Людмила Милевская - Продается шкаф с любовником Страница 3

У Пендраковского умерла прабабка — вот тогда-то и начались с ним настоящие чудеса.

Древняя прабабка досталась ему по наследству от давно умершей бабули, которая нянчила Пендраковского. Здравствующие родители его, опасаясь потерять квартиру в престижном районе, переселили сына к старушке. С правнуком она и доживала остаток дней.

Дней этих, надо заметить, осталось немало. Юный правнук успел повзрослеть, возмужать, он даже сам начал стариться и полнеть, уверовав в то, что бабуля бессмертна. Вот тут-то прабабка и умерла.

Наследство оставила: квартиру и шкаф. Но зато все по закону. Не поленилась старушка сходить к нотариусу, составила завещание, в котором указала наследника и наследство. А любимый свой шкаф детально, в подробностях описала: сколько и где царапин на нем, какое количество гвоздиков, ручек и завитков, даже овечек пересчитала на дверных горельефах [1] и пастухов, и пастушек — все чин-чином, не придерешься.

Наследство наследника отяготило. К старинной квартире Пендраковский давненько привык, а вот шкаф для него оказался сюрпризом. Комната, где обитала прабабка, просилась под кабинет: старые стены мореного дуба настраивали на рабочий лад, а вид из окна наводил на умные мысли.

Правда, бизнес, которым промышлял на жизнь Пендраковский, никаких умных мыслей не требовал.

Там одно только знай: вовремя всем (кто просит) взятки раздай и бегай себе по принципу «волка ноги кормят». На всем, что Пендраковский в бизнесе делал, была печать той «либеральной» глупости, которую наше суматошное время выжимает даже из очень умных голов. Девиз сей системы: себе кроху урви и не замечай, что бед при этом наделал гору — короче, то, чем вся страна теперь занимается.

Ясное дело, душа всегда недовольна: размах маловат. Душа-то просит высокого, вот Пендраковский и затеялся с кабинетом. Выбросил старую мебель на свалку и уперся в завещанный шкаф.

Как с ним быть?

Прабабка так пафосно шкаф завещала, что порадовать свалку подарком старушки нельзя — неприлично и даже кощунственно.

Оставалось его продать, но кто купит пыльную рухлядь?

Пендраковский вытащил шкаф из угла, отмыл от грязи и паутины, ахнул и поставил обратно в угол.

В тот же вечер он по совету приятеля вызвал оценщика с пышным именем Артур Велюрович. Тот быстро явился на зов, долго разглядывал шкаф, фотографировал даже и в результате спросил:

— Вы твердо решили это продать?

— Твердо решил, — подтвердил Пендраковский и мысль пояснил:

— Антиквариата не выношу и считаю, что рухляди место в музее.

— На музей ваша рухлядь вряд ли потянет. Думаю, вещь ваша стоит недорого, но загляну в каталог и обязательно вам позвоню, — пообещал оценщик и, оставив визитку, пропал.

Пендраковский выждал неделю и сам ему позвонил. Артур Велюрович, ссылаясь на занятость, просил еще подождать. Ждать Пендраковский не мог. Он нашел другого оценщика, и с этих пор начались чудеса.

В назначенное время явился респектабельного вида мужчина и, представившись антикваром, нетерпеливо проследовал к шкафу.

Пендраковский, проводив его в комнату бабушки, не отходил ни на шаг. Он с интересом ожидал приговора. Антиквар делиться своим впечатлением не спешил. Достав из кармана лупу, он долго и пристально изучал главное достоинство шкафа: горельефы пасторали, отлично сохранившиеся на дверцах. Наконец, удовлетворив свое любопытство, он учтиво спросил:

— Вы позволите внутрь заглянуть?

Пендраковский воскликнул:

— Предупреждаю, там пыльно! — и, не спуская с оценщика глаз, одну за другой распахнул все три дверцы.

Антиквар испуганно отшатнулся, охнул:

— Простите, — и в смущении убежал.

Пендраковский перевел изумленный взгляд в обнажившееся чрево шкафа и.., обнаружил там симпатичную даму. Дама была в роскошном костюме Евы — то есть в чем мать родила.

— Кто вы? — ошеломленно отступая на шаг, спросил Пендраковский.

Дама, выбираясь из шкафа, откровенно призналась:

— Я проститутка.

Видимо, Пендраковский не был готов к свиданию со жрицей любви, иначе чем объяснить его дикий крик:

— Что вы здесь делаете?!

Но дама не испугалась и ответила с гневным презрением:

— Что я здесь делаю? Совсем охренел? Я тебя жду, придурок!

— Ждете меня?! В этом шкафу?!

От фамильярности дамы и загадочности ситуации бедняга едва не плюхнулся на пол.

А дама сварливо заверила:

— И я про то говорила, что незачем мне лезть в эту пылюку, но ты меня в шкаф затолкал. А то лежала б себе в кровати…

— В кровати?! — взвыл Пендраковский.

— Ну да, — надув губки, пискнула дама, и тут ее осенило отвратительным подозрением:

— Ты что, передумал, гад, мне платить?

— Я вам должен платить? За что?

— Ха! Он еще спрашивает!

И началось самое неприятное. Холостяк Пендраковский узнал наконец, кто он есть и что такое настоящий скандал. Писклявый голосок хрупкой дамы легко заглушил его возмущенный бас.

«Вот они, женщины! Неужели это я совсем недавно мечтал о семейном гнездышке?» — поражался собственной глупости Пендраковский, неистово и бесполезно отбиваясь от дамы.

Она была напориста и несокрушима. Пендраковский столкнулся вот с каким парадоксом: глядя на изящную даму с высоты своего гренадерского роста, он казался себе худосочным пигмеем. В заключение дама надавала ему пощечин и с угрозами скрылась за дверью спальни.

Напуганный, но несломленный, Пендраковский храбро понесся за ней и с изумлением обнаружил свою постель в большом беспорядке. Беспорядок был красноречивей, чем дама, которая откровеннейще объясняла, чем, как и сколько раз они занимались, да Пендраковский ей не поверил.

Не поверил он и теперь, с ужасом глядя то на постель, то на даму, вползающую гремучей змеей в неприлично тесное платье. Не поверил, но к портмоне потянулся, смущенно спросив:

— Сколько я должен?

— Сотню, — обиженно отрезала дама, благополучно покончив с платьем и принимаясь за сетчатые чулки.

— Сто рублей? — уточнил Пендраковский.

— Еще «копеек» скажи! — гаркнула дама и, позволив себе непристойный жест, презрительно пояснила:

— Сто евро, козел!

— Так много? — Глаза Пендраковского совершили попытку переселиться на лоб.

— Не много, а вдвое дешевле, чем остальным. Постоянным клиентам фирма делает скидки, — успокоила его дама и приказала:

— Быстро бабки гони, у меня еще четыре таких же, как ты, импотента.

Вежливо расплатившись, Пендраковский остался один на один со своими сомнениями. С одной стороны, крамольного он ничего не помнил, но, с другой стороны, дама раздета была. Совсем.

И постель!

Кто ее разобрал, если дама сидела в шкафу? И как она в квартиру попала? Ведь кто-то ее впустил.

Кто, если не сам Пендраковский?

И (самое главное!) как эта дама узнала про импотенцию? С импотенцией обстояло все так секретно, что он сам себе боялся признаться в этом недуге, а дама откуда-то знает!

Тут уж задумаешься — есть от чего. Больше всего Пендраковского беспокоила фраза, которую дама обронила, прощаясь.

— До встречи, — небрежно сказала она, стремительно выходя из квартиры.

Пендраковский вопросительным эхом за ней повторил:

— До встречи?

— Ну да, позвонишь как обычно. Номер ты знаешь, — бросила дама и была такова.

Вот вам загадка. Несколько дней Пендраковский пребывал в смутных сомнениях, задаваясь вопросом:

«Здоров ли я? Не сошел ли с ума?»

Припоминая визит юной дамы, он прислушивался к своему организму: нет ли сбоев еще?

Сбоев вроде бы не было.

Наконец он успокоился, заглянул в комнату отошедшей в мир иной прабабки, увидел свой наследственный шкаф и ушел в другие проблемы. Охваченный нестерпимым желанием иметь кабинет, он еще больше теперь хотел избавиться от старины. Пендраковский нашел другого оценщика.

На этот раз к нему явился благостный старичок с козлиной бородкой и голосом. Он проблеял с порога:

— Что будем смотреть?

И Пендраковский повел его к ненавистному шкафу.

Антиквар с порога восхищенно воскликнул:

— О! — и метнулся к пастушкам.

Желая рассмотреть горельеф, он решительно распахнул ближайшую дверцу и…

И с воплем: «О боже!» — едва не сшиб Пендраковского с ног. Тот в ужасе закричал:

— Что, снова дама?!

И сильно ошибся: на этот раз в шкафу сидел симпатичный мужчина. Юный и голый.

— Вы кто?! — покрываясь холодным потом, спросил Пендраковский.

— Да ладно, противный, — кокетливо отмахнулся в ответ незнакомец, вылезая из шкафа и поражая всех своими размерами.

Разумеется, размерами в самом приличном смысле: с его комплекцией работать бы в кузнице, а не прятаться по пыльным шкафам.

Антиквар — застарелый, неисправимый «натурал», не понимающий голубых продвинутых веяний — в брезгливом ужасе и смущении вылетел из квартиры, а Пендраковский вынужден был остаться.