Наталья Александрова - Охота на газетную утку Страница 3

Я вас умоляю, моя аллергия плевать хотела на все супрастины и кларитины! Чихать я все равно буду, только в сон клонит, и голова тяжелая, как чугунный шар, ни строчки не напишешь…

У мамули на все свое мнение, она утверждает, что у меня это нервное. Действительно, мне достаточно увидеть по телевизору букет чайных роз, как становится трудно дышать, а если хотите испортить мне настроение, пришлите по почте открытку с желтыми хризантемами.

Все эти безрадостные мысли текли в моей голове, пока теплые струи омывали тело.

— Александра! — Мамуля стучалась в дверь. — Вот теперь ты действительно опоздаешь!

На кухне был налит для меня кофе и лежал один сухой тост — мамуля знает, что ничего, кроме этого, я утром проглотить не могу. Она редко варит для меня кофе, так что я сразу же заподозрила, что ей от меня что-то нужно.

— Сашура! — просительно сказала мамуля. — Я сегодня никак не могу вернуться раньше семи, так что будь добра, посиди дома…

— Это еще зачем? — уставилась я на нее, но, заметив, как потемнели от гнева мамулины глаза, вспомнила:

— Ах да, твой Петр Ильич… А он к музыке никакого отношения не имеет?

— Оставь, пожалуйста, свои насмешки! — вспыхнула мамуля. — Неужели трудно сделать для матери такую простую вещь?

— Ну хорошо, хорошо, я отпрошусь пораньше, — согласилась я, — поработаю дома…

* * *

Редакция нашей газеты «Невский вестник» находится в самом центре города в потрясающем старом доме, принадлежавшем до революции известному книгоиздателю Марксу, однофамильцу бородатого философа. Этот дом отличается замечательно запутанной планировкой, свежий человек, войдя в него, ни за что не найдет нужную комнату, а после часа бесплодных блужданий, не сможет без посторонней помощи даже выбраться наружу.

Бесконечные лестницы и лесенки соединяют этажи и коридоры марксовского дома самым причудливым образом. На пятый этаж можно попасть только с третьего, а на шестой — только со второго.

Коридор четвертого этажа славится тем, что из его окон можно увидеть знаменитый двор с водосточными трубами в форме драконов и крылатых рыб, а на шестом этаже, говорят, есть комната, в которую попасть вообще невозможно, хотя оттуда временами доносятся стук пишущей машинки и нецензурные выкрики.

Отдел, в котором я работаю, в газете называют «лягушатником». Для этого есть две причины. Первая, более очевидная и не такая обидная, заключается в том, что наш отдел размещается в бывшей ванной комнате, о чем напоминают сохранившиеся кое-где на стенах остатки кафельной плитки и тематическая роспись на потолке: изображенное с большим вкусом болото, поросшее осокой и камышами, по которому важно вышагивает красивая длинноногая цапля, выискивая спрятавшихся там и тут очаровательных ярко-зеленых лягушек.

Вторая причина, о которой мы предпочитаем не вспоминать, — та, что наш отдел — самый незначительный, неперспективный, непрестижный в газете, короче, болото.

К нам ссылают работников, не вписавшихся в основные отделы.

Вообще по внешнему виду сотрудника газеты сразу можно узнать, в каком отделе он работает: в отделе новостей — модные, хорошо одетые парни с легкой щетиной на щеках, с горящими взглядами и такими быстрыми движениями, что здороваться с ними нужно, как стрелять по самолету, — с упреждением.

В спортивном отделе — коротко стриженные бывшие спортсмены, толстеющие от прерванных тренировок, в мешковатой и вечно измятой одежде, с легким запахом спиртного и отчетливо выраженными криминальными знакомствами.

В нашем отделе работают профессиональные неудачники. Во главе дела стоит Анфиса Сорокопуд, худая и злая, как плюющаяся кобра.

«Нашей Анфисочке поправиться бы, — сказал как-то на пьянке Мишка Котенкин, — фамилия-то располагает.., да только стервы толстыми не бывают…»

Впрочем, Анфисой мы называем ее довольно редко, между собой и за глаза зовем не иначе как «наша Гюрза».

Тот же Мишка Котенкин в приступе .творческого вдохновения раскопал в Интернете замечательную фотографию гюрзы, поедаюшей бедную беззащитную лягушку, и поместил ее на своем компьютере в качестве «обоев», так что теперь каждый день, включая и выключая машину, он смотрит в ясные глаза любимой начальницы.

Наша Гюрза отвечает Мишке полной взаимностью. Подозреваю, что ее злобность и истерический характер вызваны в значительной степени тем, что Гюрза считает себя незаслуженно обойденной: руководить отделом неудачников, «болотом» — для ее самолюбия ужасный удар.

