Анна Михалева - Шкура неубитого мужа Страница 29

И снова наступила гнетущая тишина.

— Не забудь прописать обо мне в мемуарах, — буркнул Генка.

Маша вздохнула, глянула на него в упор:

— Если бы я через месяц приплелась обратно и молила бы взять меня, ты был бы рад? Скажи? Если бы у меня ничего не получилось, ты бы остался доволен?

Генка не выдержал ее прямого натиска, моргнул и тоже покраснел до ушей.

— Вот и нечего злиться! — изрекла она. — Все, давайте готовиться.

— Тебе звонила какая-то Катя, — вспомнил Леха.

— Катька? — удивилась Маша. — Странно. Зачем я ей так срочно нужна?

— Не знаю. Я ничего не разобрал. Она постоянно всхлипывала. Просила, кажется, с ней связаться.

Маша вдруг разволновалась. Метнулась к телефону. Три раза у нее никак не получалось набрать нужный номер, палец все жал не на те кнопки.

Что могло заставить всхлипывать вечно жизнерадостную Катьку? И почему она вообще обрывала телефон в поисках ее? Господи, может быть, что-нибудь дома случилось?! Только бы не дома, господи, только бы не дома.

Она не звонила родителям с самого отъезда. Нечего было сообщать. Собиралась на днях.

— Алло, Катя? — крикнула она, услыхав в трубке хриплый голос подруги.

— Аську убили, — сухо произнесла та и повесила трубку.

Маша добралась до Катьки только поздно ночью Выступление нужно было отработать, и никуда тут не деться.

Подруга уже пришла в себя, по крайней мере не всхлипывала. Сидела в кухне на табуретке и угрюмо смотрела в никуда. Маша налила ей чашку чая.

— Миллион раз ей говорила: «Перестань хвастать!» — с ожесточением процедила она. — Бестолочь!

— Не нашли тех, кто, ну… — Маша опустилась на соседний табурет.

Она с трудом верила в происходящее. Просто не могла представить, что Аськи — хохотушки с глазами нашкодившего ребенка — больше нет. Пока пела в клубе, упрямо хранила надежду, что Катька что-то перепутала или что ей отказало чувство юмора и она неудачно пошутила.

Но, увидев ее распухшее от слез лицо, поняла, что та не напутала и не пошутила.

— Днем у нее должна быть съемка в «Останкино», потом вечернее выступление в «Метелице». Словом, вернулась бы она под утро. Аська потащилась в телецентр, а там выяснилось, что студия слишком мала для всего кордебалета. Оставили на песню только ударную пятерку, остальных отпустили гулять. Все пошли в кафе пересиживать, а Аська поехала домой. Черт, и чего ее туда понесло? Как представлю, что я была последней, кто ее видел!

— Видел?! — У Маши горло перехватило.

— Да, я в клубе была. Она заехала, а потом поперлась домой. У меня ведь даже мысли не возникло ее остановить! — Катька упала лицом в ладони и опять всхлипнула. — Она про какие-то туфли говорила Мол, утром не те взяла, хотела поменять. Ну, это про танцевальные туфли…

— Выпей-ка чаю, — Маша насильно всучила ей чашку, погладила по плечу, успокаивая. — Ты не могла это предположить. Такое вообще предположить невозможно.

Мы же не можем ходить друг за другом, думая, что с кем-то из нас через час случится что-то ужасное. Это нелепо.

— Но с Аськой случилось! Я все равно не могу отогнать от себя мысль, что, если бы я тогда поехала с ней, она была бы сейчас жива.

— Ее в подъезде..

— Нет. — Катька мотнула головой. — В квартире. Там все перевернуто вверх дном, меня туда сегодня уже вызывали следователи. Просили посмотреть, все ли на месте.

— То есть это было ограбление?

— Черт его разберет. Вроде бы она сама дверь открыла.

Следов взлома нет. Ее застрелили в голову. А потом обшарили всю квартиру. Менты спрашивали, была ли она как-то связана с Ирмой Бонд.

— Господи. — Маша замерла. — А это-то тут при чем?

— Говорят, убийства похожи. Чуть ли не из одного пистолета стреляли, что ли. Или совпадение, такое бывает. — Катька глотнула чай и поморщилась. — Я бы водки выпила, честное слово.

Она встала, чуть шатаясь добралась до холодильника, вытащила полбутылки водки, отпила прямо из горлышка. Когда откашлялась, запоздало спросила:

— Может, и ты?

— Нет. Я не могу понять, почему влезли в ее квартиру?

Что она, дочь Рокфеллера? С какой стати?

От водки Катька немного пришла в себя. Ее перестало колотить, да и щеки слегка порозовели.

