Валентина Андреева - Зигзаг неудачи Страница 3

– Замечательно… – растерянно проронила Наташка и подняла на меня темно-синий жалостливый взор. – Я все поняла. Он рехнулся! От счастья – с понедельника не надо вставать на работу. Ты бы убрала, на всякий случай, все легко бьющееся. Сейчас встанет да как пойдет все радостно крушить! И кажется, на сегодня ему счастья хватит. Про солнечные морские просторы нашей необъятной Родины, ему, пожалуй, говорить не стоит.

– Я не иду с понедельника в отпуск, – донесся из-под моего плаща усталый голос Димки. – Соловьев сломал ногу. За час до моего ухода оступился на лестнице. Теперь меня некому заменить.

Димка усилил громкость, хотя мы и не думали возражать. Какие могут быть возражения, когда соловьевская нога уже сломана. Да Димкин коллега и раньше бы нас не послушал, с целой ногой.

– Через неделю вернется Ольховская, тогда и присоединюсь к вам. Не знаю, Ириша, может быть, и тебе пока вернуться на работу? Все равно погода не отпускная.

В моих ушах явственно возникла сирена работающей в кабинете дрели, я вздрогнула и отчаянно замотала головой:

– Мне уже некуда возвращаться. Как жаль, что Соловьев не сломал ногу вчера.

– Это он специально, назло. Знала бы, сама помогла бы ему это сделать накануне, – поддержала меня подруга. – Ситуация, блин, лучше не куда! Один – на работу: в дождь – милое дело. Второй – на рыбалку, рыба в такую погоду сама готова покончить счеты с жизнью, так и прет на крючок! А мы, как дуры, должны сидеть на даче и ждать, когда нас смоет?

– Наталья, будь добра, помолчи.

Димка сказал это таким странным болезненным тоном, что даже я раздумала лезть со своими комментариями. А подруга, недоуменно опустив уголки губ, покосилась на Димкины ноги. Проследив за ее взглядом, я удивилась – на концах ступней мужа красовались мои шлепанцы. Тридцать шестой размер на лапах сорок третьего! Не слабо?

Мы с Наташкой безмолвно, на языке жестов, обменялись мнениями: подруга недоуменно пожала плечами, покрутила указательным пальцем у виска, а я, закатив глаза к потолку, беспомощно развела руками. Вывод напрашивался сам собой: от соловьевской загипсованной ноги и переноса очередного отпуска на неделю с ума не сходят. И оказались правы.

– Помнишь, я рассказывал тебе про одну больную… Лопухову Серафиму Игнатьевну? – тем же странным тоном продолжил Димка. – Да ты ее недавно видела. Моя бывшая однокурсница Нелька Красковская Лопухову мне по «скорой» подкинула. Как соседку. И вовремя! Женщина вполне могла бы погибнуть.

– Да-а-а…

Сердце мое сжалось от нехорошего предчувствия, руки, наоборот разжались. Зря я поторопилась отнести чашки в мойку. И всего-то два шага оставалось. Наташка охнула и юркнула за совком и веником, а я, бессмысленно изучая дело своих разжавшихся рук, ждала неприятного продолжения.

– Она умерла. Сегодня ночью…

Мой сверхаккуратный, на уровне ненормального педантизма, муж даже не обратил внимания на мою оплошность! У него всего-навсего слетел с ноги мой шлепанец, да и то самопроизвольно.

– Первая ступень отошла! – тихонько буркнула оглянувшаяся на шлепок Наташка. – Эта Лопухова не иначе как перед смертью успела вас с Димкой удочерить. Иначе с чего бы тебе колотить посуду?

– Ну так за нее же просила Красковская. Все подробности потом, – шепнула я, хватая салатницу. Надо было срочно занять чем-нибудь руки. Опять. – Дима, иди я тебя покормлю. Потом отдохнешь и…

– Она завещала мне свой дом вместе с участком земли и находящимся там имуществом.

Я не сразу поняла, почему осколки салатницы и ее содержимое тоже валяются на плитках пола. Взгрустнулось о дрели. Пожалуй, днем в кабинете было спокойнее. И чего я сорвалась раньше времени?

– Дурацкая посудина! Памятник марксизму-ленинизму. Никогда мне не нравилась, – проворчала Наташка, привычно вооружаясь веником и совком. – Впрочем, на все это можно посмотреть и с другой стороны: посуда бьется к счастью. Будем считать, что оно наконец-то привалило. Ир, что с тобой, а? Дим! Ты не знаешь, что с твоей женой? Хотя, где уж тебе… А с тобой-то что? Блин!!! И что ж это такое со мной?