Сам Мишка Котенкин, на которого я уже несколько раз ссылалась, — это, можно сказать, луч света в нашем болоте. Остроумный веселый мужик лет тридцати пяти, он умеет ладить с людьми, знает, где и что происходит, дружит с половиной города… Он был бы очень хорошим журналистом, если бы не один большой недостаток: Мишка совершенно не умеет писать. Иногда он по полдня сидит над какой-нибудь дурацкой фразой, и все равно у него выходит скучно, блекло и суконно.

«Гастроли знаменитого английского коллектива прошли с большим успехом», — пишет он о приехавшей в Питер легендарной группе.

— Мишка! — кричит на него большой поклонник музыкантов Кап Капыч. — Ты что, про нижнетагильскую самодеятельность пишешь? Мишка, я на концерте этих «Кридонс» был… Там одни немолодые мужики собрались — целый зал! И еще их любовницы — ну эти-то как раз помоложе. А музыканты-то и сами уже не мальчики… Но как начали они играть! Мишка, ведь это юность наша вернулась! Ведь мы же мальчишками и думать не могли, что когда-то их живьем услышим — при Советской-то власти! Там мужик один в зале плакал, да и я сам чуть слезу не пустил!

А ты — «гастроли.., с большим успехом…» — тьфу!

Мишка краснеет, но ничего поделать не может: литературных способностей Бог не дал. Поэтому он вечно шатается по редакции, слушает разговоры и умоляет:

— Как, как ты сейчас сказал? Ну-ка повтори, я спишу фразочку…

Упомянутого мною Кап Капыча вообще-то зовут Петя Капитонов, но поскольку он ведет в нашей газете воскресные разделы для женщин, рубрику «Хозяйке на заметку», страничку для девочек «Подружка», колонку «Советы доктора Капитоновой» (как похудеть за два месяца на двадцать килограммов, не отказывая себе в любимых заварных пирожных), злые редакционные языки прозвали его Капитолиной Капитоновной, а потом — Кап Капычем. Кличка прилепилась намертво.

Кап Капыч — спокойный добродушный дядька с большим пузом, могучими плечами бывшего борца и окладистой бородой. Для работы в основных, престижных отделах редакции у него недостает темперамента, а в своих дамских рубриках Петя чувствует себя как рыба в воде. Со временем он научился неплохо готовить, часто приносит на работу печенье собственной выпечки, а в ящике стола прячет спицы и клубок шерсти.

Не так давно главный редактор газеты, которого мы видим реже, чем радугу зимой, решил печатать на последней полосе материалы на темы секса и эротики, и эта тематика обрушилась на бедного Кап Капыча, как снег на бедуина. Теперь, кроме привычных советов по похудению и ведению домашнего хозяйства, бедный Петя отвечает на страницах нашей газеты какой-нибудь Марии Петровне Кукушкиной, озабоченной тем, что ее муж на сорок пятом году совместной жизни исполняет супружеские обязанности без прежнего вдохновения. "Мне очень понятны ваши проблемы, дорогая Мария Петровна, — пишет Петя от лица доктора Капитоновой, — два года назад мой муж тоже начал охладевать к исполнению своего супружеского долга, но я не пустила это дело на самотек, а приобрела несколько комплектов очень сексуального французского нижнего белья и записалась на курсы эротического танца при районном Дворце творчества юных. С тех пор моего Антона Антоновича как подменили, и он исполняет супружеские обязанности не реже трех раз в день…

Со своими рубриками Кап Капыч справляется успешно, но от него требуют еще и эротических рассказов. Это для него оказалось непосильной задачей, и эротическую прозу взвалили на мои хрупкие плечи. Вообще, так сложилось, что мною в отделе затыкают все дыры — и в переносном смысле, и в буквальном. Когда в газете неожиданно снимают какой-нибудь материал, и на страницах возникает белое пятно, Главный звонит Гюрзе, а Гюрза подзывает меня и шипит сквозь зубы:

— У тебя все равно нет никакой работы.

Ну-ка, набросай по-быстрому двадцать строк по проблемам детской наркомании! Чтобы через сорок минут материал был готов!

И я послушно сажусь за компьютер и выдавливаю из себя двадцать строк, как Антон Павлович Чехов выдавливал из себя раба.

Сегодня в нашем лягушатнике все было как обычно, только что-то не видно Мишки Котенкина. Перекинувшись парой слов с Кап Капычем — он напомнил, что за мной эротический рассказ к пятнице, я раздумывала, как бы половчее поговорить с Гюрзой, когда она сама позвала из кабинета: