Лоуренс Блок - Взломщик, который изучал Спинозу Страница 29

– Есть у меня одна версия.

– И есть версия насчет Абеля?

– В некотором роде да. Но я до конца не уверен, и у меня нет доказательств, и...

– И все-таки скажи, Берни.

– Мне не хотелось бы на данном этапе...

– Почему? Хочешь сделать мне сюрприз? Если ты искренне попросил прощения, докажи это на деле.

Я заерзал на стуле. Недоброжелатели могли бы сказать, что я извивался как червь на крючке.

– Слушай, надо уходить, – сказал я. – Напрасно я дал твой телефон. Если тот тип, который хочет купить никель, смог узнать мое имя и телефон, значит, у него либо связи в полицейском управлении, либо он воспользовался служебными списками телефонных аппаратов. Не хочу, чтобы нас тут накрыли. Он знает, что в два часа я должен быть по этому телефону, и...

– До двух еще куча времени, Берни. Излагай свои версии, не тяни кота за хвост.

Арчи распрямил передние лапы и сладко потянулся.

– Кстати, о котах. Арчи – не подходящее для кота имя. У Дона Маркиса Арчи – это таракан, а кошку звали Миитабель. Помнишь?

– Но у меня-то кот, а не кошка, бестолочь! Ты, видно, не те книжки читаешь. Мой Арчи – по имени героя Рекса Стаута.

– А-а...

– Мне ничего не стоит и таракана завести при желании и дать ему эту кличку – Миитабель. Только надо знать, что это она, а не он. Господи, и чего это я о тараканах? Ловко ты переменил тему!

– Как умел.

– А ну, меняй ее обратно! Кто прикончил Ванду?

Я сдался и сказал.

Мы приладили к телефону автоответчик, и я записал приглашение искать меня по телефону Дениз.

Потом я достал свой дипломат. Он стоял в шкафу рядом с литографией Шагала. Выйдя из дома, мы на такси приехали в «Салон для пуделей». Минуты через три мы вышли оттуда. Мой дипломат был немного тяжелее. Мы опять поймали такси и покатили в галерею «Нэрроубэк».

По пути Каролин вдруг спохватилась: а зачем, собственно, мы едем к Дениз. Я сказал, что уже договорился с ней, и выразил надежду, что они в конце концов подружатся.

– Ты еще понадейся, чтобы у тебя крылышки выросли. Нет, она ничего, для огородного пугала подходит. Что, у тебя вкуса совсем нет? Неужели в целом Нью-Йорке не можешь найти себе милашку? Взять ту же Анджелу.

– Кого-кого?

– Ту официанточку в «Бродяжьем клубе».

– Я думал, она лесбиянка.

– Этот вопрос нуждается в дополнительном изучении. В понедельник обязательно разузнаю, с кем она предпочитает, – только так, чтобы не выдать себя, если она не лесба.

– И как же ты собираешься спросить?

– Очень просто: «Анджела, как насчет того, чтобы нам с тобой пожениться?» Что-нибудь в этом роде.

– Не слишком ли тонкий подход?

– Ничего, могу и подредактировать.

Если Дениз предвкушала встречу со мной, то неожиданное появление Каролин повергло ее в смятение. Это было по ее лицу видно.

– А-а, лучший друг наших четвероногих друзей! Извините, забыла ваше имя.

Мы с Каролин ответили одновременно:

– Каролин, – сказал я.

– Можете звать меня мисс Кайзер.

Им предстояло пробыть вместе еще несколько часов, и я был рад, что не буду свидетелем их препирательств.

– Я вас сразу и не узнала, – сказала Дениз. – Мне казалось, вы не были такой низкорослой. С первого взгляда я вас за ребенка приняла.

– Меня молодит моя целомудренная внешность, – парировала Каролин и, остановившись, уперев руки в боки, перед одной из самых броских абстракций Дениз, наклонила голову набок. – Живопись все-таки потрясающая штука! Особенно когда не нужно никакого сходства. Малюй себе как Бог на душу положит, и порядок.

– Пойду сварю кофе, – сказала Дениз. – Но, может быть, мисс Кайзер хочет поесть?

– Нет, спасибо. Последнее время у меня что-то пропадает аппетит. Говорят, у женщин это часто бывает в почтенном возрасте.

Я мог бы прекрасно позабавиться, наблюдая, как они пикируются, если бы эти женщины не были самыми близкими мне людьми. Но сейчас они прекрасно обходились без меня, им не нужен был судья, ни одна не вела в счете. Им доставляло удовольствие просто посылать мяч и отбивать его. Джаред на целый день ушел из дома. С его стороны это было разумно.

Ровно в два часа зазвонил телефон. Я взял трубку и через секунду услышал знакомый голос. Я кивнул Каролин и передал ей трубку.

– Джентльмен, которому вы звоните, еще не пришел, – сказала она. – Перезвоните, пожалуйста, ровно через пятнадцать минут.

Она положила трубку, посмотрела на меня. Я взял дипломат и встал.