Пытаясь привлечь внимание Дмитрия Николаевича к странному поведению жены, Наталья не очень удачно взмахнула веником. Как потом выяснилось, я сосредоточенно заполняла водой поставленную на пол кастрюлю. Якобы для компота. Оно бы и ничего, только воду из крана наливала столовой ложкой да одна кастрюля недавно приготовленного компота с приоткрытой крышкой уже остывала на столе. Собственно говоря, мне было все равно, что делать, лишь бы руки были заняты. Голова жила своей самостоятельной жизнью, и в ней гуляли не самые оптимистичные предположения.

Одного взгляда на Димку Наталье оказалось достаточно, чтобы понять: а ему вообще наплевать на компот и процесс его приготовления. Откинувшись головой к Аленкиному легкому пальто, он мирно дремал, с намеком на то, что творческий процесс на кухне не что иное, как суета сует. Во всяком случае, глаза его были закрыты. Не все равно было только останкам салатницы. Ну не лежалось им в совке. Не нравилось находиться в руках той, которая посодействовала падению. Веник пошел им навстречу, и на последнем этапе Наташкиного жеста содержимое совка вместо мусорного пакета угодило в ту самую кастрюлю, что я старательно заполняла.

От этого увлекательного занятия, прелесть которого я как-то не осознала, Наташка отвлекла меня уже после того, как уговорила Димку немного отдохнуть на диване. Ох, и удивилась я содеянному! Читала в свое время замечательный рецепт приготовления каши из топора, но чтобы самой варить компот из осколков салатницы…

– Жадность тебя одолела! – слегка покривила душой Наташка. – Еще и мусором с пола решила воспользоваться. Чтобы добро не пропадало.

– Не надо было его в кастрюлю сыпать, – обрела я возможность соображать. – Для этих целей есть мусорный пакет в ведре.

– Так ты же мойку обороняла! Попробуй, сдвинь тебя в сторону, если в руках холодное оружие.

Я испуганно взглянула на Наташку, а следом и на свои руки с ложкой.

– Да-да. Хорошо еще, что не половник…

Минут через пятнадцать, убедившись в том, что мой муж крепко спит в большой комнате в окружении кошек, я на цыпочках вернулась на кухню. Все еще немного пришлепнутая Наташка мучилась сомнениями – послышалась ей или приснилась Димкина фраза о свалившемся на нас наследстве. Судя по странному состоянию Дмитрия Николаевича, оно приснилось именно ему. В уютном уголке под резной металлической вешалкой.

– Разберемся, – уверенно сказала я. – Тут такая история получается…

История действительно была странная и отдавала мистикой. После успешного ликбеза с помощью технически усовершенствованного процесса вещания с того света покойной матери графини Дашковской-Винтер-Келлер я окончательно перестала верить в мистику. Но в данном случае… Хотя в данном случае мистикой, пожалуй, тоже не пахло. Ну если чуть-чуть. Скорее всего, неприятный запах шел от простого совпадения.

Дня три назад мне пришлось заехать к мужу в отделение. Тем утром сборы на работу, как всегда, были недолги. В результате я всего-навсего вылетела в коридор в тапках. Заметила это только в лифте, и то благодаря тому что Димка в моих глазах неожиданно вырос. Понеслась переобуваться и забыла дома ключи. Бегать туда-сюда надоело. Все равно домой поедем вместе. Но в середине дня мне пришлось ехать на основную фирму. Возвращаться в свой кабинет за полчаса до окончания рабочего дня не имело смысла, и я прикатила к Димке. С намерением терпеливо подождать его в кабинете. Вообще-то в хирургию просто так не пускают. И я каждый раз испытываю чувство гордости оттого, что на меня этот запрет не распространяется. Хотя от безумных голубых полиэтиленовых тапок, в которых любые стройные и красивые ноги кажутся уродливыми, ничто не спасает.

Дмитрий Николаевич встретил меня в вестибюле и повел к себе в кабинет без нотаций. А я умолчала о забытых ключах. Он решил, что я соскучилась. В кресле под фикусом сидела женщина, которая при появлении моего мужа встала. Димка невольно притормозил, я бессловесным придатком торчала сзади. Дамы было много. Высокая, полная, но вся какая-то ладная, сбитая – без видимых жировых отложений, так часто уродующих женщин. И лицо… Лицо у нее было красивое, холеное, хотя формой и напоминало луну в период полнолуния. Густые темные волосы, закручены и уложены в узел на затылке. Я успела предположить, что они, наверное, крашеные. В шестьдесят плюс-минус еще пара лет положено седеть. Впрочем, даме могло быть и меньше. Хирургическая палата – не место для расцвета красоты и обаяния.

Мне стало не по себе, чувствовала, что мешаю. Пришлось отступить подальше и принять вид бедной родственницы, не важно чьей. Но неприятное чувство не исчезало. Дама увлеченно разговаривала с Дмитрием Николаевичем, на меня не смотрела, но мне казалось, что ее глаза обшаривают каждый уголок моей души в поисках… Не знаю, что они там искали. Не зря говорят, что чужая душа – потемки. Возможно, дама просто заблудилась.