Иоанна Хмелевская - Проза жизни Страница 3

   Проклятое невезение, думала она, причесываясь и напудривая нос. До чего же я невезучая! Почему удача покидает меня всякий раз, когда она позарез нужна? Может, предназначение мне такое? Может, я обречена впадать в кретинизм всякий раз, когда решается моя судьба?

   Не помня себя от злости и волнения, испытывая попеременно то муки ада, то неземной восторг, Тереска учинила неверными руками, ослабевшими от смятения чувств, настоящий погром: сначала уронила с полки крем для загара, потом разбила пузырек с бензином для выведения пятен, потом столкнула в ванну кружку с зубной пастой и щетками. Переобуваясь, она вдруг обнаружила, что ноги у нее грязные до неприличия. Пришлось их помыть. Время летело с той же неумолимостью, с какой распространялось вокруг благоухание бензина.

   — Богусь, извини меня ради Бога, - пролепетала она, выбравшись в конце концов на лестницу. - Как ты тут? Наверное, заждался, пока я отмывалась?

   — Какие у тебя экзотические духи! — отозвался Богусь, наморщив нос. - Или это то, чем ты себя отмывала? Должен сказать, гостей ты принимаешь довольно оригинально. Жаль, что мне пора идти.

   Боль в ноге у Богуся почти прошла, но уж никак не досада. Он заглянул к Тереске всего на минуту, просто так, по пути. Хотел узнать, помнит ли она его, или успела забыть. Вся эта суматоха страшно ему не понравилась, а тут еще нога... Вечером он как раз собирался на танцы...

   Богусь поднялся со ступеньки и попробовал ступить на ногу. Вроде все в порядке.

   — Жаль, что мне уже пора, - вежливо повторил он.

   Тереска только сейчас сообразила, что он такое говорит, и едва не задохнулась от ужаса.

   — Как это?.. Почему? — сдавленно спросила она. - Ведь ты только пришел! Пойдем вниз, я покажу тебе сад, ты еще не сказал, как сдал экзамены, тебя приняли?

   Богусь уже спускался вниз.

   — Еще не знаю, может, придется ехать во Вроцлав. В Варшаве поступить в институт непросто. Мало мест. Стараюсь, как могу, но получится ли, неизвестно.

   Тереска плелась за ним на подгибающихся ногах.

   — Бензин у меня разлился, - потерянно бормотала она. - Все попадало. Пойдем в сад, а? И когда узнаешь? — Внутри у нее болезненно ныло, в горле стоял ком. Ну вот, не успел прийти, как уже уходит. А тут еще Вроцлав... Неужели он уедет во Вроцлав? Нет, только не это!

   — Наверное, на днях все выяснится. - Богусь посмотрел на часы.

   — А у меня есть фотографии, - с надеждой сказала Тереска. - Ну те, из лагеря, уже готовы. Хочешь посмотреть? Сейчас принесу. Я мигом.

   — Как-нибудь потом, - решительно остановил ее Богусь. - В следующий раз. Извини, я спешу, заглянул к тебе на минутку. Дай, думаю, проверю, вернулась ли. Вроде должна вернуться, учебный год на носу.

   — А об этом Вроцлаве... ты скажешь? Сразу, как узнаешь?

   — Ну, ясно. Может, попрощаешься со мной, если уж поздороваться не удалось?

   Слегка приобняв Тереску, он коснулся губами ее щеки, но тут же отпрянул, отброшенный удушливой волной бензинных паров. А Тереска, ничего не замечая, млела от счастья, все слова и мысли выветрились у нее из головы.

   Богусь посмотрел на нее с внезапным интересом.

   — А ты неплохо выглядишь, - одобрительно заметил он. - Хотя, откровенно говоря, женщины au naturel не в моем вкусе. Мне нравится, когда женщина ухожена, следит за собой. Ciao, ragazza, до скорой встречи. Тут найдется другой выход, или надо продираться через этот лесоповал?

   Еще немного — и Тереска, торопясь угодить доро-тому гостю, указала бы на окно. К счастью, у нее хватило выдержки проводить его до парадной двери.

   — Когда ты придешь? — Вопреки всем стараниям, в голосе ее прозвучала откровенная мольба. - Не хочу больше... - У нее чуть было не вырвалось «мучиться в ожидании»,... - Переодеваться в последнюю минуту, - закончила она и, чувствуя, что все равно сболтнула глупость, внутреннее поежилась.

   — Не знаю, может, на следующей неделе, - рассеянно бросил Богусь, направляясь к калитке. - После первого. Сориентируюсь, что да как с моими делами, позвоню и приглашу тебя на мороженое. Номер найду в телефонном справочнике.

   — Но я ведь давала тебе свой номер!

   — Я его посеял, вместе с записной книжкой. Ничего страшного. До встречи, моя милая!

   И ушел, оставив Тереску у калитки. Только на углу улицы оглянулся и помахал рукой...

   «Мелюзга, - снисходительно думал Богусь, направляясь к автобусной остановке. - Зеленая еще, никакого опыта, да и малость со сдвигом. Если бы не глаза и фигура, ноги бы моей больше здесь не было».

   «Моя милая», - в упоении твердила про себя Тереска, возвращаясь тропинкой от калитки. - Он сказал «моя милая»... «До встречи, моя милая»...

   Она вошла в дом, закрыла за собой дверь и привалилась к косяку.

   Так... Не захотел смотреть фотографии. Сказал, что в следующий раз. Значит, еще придет. А не приходил, потому что не рассчитывал ее застать. А теперь придет. Придет непременно. Иначе зачем обнимал ее? Еще и назвал «моей милой».

   Тереска стояла, прислонившись к двери, и упивалась своим счастьем. Однако упоения хватило хоть и надолго, но не навсегда. Сначала оно как бы помутнело, потом как бы дало трещину, а потом сквозь эту трещину хлынул поток сомнений. Сумерки воцарились не только в освещенной предвечерними лучами прихожей, но и в ее душе. Почему он, собственно, так спешил? Если уж пришел, если уж застал ее дома, если сегодня такой прекрасный воскресный день... - Почему не остался? Не проявлял никакой радости, скорее недовольство, смотрел на нее как-то насмешливо... Не разочаровался ли? Ну ясно, еще бы, когда она вела себя как идиотка!

   Тереске стало нехорошо, в горле застрял какой-то ком, да что там ком — целая тыква! Еще немного, и она умрет от удушья, если немедленно, сейчас же не поделится с кем-нибудь своими ужасными впечатлениями! Сомлеет, лопнет или начнет биться головой об стену.

   Единственный человек на свете, с которым можно поделиться такими переживаниями, да и всякими другими тоже, - это Шпулька, лучшая Терескина подруга. Но Шпулька еще в деревне...

   Настоящее ее имя было совсем другое — Нита, Нитка то есть. А где нитка, там и шпулька. Прозвище Шпулька так крепко прилипло к Терескиной подружке, что она и сама уже почти не помнила свое крестное имя.

   Так вот эта самая Шпулька должна была вернуться с каникул в последние дни месяца, а значит, сидела еще в деревне. В лучшем случае объявится послезавтра. А Тереску прямо разрывало на части — так ей не терпелось исповедаться. И она решила, наплевав на очевидное, наведаться к Шпульке. Даже не решила — просто какая-то неодолимая сила погнала ее из дому, и, захлопнув парадную дверь, она без оглядки понеслась по улице. Шпулька жила во временном кирпичном бараке, состоявшем как бы из отдельных двухкомнатных домиков. Барак уже три года как определили на снос, и жильцы уже три года как сидели на чемоданах, изо дня в день уповая на новоселье.

   Поджидать автобус или трамвай не было мочи. Тереска почесала к подружке напрямик, через дворы и пустыри, а у железнодорожного вокзала в Служеве — тропкой через огороды. Нимало не сомневаясь, что Шпульки еще нет и ей придется возвращаться ни с чем, Тереска при виде открытых дверей и сваленного у порога багажа так растерялась, что даже забыла, зачем ее сюда принесло.

   — Какое счастье! Приехала! — с невыразимым облегчением воскликнула она. - А я думала, тебя нет. Когда ты вернулась?

   Шпулька при виде подруги пришла в неменьший восторг и решила, что без телепатии тут не обошлось.

   — Только что. Видишь же, какая тут свалка. Хорошо, что ты заглянула, а то еще и к тебе пришлось бы тащиться с колбасой. Помоги мне!

   И подружка ухватилась за огромный тюк, заваленный грудой всяких пакетов, сумок и чемоданов. Те-реска, ошеломленная неожиданным сюрпризом, не совсем поняла ее слова, но с готовностью бросилась на подмогу.

   — А что это? Слушай, мне надо с тобой поговорить! Какое мягкое! Да брось ты этот куль, никуда он не денется! Пойдем отсюда!

   — Не могу, мама одна не управится. Возьми эту корзину. Осторожно, там яйца! Подожди, поможешь мне отнести этот тюк.

   — А что в нем?

   — Перо. Для одной тетеньки. Она тут недалеко живет. Сейчас помогу маме, а потом мы с тобой отнесем соседке перо. И яйца. И сметану. И масло.

   Тереска недовольно посмотрела на сумки, потом на Шпульку. Проза жизни грубо и бесцеремонно вторгалась в поэзию чувств.

   — А еще что? — брюзгливо спросила она. - Молоко? Ряженку? Сало? Колбасу? А говяжью тушу для этой соседки ты случайно не привезла?

   — Нет. А колбасу привезла, - озабоченно подтвердила Шпулька, пытаясь развязать грубую бечевку. - Вот тупица этот Зигмунт, надо же так затянуть... Дай мне что-нибудь! Черт, ноготь сломала...

   — Разрежь, - нетерпеливо предложила Тереска.

   — Исключено, это шнур для белья.

   — Ну и что? Потом свяжешь.