– Я пошел. Ты запомнила, что надо сказать, когда он перезвонит?

– Ага. Он должен пойти в кафе «Сквирс» на углу Мэдисон-авеню и Семьдесят девятой. Занять там самый дальний от двери столик и ждать тебя. Ты либо придешь, либо позвонишь в кафе и попросишь позвать мистера Мэдисона, то есть назовешь фамилию по названию авеню.

– А если он спросит о монете?..

– Скажу, что она у тебя.

– Хорошо.

– Вы меня во что-то впутываете, – вмешалась Дениз. – Ты так и не бросил свое прежнее ремесло, Берни? Верно говорят, горбатого могила исправит. Тигр тоже до смерти полосатый. И преступник не желает отказываться от полосатого халата.

– В тюрьмах больше не носят полосатых халатов.

– Не носят? Вот жалость! Они придают фигуре удивительную стройность. Однако ты знаешь, что там носят и чего не носят. Еще бы, тюрьма тебе как дом родной... Значит, крадем потихоньку? Может, еще и убиваем, а? – Дениз перешла на Каролин. – А вы, милочка, кем при нем? Уж не оруженосцем ли?

– Каролин тебе все объяснит, – бросил я на ходу.

Каролин я не завидовал.

Черт, сколько денег приходится гробить, подумал я, останавливая третье в тот день такси на углу Восемнадцатой улицы и Девятой авеню. Время было рассчитано точно. В два пятнадцать я вылез из машины напротив тяжелых чугунных ворот, на которых значился № 442 1/2. В этот самый момент он должен быть на телефоне. Очевидно, так оно и было, потому что десять минут спустя дверца в воротах открылась, и оттуда вышел Герберт Франклин Колкэннон. Я стоял в тени подъезда, где меня не было видно, но он даже не посмотрел в мою сторону, а, повернув налево, зашагал к Десятой авеню, чтобы поймать такси, или, может быть, у него была там припаркована машина.

Я подождал, пока он свернет за угол, и легкой рысцой пересек улицу. На ногах у меня были «пумы», пусть чрезмерно широкие. Стоял яркий солнечный день, по улице сновали прохожие, но это меня нисколько не беспокоило. Я знал, который из моих ключей-отмычек подходит к замку на дверце, так как запомнил это с того вечера вторника, и держал ключ наготове. Отпереть замок и запереть его за собой было делом нескольких секунд.

Резиновых перчаток на этот раз я не взял: отпечатки пальцев меня тоже не беспокоили. Если дело сорвется, то мне будет не до отпечатков. Если выгорит, то всем другим тоже будет не до них.

Войдя в арку, я открыл дипломат и достал пистолет. Неприятные штуковины, эти пистолеты. Тот, который был у меня в руке, как и положено, переливался синеватым блеском, но я не чувствовал холодящей тяжести металла. Пистолет был из какой-то пластмассы, с таким и в самолет пройдешь. Я сжал рукоятку поудобнее, проверил заряд и пошел вперед.

Я держал пистолет наготове на тот случай, если во внутреннем дворе прогуливается Астрид. Эту сучку приучили кидаться на людей, а меня кидаться на собак не приучили. Выйдя из-под арки, я огляделся.

Никакой Астрид не было видно. Вообще ни одной живой души. Я сунул пистолет за пояс под пиджак и быстро пошел по плиточной дорожке, не глядя ни на тюльпаны с нарциссами, ни на фонтан с полукруглой скамьей.

При таком-то дворике что еще человеку надо? Зачем ему гоняться за какой-то паршивой монетой? Правда, это райское местечко, может быть, принадлежит не ему, а владельцу одного из двух выходящих на улицу домов, но посидеть-то здесь ему вряд ли запрещают. Поднявшись по ступенькам крыльца, я позвонил. Да, Колкэннон ушел, но откуда мне знать, один ли он был. Я приложил ухо к двери и услышал собачий лай, который я услышал бы, и никуда не прикладывая ухо. Потом послышался какой-то грохот, как будто с лестницы скатился комод или огромная овчарка. Лай повторился – громче и пронзительней, Меня и Астрид разделяла дверная перегородка толщиной два дюйма.

Не теряя ни секунды, я начал отпирать замки.

Замки легко поддались в первый раз, а сейчас и подавно. Мои пальцы помнили их устройство. Первый, второй, третий – и вся дверь отперта, может быть, даже быстрее, чем я об этом рассказываю. Если паче чаяния кто-нибудь и выглянул из окна дома напротив, он не заметил бы ничего подозрительного.

Повернув ручку, я приоткрыл дверь на полдюйма. Собака заливалась лаем, буквально захлебывалась от бешенства – так по крайней мере мне казалось.

Я вытащил пистолет из-за пояса, проверил заряд.

Была ли у меня возможность не делать этого? Не лучше ли запереть дверь и убраться подобру-поздорову? Может быть, мы нашли бы с Колкэнноном общий язык – там, в кафе на углу Мэдисон и Семьдесят девятой? Может быть, мы...