Наталья Александрова - Игра с неверным мужем Страница 3

Как нетрудно догадаться, там он тоже никого не нашел.

И тут он вспомнил, что мерзкая Бронислава сказала – мужчина стоит на балконе!

Александр вернулся в спальню, отдернул занавеску и уставился на балкон…

Там и правда стоял незнакомый мужик.

Правда, был он какой-то странный, совершенно не подходящий на роль Анютиного любовника: пожилой, плохо одетый и весь какой-то потертый и невзрачный.

Тем не менее факт был налицо.

Этот пожилой хмырь находился в его квартире наедине с Анютой, с его обожаемой Анютой, причем Анюта была в самом сексуальном виде, в каком и перед ним, ее законным мужем, представала нечасто… черт ее знает, может, у нее появились такие странные сексуальные пристрастия! Женское сердце – загадка, над разгадкой которой лучшие умы человечества безуспешно бьются тысячи лет…

– Вот он! – взревел Александр Минуткин и, распахнув балконную дверь, бросился на неказистого незнакомца…

Прораб ремонтно-строительной фирмы Анатолий Пальчиков приехал на один из объектов, чтобы проверить, как продвигается работа по окраске фасада.

Как он и боялся, работа стояла. Двое маляров, которые должны были красить фасад, сидели на пустых ящиках и с самым безмятежным видом пили пиво из жестяных банок, закусывая его кукурузными чипсами. Монтажная люлька, в которой эти двое должны были находиться, висела без дела возле балкона на уровне третьего этажа.

Пальчиков почувствовал горькую обиду.

Вот так всегда – стоит хоть кого-то из рабочих оставить без присмотра, как работа останавливается! Как говорится, кот из дому – мыши в пляс! Но ведь он не может разорваться! Объектов у него много, целых шестнадцать, а он один…

– Эт-то что такое? – грозно вопросил Пальчиков, уставившись на работяг. – Почему простаиваем? Почему пиво пьем вместо трудового процесса?

– Уже и пообедать нельзя! – обиженно забубнил старший маляр. – Такого нету закона, чтобы без всякого перерыва с утра до вечера вкалывать! Нам перерыв на обед непременно положен! Верно, Серега? – Он повернулся к своему младшему напарнику. Тот всем своим видом выразил согласие и поддержку.

– Да у вас весь день только одни перерывы и перекуры! – оборвал его прораб.

– А ты посмотри на его руки! – повысил голос маляр. – Серега, покажи ему свои руки!

Напарник охотно продемонстрировал свои ладони. Прораб не увидел ничего особенного.

– Ты видишь его руки? – воскликнул маляр. – Это же одна сплошная мозоль!

– Хватит болтать! – рявкнул прораб. – Живо за работу, а то я вам сегодняшний день поставлю как прогул! И почему люлька в поднятом состоянии? Когда она простаивает, она по технике безопасности должна находиться внизу! Оборвется, упадет на кого-нибудь, а кому отвечать? Пальчикову отвечать!

– Да уж не нам, – ухмыльнулся маляр. – Мы люди маленькие…

Он воровато взглянул на люльку. В ней, к счастью, никого не было. Тот странный мужик, который заплатил им две тысячи, перебрался на балкон. Ну и ладно, им до него нету дела…

Маляр нажал на кнопку, и люлька поехала вниз.

Балконная дверь распахнулась, и Василий Макарович увидел красного от ярости мужика с растрепанным букетом в руке. За спиной мужика жалась перепуганная дамочка в неприличном халатике – та самая дама с собачкой, которую Куликов вел от салона красоты. И ее собачка была тут как тут – она металась под ногами и пыталась кого-нибудь укусить.

– Здрасте… – проговорил Василий Макарович, попятившись. Впрочем, балкон был тесный, отступать было некуда.

– Вот он! – проревел красномордый мужик и кинулся на Куликова с самыми кровожадными намерениями.

Судя по всему, это был тот самый любовник, которого Василий Макарович должен был выследить. Только вел он себя слишком нагло и уверенно для любовника. Заказчик хотел получить его фотографии, чтобы окончательно увериться в измене своей жены, но сейчас был явно не самый подходящий момент для фотосессии…

– Постой, мужик! – вскрикнул Куликов, пытаясь заслониться. – Погоди, я все объясню…

– Мне ничего не надо объяснять! – ревел тот. – Я и так все понимаю! Я не понимаю только одного – что Анюта в тебе нашла?

– Меня нанял ее муж… – лепетал Василий Макарович, отбиваясь фотоаппаратом.

Тут до него наконец дошли слова красномордого, и он удивленно воскликнул:

– Анюта? Почему Анюта? Кто такая Анюта? Меня нанял муж этой женщины…

Куликов хотел сказать, что его нанял муж Ларисы Купидоновой, но два темпераментных персонажа помешали ему закончить фразу.

Первым был Александр Минуткин.

– Что?! – проревел он, перебив детектива. – Какой муж? Я – ее муж! Анна, что все это значит? Кто этот человек?

– Понятия не имею! – всхлипывала Анюта, безуспешно пытаясь запахнуть халатик. – Первый раз его вижу! Неужели ты мог подумать, что у меня могло быть что-то общее с ним… с таким…

Вторым же был йоркширский терьер Доминик, который в это самое мгновение выскочил на балкон. Песик наконец увидел постороннего человека и понял, что именно он виновен в переполохе, что именно он угрожает покою и благополучию любимых хозяев. Как всякий уважающий себя пес, он посчитал, что должен защитить их всеми доступными средствами, пусть даже ценой своей жизни. Подскочив к Куликову, он вцепился тому в ногу своими маленькими, но удивительно острыми зубами.

Это было очень больно, и боль от укуса словно яркой вспышкой озарила происходящее.

Василий Макарович понял, что допустил недостойный профессионала прокол, что следил совершенно не за той женщиной, что красный от ярости мужчина – это действительно ее муж, и у него есть законное право расправиться с незадачливым детективом…

Оставалось одно – бежать, бежать от позора, бежать от неминуемой расправы!

Василий Макарович, не сводя глаз с разъяренного Александра, перебрался через балконное ограждение и только в последний момент понял, что люльки нет на прежнем месте…

Делать что-то было поздно.

Несчастный детектив еще несколько секунд цеплялся за балконные перила, беспомощно болтая ногами в воздухе, но тут к нему снова подскочил Доминик и укусил его за палец.

Руки разжались, и частный детектив Куликов с жутким криком полетел вниз…

На его счастье, прямо под балконом оказался козырек крыльца, на который и свалился Василий Макарович. Благодаря этому козырьку он остался жив, отделавшись несколькими переломами, а также многочисленными ушибами.

– Ох, уж эти мужчины! – приговаривала я, перебирая вещи. – Ну сколько же с ними хлопот! Глядеть за ними надо как за детьми! Ребенок хоть слушается изредка, а эти… Ну зачем, скажите на милость, он полез на балкон? Зачем доверился этим гадам, которые уперли у него люльку в самый нужный момент? Сам же говорил, что в нашем деле никому нельзя доверять, только напарнику! Ну и взял бы меня в напарники, уж я бы его не подвела! Но нет, он считает, что я гожусь только для того, чтобы варить ему борщи и перебирать бумажки! Оперативник, видите ли, из меня никакой! А кто, интересно, вытаскивает его из разных передряг? Кто попадает в такие места, куда ему вход закрыт? Кто устраивается работать то горничной, то уборщицей, то официанткой, то продавщицей?

Только не подумайте, что я повредилась умом и разговариваю сама с собой. Нет, собеседник у меня есть – вот эта туша песочного цвета с лобастой головой и пастью размером с дорожный саквояж моей бабушки, что развалилась сейчас посреди комнаты.

Бордоский дог Бонифаций, уменьшительно – Бонни. Бонни – свет моих очей, моя надежда и опора, Бонни – хулиганский и капризный, Бонни – верный и преданный, Бонни – смелый и грозный. Я люблю свою собаку и могу повторять это много раз. Бонни со своей стороны меня обожает, но совершенно не слушается. Он считает, что я – легкомысленная, доверчивая и вообще небольшого ума особа, за которой нужно присматривать. И ни в коем случае никуда не отпускать одну. Поэтому Бонни всегда очень сердится, когда я оставляю его одного в квартире, он считает, что мы всюду должны ходить вместе. А когда Бонни сердится – это, доложу я вам, зрелище не для слабонервных.

Во-первых, он воет. И вой этот напоминает нечто среднее между воем дисковой пилы и пожарной сирены. Что там собака Баскервилей, Бонни даст сто очков вперед поезду, несущемуся с курьерской скоростью, перед которым застрял автомобиль с незадачливыми гангстерами, как часто показывают в американских фильмах.

Во-вторых, мое ненаглядное сокровище, войдя в раж, мечется по квартире и бьется головой о стены. Не нужно обладать большим воображением, чтобы представить, как выглядит наша квартира, когда я задерживаюсь надолго. Но это бывает редко. Обычно я поручаю Бонни заботам дяди Васи.

Так получилось, что последние несколько месяцев огромный дог и немолодой милиционер на пенсии – вся моя семья. Родителей своих я не помню – они развелись, когда мне не было и года. Мы жили с бабушкой, она умерла, когда я училась на третьем курсе техникума. Больше никаких родных у меня не было. Потом я вышла замуж и прожила шесть лет в браке, искренне считая его счастливым. А когда выяснилось, что это не так, – я хоть и переживала ужасно, все же сумела выдержать и долгий изматывающий развод, и всевозможные гадости, которые устраивал мне муж, теперь уже, к счастью, бывший. В это тяжелое время меня морально поддерживал Бонни, его хозяева трагически погибли, и у нас с ним получилось, как поется в старой песне, «просто встретились два одиночества, развели на дороге костер…»