Галина Полынская - Ночные стрекозлы Страница 29

К несчастью, какой-то определенной темы материала у Влада не имелось и мы маялись на пару, пытаясь хоть что-нибудь придумать, о чем еще не писали. Сидя в кресле, Влад вяло щелкал кнопками т. в. пульта и никак не мог выбрать программу для просмотра, я завалилась на диван и, глядя в потолок, шевелила мозговыми извилинами. В голову лез сплошной бред и ничего путевого.

– Давай напишем про крем для рук, – ни с того, ни с сего изрек Влад.

Я опустила взгляд и посмотрела на телевизионный экран. Там шла реклама крема для рук.

– И что же мы про него напишем?

– Ну-у-у… что он делает с руками чего-нибудь необычное.

– Давай лучше напишем про крем для ног, будто он делает что-нибудь необычное с ногами.

– Может, лучше сразу про крем для всего тела? Типа, намазюкаешься и, мало того, что омолодишься моментально, так еще и летать начнешь не хуже булгаковской Маргариты. Но только не известно, когда этот чудо-крем можно будет приобрести, потому, как он является секретной разработкой…

– Да, да, да! – обрадовалась я. – Маладца! Давай к станку скорее!

Влад бросил пульт и поспешил к столу с печатной машинкой, вставил лист и заколотил по клавишам, обуреваемый вдохновеньем.

К полуночи Лаврентий стал выглядеть так, словно посетил лучшую парикмахерскую Парижа, а мы с Владом завершили блистательную статью эффектной концовкой. И все дружно, с чувством глубочайшего морального удовлетворения, завалились спать.

С утра пораньше, когда сон слаще бочки варенья, вкуснее корзины печенья, Владик стал собираться на работу. Лязг и грохот, с которыми он складывал на кухне мою инвалидку-раскладушку, способны были вывести безнадежного пациента из тридцатилетней комы. Закончив с водными процедурами и завтраком, что тоже происходило очень шумно (как можно шумно завтракать? Я теперь знаю!), он начал одеваться-собираться. Сначала по всей квартире искал носки, потом штаны, затем трусы… Стиснув зубы, мы лежали с закрытыми глазами и тряслись от злости. Но когда Влад принялся топать по нашей комнате, в поисках ремня от своих треклятых штанов, что-то еще бормоча себе под нос, у Таисии Михалны треснули нервы.

– Ты когда-нибудь уберешься на свою чертову работу?! – заорала она, брызжа во все стороны слюной. – Ты дашь нам, наконец, поспать, крысюга ты эдакий?! У нас важная встреча сегодня, а ты тут лазаешь и мешаешь нам отдыхать!

– Не могу никак ремень найти, – принялся оправдываться крысюга, – ума не приложу, куда он мог подеваться…

– Если я сейчас встану и найду твой долбанный ремень, я тебя им удавлю!

– Я сам удавлюсь, добровольно, только найди его, а то я уже опаздываю, – взмолился Влад.

Страшно сквернословя, Тая слезла с дивана и отправилась на поиски ремня. Поиски к счастью долго не продлились, ремень Тая нашла и страстно возжелала затянуть его на шее Владика.

– Все-все-все, уже ухожу!

Влад вылетел за дверь. Но стоило нам то-о-о-олько улечься и закрыть глаза, как снова вернулся – забыл статью. Разумеется, пытаться заснуть после столь бурного утреннего кордебалета не имело смысла. Сердитые и разбитые мы сложили диван и принялись ползать по квартире, пытаясь проснуться и начать жить. Получалось плохо…

– Надо сварить ведро кофе, – зевала, зевала и зевала Тая, моя пасть тоже не закрывалась, – лучше два ведра. Пойду-ка, постою под прохладным душем, может, очухаюсь. Сена, срочно вари ко-о-о-офэ-э-э-э-э!

Надо же, вроде и легли не настолько уж и поздно, а вдребезги не выспались.

К сожалению, молотого кофейка не осталось, пришлось мутить растворимый, зато его имелась целая банка, можно было хлебать, покуда диарея не начнется.

Пока Таиска плескалась в ванной, я пожарила яичницу и собиралась, было, вздремнуть за столом, но на кухню заглянул Лавр и поинтересовался, пойдем ли мы когда-нибудь на прогулку?

– Лаврушечка, потерпи еще чуть-чуть, масенький, нам нужно выпить кофейку, иначе мамочки не смогут выползти из дома, погибнут мамочки на подступах к школьному дворику.

Лавр понимающе вздохнул и утопал в прихожую.

Вскоре из ванной показалась замотанная в полотенце Тая с целлофановым чепчиком на голове, препятствующим намоканию волос. Чепчик с синими оборочками подруге был к лицу, вот если бы на него еще и маки прилепить, хоть сейчас на бал.

– Здравствуй, вечная яичница, – хмуро поприветствовала свой завтрак Тая, – здравствуй, смертельно растворимый кофе.

– Извини, дорогая, свежие устрицы кончились, а вчерашние я подавать опасаюсь, шампанское тоже внушает подозренье, пузырьки в бокале отчего-то не вверх идут, а вниз, я посчитала сие недобрым знаком.

