Шарль Эксбрайя - Порридж и полента Страница 29

Массимо Прицци в это утро был настолько элегантен, непринужден и распространял такой тонкий запах лаванды, что это заставляло биться сердца женщин, работавших в полиции, учащенно. Сам не зная почему, комиссар был счастлив. Вызванный сразу же для утреннего доклада Кони сообщил ему о том, что за эту ночь не было никаких происшествий, что все спокойно, но при этом вот уже два или три часа подряд арестованный Пьетро Лачи требует встречи с синьором комиссаром и утверждает, что у него есть для комиссара важное сообщение. Прицци только пожал плечами, но у него было такое хорошее настроение, что после секундного размышления он решил, будто это сама судьба вмешалась и захотела сделать из вышеназванного Пьетро ключ к будущему успеху в его карьере.

– Приведите его, Кони.

Когда лифтер из "Ла Каза Гранде" оказался перед комиссаром, глаза его лихорадочно блестели.

– Ну что, Пьетро, кажется, ты хочешь мне что-то сказать?

– Синьор комиссар, я думал почти всю ночь напролет… Знаете, мне тогда действительно показалось, что из комнаты Джозефины выходил Фортунато, потому что я был убежден в том, что это не мог быть никто другой… Я полностью доверял этой шлюхе, Джозефине…

– Она мертва, Пьетро!

– Она умерла такой же шлюхой, какой была при жизни! Да, я вам солгал, но только наполовину, настолько ненависть застилала мне глаза… Не знаю, как мне лучше это объяснить, синьор комиссар… Эта ложь для меня так много значила, что я сам уверовал в нее…

– Ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты не собирался оговаривать Фортунато и не хотел давать ложных показаний?

– Конечно, по всем признакам это – ложные показания, но вообще-то это не так.

– Ладно, продолжай.

– После того как я оказался в камере, синьор комиссар, мне показалось, что, желая насолить Фортунато, я все выдумал и не видел никакого человека, выходившего из комнаты Джозефины… Но сегодня ночью я все вспомнил, синьор комиссар… Я заново пережил ту минуту, когда, выйдя из лифта, я направился в комнату Джозефины. Из нее действительно вышел очень похожий на Фортунато человек, которого я видел только со спины, но он был несколько выше и полнее, чем Фортунато.

– И кто же это был?

– Администратор Ансельмо Силано.

Отослав Пьетро обратно в камеру и отправив инспектора за Ансельмо, Массимо подумал о том, что ход событий, похоже, подтверждает рассуждения Тэсс Джиллингхем. В самом деле, разве сложно было бы администратору большой международной гостиницы заниматься темными делами? Возможно, Джозефина погибла именно потому, что знала о тайных делах Ансельмо и попыталась его шантажировать?

Убил ли ее администратор лишь потому, что опасался ее доноса? Или же он получил такой приказ от кого-нибудь другого? В этом случае убийцу Маргоне больше не придется долго искать.

Теперь перед комиссаром стоял по-прежнему спокойный и улыбающийся Ансельмо Силано, и Прицци невольно подумал о том, что члены семьи донны Империи действительно выглядят превосходно.

– Могу ли я попросить вас, синьор комиссар, поскорее отпустить меня? Моя работа…

– Увы, синьор Силано! Боюсь, что вы не очень скоро сможете вернуться в "Ла Каза Гранде"!

– Ма ке! Но почему?

– Послушайте, Силано, давайте раскроем карты… Вы умный человек, и я уверен, что когда вы убедитесь в том, что проиграли эту партию, у вас хватит мужества это признать…

– Извините, синьор комиссар, по…

– … но вы не можете попять? Сейчас я вам все объясню. Вы, вероятно, помните о том, что Пьетро Лачи заявлял, будто бы он признал в человеке, выходившем из комнаты Джозефины, вашего племянника? Мне удалось уличить его во лжи. После этого ему поначалу показалось, что он вообще никого не видел, но сегодня ночью он вспомнил, что действительно видел у двери комнаты Джозефины одного человека. А вы сами заметили Пьетро в эту минуту?

– Не уверен, что это был именно он.

– Что?

– Я сразу же повернулся к нему спиной и поспешил прочь оттуда.

– Благодарю вас за откровенность, Силано. Признаете ли вы себя виновным в убийстве Джозефины Пампарато?

– Нет, синьор комиссар. Сочувствую вам, но и у моей вежливости есть свои границы, и я никак не могу взять на себя ответственность за убийство с единственной целью доставить вам удовольствие.

– Тогда объясните мне, что вы делали в ее комнате?

– Я слишком хорошо знал Джозефину. Эта девушка была хитрой и могла пойти на что угодно, лишь бы добиться своего.

– И лаже на шантаж?

– Думаю, что да, если бы ей предоставилась такая возможность, но не знаю, кого можно было бы шантажировать в "Ла Каза Гранде".

– Ну, а если она шантажировала убийцу Маргоне?

– Неужели вы думаете, что…

– Пусть мои мысли вас не беспокоят! Отвечайте, зачем вы заходили к Джозефине?

– Я знал о том, что она назначила свидание моему племяннику, которого я очень люблю, и знаю, что он не мог бы сопротивляться Джозефине. Тогда я решил переговорить с малышкой еще до его прихода и припугнуть ее.

– Возможно, в этом намерении вы зашли слишком далеко?

– Мне это было бы трудно сделать, синьор комиссар, потому что, когда я вошел в ее комнату, она уже была мертва.

– В котором часу это было?

– Незадолго до половины седьмого… Примерно в восемнадцать двадцать пять…

– Значит, она уже была мертва?

– Сначала мне показалось, что она просто спала на кровати, уткнувшись носом в подушку. Я похлопал ее по плечу, но она не шевелилась. Тогда я перевернул ее на спину и увидел ее лицо… Боже мой! Как я испугался!… Никогда бы не смог подумать, что смерть может так исказить лицо человека! Я говорю вам сущую правду, синьор комиссар.

– Допустим, синьор Силапо, но пока мы не найдем того, кто побывал у Джозефины до вас, вы остаетесь подозреваемым под номером один. Возможно, я и заблуждаюсь, но пока что не стану сажать вас в камеру. Сам не знаю почему, но я верю вам.

– Благодарю вас, синьор комиссар!

– Ма ке! Будьте благоразумны, Силано! Запрещаю вам без моего разрешения выезжать из Сан-Ремо, и, кроме того, все то время, что мы будем искать убийцу, вы каждый день будете приходить сюда, к инспектору Кони или к дежурному инспектору и отмечаться у него.

– Понял.

– И еще, если вы захотите мне помочь, то уверен: мы скорее покончим с этой загадкой в "Ла Каза Гранде".

– И что я должен делать?

– Постараться найти того, кто замешан в торговле наркотиками и из-за кого поплатились жизнью Маргоне и Джозефина.

– Джозефина.

– Возможно, ее убили вовсе не из-за любовной истории. Кстати, кто еще, кроме вас, Пьетро и Фортунато, мог быть влюбленным в нее и ревновать? Энрико Вальместа?

– О нет!… Джозефина действительно никак не была в его вкусе, а с тех пор, как он познакомился с этой английской куколкой, он совершенно не способен думать о какой-нибудь другой девушке.

– Значит…

– Вы, кажется, правы, синьор комиссар. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам.

Оставшись один, Массимо подумал о том, что в лице администратора он получит солидную поддержку, если только тот не надувает его. Но комиссару такая мысль казалась невероятной. Во всяком случае, теперь у него не было никаких причин, чтобы и дальше держать Пьетро в тюрьме, и он приказал его отпустить.

Тот не стал рассыпаться в благодарностях, а на полной скорости рванул через весь Сан-Ремо и, раз десять едва не угодив под машины, за рекордное время добрался до "Ла Каза Гранде". Поскольку ему не хотелось еще раз видеться с администратором после встречи с ним в полиции, он пробрался в гостиницу со служебного входа, сел в лифт, поднялся на нем до этажа, на котором находилась комната, занимаемая Тэсс, и так как у той была скверная привычка не закрывать дверь на ключ, он влетел в нее, словно ядро, выпущенное из пушки. Она была только в комбинации и вскрикнула от неожиданности, что привлекло внимание горничных, готовых каждую секунду услышать новый крик о помощи или предсмертный хрип, однако сцена, открывшаяся их взору, успокоила: крепко обнявшись, Пьетро и Тэсс позабыли о существовании вокруг них других людей.

Как только донна Империя узнала от младшего брата о том, что он стал для комиссара подозреваемым в убийстве Джозефины Пампарато под номером один, она сразу же направилась в комиссариат. И вот она предстала перед Массимо, исполненная самообладания, а тот восхищенно смотрел на нее, и ему казалось, что перед ним стоит сама богиня Юнона.

– Чем обязан удовольствию видеть вас, синьора? Садитесь, прошу вас.

– Я не могу сидеть перед своим врагом!

– Я – ваш враг?! Что заставляет вас так думать синьора?

– Я думаю о своем сыне, которого вы держали здесь в надежде сделать из него убийцу и отпустили его только тогда, когда к этому вас принудило признание Пьетро Лачи! Я думаю о своем брате, которого вы теперь считаете убийцей этой девицы! Может быть, вам это кажется недостаточным для того, чтобы я считала вас своим врагом?