспокойтесь, пан Шимон, можете спокойно приходить сюда и развлекаться на всю катушку. Вы же сами видите, как у нас уютно и безопасно.

   Пан Шимон Салакшак неспокойно затоптался на месте. Лицо его побагровело, а в глазах зажегся алчный огонек.

   — Ну что ж, — попробовать можно, — пробурчал он, направляясь к рулетке.

   К тощему блондину подошел жгучий брюнет низенького роста.

   — Ну как? — тихонько спросил он. - Клюнуло? Блондин кивнул. С минуту они наблюдали за игроками, сидевшими к ним спиной.

   — Закорюка здесь, Лысый здесь, Часовщик, Фриц, Черномазый, Шимон играет, — шепотом подсчитал брюнет. — Редкий случай. Ставлю цветок, пусть знают, что пора начинать.

   Блондин, подумав, кивнул. Брюнет неспешно подошел к открытому окну и передвинул на середину подоконника огромный горшок с фикусом, прятавшийся за шторой в углу. Горшок был такой тяжелый, что брюнет, не в силах поднять его, с трудом проволок по подоконнику, не заметив, что вместе с горшком передвинулась и зацепившаяся за него нейлоновая леска, прикрепленная к звонку, висящему под подоконником.

   Он вернулся в прихожую к блондину, взглянул на часы и сказал:

   — Подождем минут пятнадцать или двадцать. Дадим Шимону разыграться...

   В этот самый момент из входных дверей дома выглянул пожилой мужчина, покинувший свой пост на первом марше лестницы, — он только что обнаружил, что у него кончились спички, а курить хотелось невыносимо. Мужчина пребывал в нерешительности — оглядел улицу, совершенно пустую, взглянул вверх, кинул взгляд назад и скорым шагом направился к табачному магазинчику.

   Лишь только он исчез в магазинчике, к дверям, из которых он выглядывал, приблизились Тереска. Бушевавшая в ней буря чувств не утихла, ей казалось, что она вот-вот разорвется от переполнявшего ее бешенства. Обходя рытвину в тротуаре, Тереска подалась к стене здания, возле которой валялась огромная картонная коробка, и с силой, от всего оскорбленного сердца саданула по коробке ногой.

   Коробка пулей пронеслась вдоль стены и зацепилась за тоненькую нейлоновою леску, уходившую куда-то вверх. Внизу леска была привязана к крюку, вбитому между плитами тротуара. Коробка, отскочив от стены, снова подкатилась Тереске под ноги, и она еще раз мстительно пнула ее ногой.

   Словно в ответ на пинок, за ее спиной что-то страшно загрохотало, Тереска в ужасе обернулась и увидела на тротуаре громадный горшок с фикусом.

   Какое-то время она стояла, затаив дыхание и стараясь уразуметь, откуда и каким чудом она сбросила этот здоровенный горшок. Ведь она же всего-навсего пнула ногой пустую коробку! Над ее головой послышались какие-то голоса, она посмотрела наверх: в окне на четвертом этаже что-то происходило, какой-то скандал, затем голоса стихли, словно бы скандалисты разом отдернулись внутрь, и окно с треском захлопнулось. Тереска испугалась, что сейчас к ней начнут из-за этого горшка цепляться, а она ничего объяснить не сможет. И вообще с нее хватит, ей надоело ходить в преступниках.