Испепелив меня взглядом, Таиска принялась трапезничать.

– Ты так и будешь в банном чепчике сидеть?

– А разве я его не сняла? – удивилась Тая.

– Смею предположить, что нет.

– Надо же, – она сдернула чепец с головы и положила на стол.

Завтрак нас немного оживил, а прогулка с пупском заставила шевелиться крепко спящие мозги.

Пока добрались до Бибирево, худо-бедно проснулись, глазки растопырили, вернули на лица признаки интеллекта.

Хоть мы и прибыли в «Фараон» с точностью минута в минуту, господин Эраст уже сидел в горбачевском кабинете. Судя по набитой окурками его крутых сигареток пепельнице, торчал он тут уже давненько.

– Здравствуйте, – слегка нерешительно произнесла Тая, – а Михаил Сергеевич велел нам приезжать к двум…

– Все верно, – Эраст полез в портсигар, – это я приехал раньше. Так получилось.

Расшаркавшись во взаимных приветствиях, мы с Таюской заняли сидячие места за столом.

– Расскажите, как это произошло? Как случилось? – голос Эраста звучал хрипловато, видать основательно обкурился. – Как вы ее нашли?

Я думала, Тая сейчас напустит таинственной пены и набьет нам цену, придумав какую-нибудь емкую легенду о наших детективных способностях, но она зачем взяла и рассказала все, как было. Я даже взгрустнула слегонца и подумала, что вряд ли уважаемый Эраст теперь заплатит нам оставшуюся часть гонорара. И, скорее всего, накрылся мой ремонтик в квартире и мобильничек… с фотокамеркой.

В глубокой задумчивости Эраст докурил свою папироску, откинулся на спинку стула, вытянул ноги и замолчал, уставившись куда-то сквозь сидящего напротив Горбачева. Мы молчали, ожидая, когда новоиспеченный вдовец начнет высказываться. Особо бурного горя он не демонстрировал, слезы не разбрызгивал, сопли по столу не размазывал, выглядел скорее задумчиво-озадаченно. Потом сказал:

– Что она делала в этих Люберцах?

Кто бы знал.

И следующая фраза:

– Похоже, шкатулку я больше не увижу.

Чудесно, просто чудесно. Вот так живешь, живешь с человеком, замуж за него выходишь, потом тебя топят, а твой суженый-ряженый выказывает по этому поводу только легкую досаду и скорбит лишь об утраченном имуществе. Кстати, об имуществе… не мешало бы выяснить, светит нам оставшаяся сумма или не светит.

– Ну почему же, – вкрадчиво произнесла Тая, – мы можем продолжить поиски, будем искать вашу шкатулку, но для этого нам нужны подробные описания и самого предмета и его содержимого.

Эраст Как-Его-Там-По-Батюшке Вельяминов развернул свой портрет в нашу сторону и заинтересованно взглянул на Таю.

– Думаете, отыскать ее реально?

– Ничего нельзя гарантировать, но мы попробуем. Только давайте решим для начала, как будем рассчитываться.

– Разве я вам еще что-то должен? – и прямо такие нотки в голосе нехорошие зазвучали, неласковые такие.

Горбачев кашлянул пару раз, видимо желая вмешаться в разговор, но Тая не дала ему такой возможности.

– Так как факт смерти клиента очевиден, – с невероятно умным видом произнесла Таиска, – и дальнейшее расследование не имеет смысла, то вы нам, разумеется, больше ничего не должны…

И меня будто холодным душем окатило при одной только мысли, что сейчас Эраст потребует вернуть аванс, а от него уже остались слезы…

– Но так как мы продолжаем поиски теперь уже шкатулки, то имеет смысл обсудить сумму гонорара: останется ли она прежней или изменится?

Горбачев закончил кашлять, а я затаила дыхание, глядя на подругу. Боже, какая же она умная, просто супер-мозг, мега-интеллект! На обдумывание Тайкиного предложение Эраст потратил меньше минуты и согласился. Спросил у Михал Сергеича листик-ручку и незамедлительно принялся описывать дорогое сердцу имущество, проговаривая записи вслух:

– Шкатулка антикварная восемнадцатого века, серебряная, 10 сантиметров ширины, 20 длины, 8 высоты. На крышке мозаика из полудрагоценных камней: два красных цветка, один белый, один зеленый лист. Внутри шкатулка оббита синим бархатом. В ней находились следующие ювелирные изделия: перстень золотой с рубином и тремя сапфирами, перстень золотой с изумрудом и двумя бриллиантами, перстень с розовой жемчужиной в россыпи топазов и золотое кольцо в виде рыбы, держащей во рту рубин. Так же брошь из белого золота с белым жемчугом, голубыми топазами и аметистами, брошь из красного золота с александритом, хризолитом и жемчугом, подвеска из желтого золота в виде остролистого цветка с сапфирами и подвеска из красного золота в виде капли с рубином. Все изделия середины восемнадцатого века. Вроде бы все, ничего не забыл.