— Я же говорю, она болтала направо и налево, что жутко популярна среди богатых мужиков. Что они ее подарками забрасывают по несколько раз на дню, а она еще и не все принимает Вечно таскалась по мероприятиям эдаким… — Она повертела кистью в воздухе и презрительно фыркнула:

— Ну, великосветским. Ни одного приема за полгода не пропустила. То она на годовщине «Газпрома», то на дне рождения Пугачевой, то там, то сям, то на приеме в посольстве, как вчера. Как она эти приглашения доставала — одному богу известно. Цепляла там всяких мужиков — по большей части, мелочь. И никаких подарков особенных ей не дарили. Только вот Бобров за тебя шубу выделил. А уж что она вокруг этого устроила!

Она же на каждом шагу заливала: мол, и Бобров в числе ее поклонников. Ох! Я ей говорила, чтобы перестала. Она у кого-нибудь выцыганит колье или кольцо поносить — такое, чтоб подороже смотрелось, так и начнет о нем петь на очередной вечеринке каждому встречному. И изображает из себя великосветскую львицу. Она все деньги на шмотки тратила. Туфли — 500 баксов, платье — 600 баксов. Копила, по-моему, даже ела через раз, только бы лишнюю тряпку купить. А люди на этих приемах разные.

Вот, видимо, и нарвалась на ворюгу со своими байками.

— Значит, ее ограбили.

— Да, вынесли только шубу. Что у нее там было-то?

Смех один. Стоило человека из-за этой дряни убивать!

Ox! — Она опять всхлипнула.

Маша испугалась, что у Катьки начнется очередная истерика, и спросила, чтобы ее отвлечь:

— А к тебе она зачем приходила?

— Ой, — та вздрогнула. — Да бирюльку твою отдала.

Я на нее нажала, сказала, что мне ее сегодня возвратить эксперту нужно.

— Что?!

— Да, ну это же Аська! Она зашла в мастерскую к Кольке, а там я в твоей штуковине на шее. Ну, она и привязалась: откуда да откуда. Я ведь ее знаю как облупленную.

Скажешь, мол, Машкина, она затаскает на год. А что, своим можно и дольше не возвращать. Тянула бы до последнего: то некогда, то «ну дай надеть в последний разок, а завтра отдам, чтоб у меня зубы повыпадали». Вот я и соврала, что первое в голову пришло: что взяли его у одного антиквара, чтобы Колька вдохновился на выставочную работу. Аська тут же завела свое нытье: «Дай на вечер, иду на прием в посольство, нужно позарез». Я и подумала, что с того, если она его наденет один разок.

— Ой, господи! — Маша испуганно зажала рот рукой.

Сердце ее ухнуло в пятки.

— Она еще хвасталась, — не замечая ужаса в ее глазах, продолжала Катька, — что каждый второй ей комплимент делал, какой у нее потрясный кулон. И мужики, и женщины. Кажется, даже посол отметил. Вот и порадовалась напоследок. Да, я же тебе его отдать должна.

Она вышла в коридор, порылась в сумочке, вернулась с кулоном в руке, рассмотрела его в свете шестидесятиваттной лампочки:

— Правда красивый. Возьми, Колька работу свою уже закончил. Сказал, подарит тебе этюд в качестве благодарности.

"Не стоит, — хотела ответить Маша, но не стала. Вместо этого покрутила украшение на ладони, грустно подумала:

— Странно. Уже двоих, кто носил эту штуку, убили… Надо бы от нее избавиться".

— Знаешь, — сказала Катька, — плюну-ка я на эту дурацкую Москву, подамся в Питер.

— Зачем? — удивилась Маша.

— Ну, как… — Та потянула себя за прядь волос, задумчиво накрутила ее на палец. — Там у меня друзей больше, там джазовой певице вообще легче. В Питере к джазу другое отношение, да и город поспокойнее.

— Глупости, в Питере столько же бандитов на душу населения, сколько и в любом другом городе.

— Не знаю… — Катька снова села на табурет, подперла щеку кулаком. — С Севера все в Питер чешут, там мы свои.

А тут все равно изгои. И неуютно мне в Москве. Особенно теперь.

— Да подожди ты все кидать. Пройдет время…

— Вот именно, — перебила ее подруга. — Время проходит, а я все в стрип-баре на подпевках. Везет не всем.

Вот на тебя Бобров клюнул. А моя призрачная надежда показала мне дулю.

— Тот продюсер на музыкальном вечере…

Катька поморщилась:

— Сказал, что если бы хотел мной заняться, то занялся бы уже давно.

— Он дурак, — процедила Маша. — Я слышала тебя.

Ты потрясающая. Что им всем еще нужно?

— Вот и я так думаю, — вздохнула подруга. — Ай, фигня. Прорвемся. Если не выйдет из меня певицы, прославлюсь как Колькина натурщица.

Сэр Доудсен пребывал в тоске. Его больше не радовал рост акций родной компании на Лондонской бирже ценных бумаг. Еще бы — он помолвлен с Ви, этим крокодилом в обличье ученой цапли. Душа его наполнилась могильным холодом и таким же мраком. Выхода из тупика не было. Все утро он принимал поздравления. Разбудил его звонок тети Алисы, которая огласила его квартиру раскатистым рыком: