Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает Страница 3

— Может, кто-то к тебе приходил и решил подшутить, — замирая от ужаса, прошептала в ответ Евдокия.

— Если бы, в том-то и дело, что не приходил в эти дни никто. Одна я была в квартире. Кровь с клавиш начала вытирать и вдруг так страшно мне стало, что потемнело в глазах. С воплем забилась в ванную, под унитазом сижу, выйти боюсь. Слушай, Дуська, ты мне не веришь?

— Про то, что под унитазом сидишь? — удивилась та и озадаченно осведомилась: — Да, в самом деле, Ева, как ты умудрилась забраться под унитаз?

— Ой, Дуся, сижу-то я рядом, но черт с ним, с унитазом моим! В то, что кровь на клавишах появляется, веришь или не веришь?

— Верю! — не задумываясь, выпалила Евдокия. — Я самая первая увидела эту кровь!

— Ой, мамочка! — взвизгнула Ева. — Сейчас я от страха умру! Ты видела кровь?!

— Да! На твоих клавишах!

— Ой, мамочка! Точно умру! Когда?!

— В тот день, когда появился маньяк!

— Да ты что?!

— Евусик, я сидела возле рояля, уставившись в телевизор. Ты на кухню кофе варить пошла. Тут начали про маньяка рассказывать, я разволновалась и на клавиши оперлась рукой, то есть, локтем… Ева, знаю, ты за это ругаешь, инструмент расстраивается и все такое… Честное слово, я по рассеянности, — бросилась оправдываться Евдокия, но подруга ее перебила:

— Хватит, Дуся, мне уже не до клавиш. Дальше-то, что с кровью было?

— Да ничего. Я про кровь только дома узнала, когда блузку сняла. На локте было пятно.

— Что же ты мне не сказала?!

— А о чем говорить? Знаешь сама какая я недотепа. Спасибо еще, что только пятно.

— Да, спасибо, что на месте рукав, — саркастично вставила Ева.

— Именно, — не обиделась Евдокия. — Со мной и похуже приключения каждый день происходят, а тут всего лишь пятно. В тот день я не задумалась, но когда я опять оперлась на клавиши…

На этот раз Ева взвилась:

— Вот в чем дело! А я удивляюсь, почему рояль так часто расстраивается! Оказывается, она на него опирается! Каждый день!

— Не каждый день!

— Дуся, нельзя быть упрямой такой! Если просят тебя по-хорошему, изволь выполнять! Он кучу денег, рояль этот стоит. И настройщик нынче не дешев.

Евдокия ядовито спросила:

— Тебе уже не интересно про кровь?

— Интересно, — буркнула Ева, — дай только слово, что больше не будешь…

— Не буду! Даю! Никогда! И не имею привычки такой, но в тот день, видимо, черт попутал: про маньяка снова по телику говорили, снова я увлеклась, снова на клавиши оперлась и снова локоть в крови. На этот раз видела след. Когда ты вошла, я быстро локоть убрала, а на клавишах…

— Капля?!

— Нет, кровью намазано. Каплю блузка впитала и уж потом я по клавишам развезла кровь рукавом.

— Что же ты мне не сказала? — опять сокрушилась Ева.

Евдокия вдруг рассердилась:

— А что я должна была говорить? Что на клавиши твои опиралась да комара невзначай придавила? Ведь именно так я тогда подумала, только теперь уже все поняла. Выходит, это был не комар. Но что же?

— Дусенька, миленькая, — с ревом взмолилась Ева, — приезжай скорее ко мне!

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас!

— Сейчас я не могу, занята. Почему бы тебе не вернуть с дачи семейство?

— Пыталась, но сотовый не отвечает.

— Попробуй еще.

— Да пробовала сто раз! Сколько можно? К тому же, мне никто не поверит. Мама скажет, что я сочиняю опять. Дусенька, приезжай или я здесь, под унитазом, от страха умру! Если не хуже!

Этим заявлением она насторожила подругу.

— А что может быть хуже? — втянув голову в плечи, спросила Евдокия и два раза нервно икнула.

Ева сделала длинную паузу и экзальтированно прошипела:

— А хуже: меня прикончит маньяк!

— Евочка, миленькая, — заголосила Евдокия и… вынуждена была мгновенно прервать разговор. — Я позже перезвоню, Леня пришел, — испуганно сообщила она и, прошептав «да, бабуля была права», спрятала трубку.

— Леню своего боится больше маньяка, — со вздохом подивилась Ева и, сидя под унитазом, покорно принялась ждать.

Она знала свою подругу: раз Дуся выдала обещание, значит не подведет.

Глава 3

Леонид Павлович и вещи в багажник автомобиля отнес и даже успел пофлиртовать на прощание с милашкой-дежурной. Он видел, что очень ей нравится: кокетничала, чертовка, отчаянно с ним все эти двенадцать дней и Дашу сразу же невзлюбила — провожала презрительным взглядом. Во взгляде недоумение и вопрос: «И что он, красивый, умный, интеллигентный мужчина в этой дурочке и страшилке нашел?»

А Даша, неосознанно чувствуя неприязнь, словно назло, проходя мимо дежурной, то на ровном месте вдруг спотыкалась, то сумкой цепляла стоящие в холле цветы. Горшки падали, бились — Лагутин сокрушался, качал головой, извинялся — дежурная, торжествуя, со сладкой улыбкой в ответ ворковала:

— Не волнуйтесь, ужасного ничего, подберем.

Но Дашу с такой брезгливостью злыми взглядами провожала, что к Лагутину (читавшему эти взгляды) сразу просилось на ум: «чокнутая» да «удолбище». Он и не ошибался совсем — как раз такими словами дежурная полна и была, провожая нескладеху-Дашу злыми глазами.

Простосердечная Даша же, как обычно, с лаской ко всем и со всею душой — дежурную комплиментами баловала, дорогими фруктами угощала, шоколадками пичкала…

И чем больше завистницу улещала, тем сильней ее та ненавидела.

Леонид Павлович, для которого человеческая душа, что учебник, до дыр зачитанный, видел какие страсти тут происходят, какие движения и куда, но поделать не мог ничего. Жену он предупреждал, советуя быть недоступнее, но бестолку все. Прямо сказать ей нельзя: слишком уж впечатлительна, а намеками — что об стенку горох. Он ей:

— Даша, обслуга бедная, а мы живем в номере «люкс» и за день способны истратить то, что хорошая горничная и в месяц не получает.

Она же ему в ответ:

— Потому я дежурную фруктами и кормлю. И не пойму, чем ты не доволен.

Вот и говори с ней после такого ответа. Дежурная — стерва — ведет себя внешне солидно, а Даша — добрячка — выглядит дура дурой.

Но с другой стороны, Лагутин не держал на дежурную зла: он мужчина ее мечты — очевидно, а Даша счастливая конкурентка. За что же дежурной ее любить?

Лагутин поэтому с чистой совестью на прощанье с дежурной пофлиртовал, покупался в лучах ее обожания — не смог себе отказать. В свой номер по этому поводу он вернулся в приподнятом настроении — после (пусть и легкой) измены как-то особенно хочется любить родную жену.

— Дашутка! Радость моя! Я уже здесь!

И что же он видит: Радость сидит по-прежнему на кровати, в обуви на покрывале — Лагутин нахмурился, в нем самом радости, как ни бывало, только злоба одна.

«Что это, черт возьми, происходит? Я, как ишак, с чемоданами, знай себе, бегаю по этажам, а она прохлаждается?»

— Даша, почему до сих пор не собран твой рюкзачок? В конце концов, это бессовестно. Я устал, страшно голоден, мне предстоит долгий путь за рулем. Эдак мы и к ночи не выберемся…

Разумеется, после такой сентенции, Евдокие и в голову не пришло делиться с мужем загадками Евы. Во-первых, он не поверит. И не захочет слушать. А во-вторых…

Во-вторых, много чего. Вплоть до скандала. Не стоит испытывать, пожалуй, судьбу.

Евдокия вспорхнула с кровати и — прямо на шею к мужу:

— Ленечка! Как я рада, что мы едем домой! Ленечка! Я страшно тебя люблю! Ты — самый лучший!

Он смягчился:

— Ну-ну, хитрунья, хватит, задушишь. Лучше иди собери рюкзачок.

— Считай, он уже собран!

И действительно, быстро все собрала (может же, если захочет) и помчалась к дежурной сдавать ключи и прощаться.

Лагутин, предвидя ужасную сцену, (Даша — сама простота, та, стерва, — ехидство одно) схватил последние чемоданы и к автомобилю сбежал.

— Встретимся в ресторане, — бросил он жене на ходу и вскоре сильно о том пожалел, что ее без присмотра оставил.

Теперь он жену вообще потерял: и в ресторане зря ждал — не дождался, и у дежурной ее не нашел, сбегал к автомобилю — и там Даши нет.

— Черт возьми! Это уже никуда не годится! — взорвался бедный Лагутин. — Ох, она меня доведет!

И в этот трагический миг он увидел свою Евдокию: негодница сидела под пальмой на лавке с сотовым, приложенным к уху. С кем и о чем болтала жена Лагутин не слышал — был от нее далеко — но разъярился он не на шутку и завопил:

— Даша! Ты издеваешься?!

Вздрогнув, она оглянулась, поспешно спрятала трубку и… возликовала:

— Ленечка, ты нашелся! Я потеряла тебя!

Леонид Павлович оторопел:

— Ты меня потеряла?! Это я тебя потерял!

— Я здесь была, как ты и велел.

— Я велел? Я ждал тебя в ресторане.

— Правда? Слышу впервые.

Он впился пытливым взглядом в ее голубые глаза: «Врет или снова все перепутала?»

Евдокия была расстроена — искренне, ошибаться никак он не мог: знает свою жену.