Елена Логунова - Шопинг с Санта Клаусом Страница 3

— Юристы капут! — с ненавистью сказала я и обошла приветливого лицемера по крутой дуге, попутно зацепив плечом и локтями с полдюжины менее приветливых.

Пылающая самбука высветила глухие закоулки моей грешной души. Понимание, что с юристами мне тотально не везет, нарушило гармонию мироздания окончательно и непоправимо. В этот момент я совершенно неистово желала обладать… Нет, не одним-единственным мужчиной — одной-единственной ракетой класса «земля — земля» и точными координатами местонахождения своего обидчика.

— Даже не знаю, что он должен был сделать, чтобы я его простила! — призналась я Вадику, гневно раздувая ноздри.

— Харакири? — добродушно подсказал мой напарник.

Я хмыкнула и слабо порадовалась, что уже могу над этим смеяться, — до начала душеспасительной беседы я при воспоминании о том вечере непроизвольно стискивала кулаки, вгоняя ногти в ладони. А той ночью в отеле мне нестерпимо хотелось набить кому-нибудь физиономию! Ну, хоть кому-нибудь! Только остатки политкорректности не позволяли мне использовать в качестве боксерской груши иностранца.

— Именно поэтому я стала посылать эсэмэски ему — своему бывшему соседу, — объяснила я.

— Пыталась таким образом избежать назревающего межнационального конфликта? — фыркнул напарник. — Ой, только не заливай! Да ты просто хотела заставить его вернуться, чтобы реализовать свои порочные желания!

Эта грубая мужская трактовка тонких душевных порывов мне совсем не понравилась. Я представила на миг, как сильно она не понравится моему супругу, если Вадик проболтается ему о моих берлинских страданиях, и пожалела, что открыла душу напарнику. И моя давняя любовь, и моя новая ненависть одинаково роняли меня в глазах мужа.

Стало ясно, что душевный разговор пора сворачивать, но Вадика уже было не остановить. Вникнув в то, что ему показалось сутью моих переживаний, он начал подводить под козни не расположенного ко мне мироздания философскую базу.

— Знаешь, Ленка, один мудрый человек, барахтаясь в зубах акулы, сказал себе так: «Я за свою жизнь съел столько рыбы, что по справедливости теперь рыба должна съесть меня!»

— Ты читал Хемингуэя? — некстати удивилась я. — Про акулу только врешь, не было ее там.

— Она тут, у нас, — акула пера! — Вадик изобразил шутливый поклон в мою сторону.

— А кто у нас человек?

— Я! — Напарник постучал себя в грудь кулаком. — И вообще, «человек» — это по-украински «муж, мужчина». И относиться к нам, мужчинам, нужно по-человечески! А ты вот лично сколько рыбы съела?

— Я вообще рыбу не ем! Я ее не люблю!

— А мужиков любишь? Вообще?

— Да. — Я кивнула, потому как понимала, что запираться бессмысленно: Вадик знает меня десять лет. — Мужиков я люблю. Но далеко не всех!

— Во-от! О том и речь!

Вадик победно щелкнул пальцами. Я посмотрела на него задумчиво.

— Кажется, я уловила смысл твоей аллегории…

— Смысл простой: ты, Ленка, отшила столько мужиков, что кто-то должен был отшить тебя! Один за всех и все за одного!

В голосе моего дотоле верного товарища послышалось неприятное ликование.

— Ты-то чего радуешься? — хмуро спросила я.

— Ну, здрасте! Меня же ты тоже отшила!

— Разве? — Я напрягла память.

— А разве нет? — Вадик расценил эту неуверенность по-своему, живо прыгнул на мою полку и сделал попытку приобнять меня за талию.

— Руки прочь! — рявкнула я и пересела на другую сторону.

— Вот, видишь! Отшила! — Вадик старательно скроил обиженную мину.

Я посмотрела на него с беспокойством. Черт, неужели мой напарник тайно питал ко мне особо нежные чувства? А теперь возненавидит меня, как я своего (то есть, увы, не своего) Александра, и затаит обиду на всю оставшуюся жизнь… Которая, сто процентов, будет у него недолгой, потому как я еще не потеряла желания кого-нибудь убить, и Вадик, пожалуй, сгодится… Один, так сказать, за всех.

— Ладно, Ленка! — решительно сказал мой товарищ и брат. — Я знаю, что тебе сейчас надо сделать!

— Не харакири, надеюсь? — пробормотала я, с беспокойством наблюдая, как он поднимает сиденье и наклоняется над багажным ящиком.

Длина полки вполне позволяла разместить под ней стандартный самурайский меч. Я, правда, не помнила, чтобы в багаже моего товарища было что-то подобное, но мало ли какой сувенир он мог прихватить из-за границы.

— Тебе надо выпить! — непререкаемым тоном пророка возвестил Вадик и со стуком поставил на стол плоскую бутылку виски.

— Где ты это взял? — удивилась я.

— В кофре, — честно ответил напарник и улыбнулся. — А ты думала, я такой же дурак, как некоторые? Думала, я тоже пожертвовал весь свой элитный алкоголь жлобам с украинской таможни?

— Вот ты скотина, братец козленочек! — в сердцах воскликнула я. — Не мог поделиться со мной ценным советом!

— Советом — мог, а кофром — нет. В потайной карман больше двух бутылок не поместилось, — с сожалением сказал Вадик.

Я с прискорбием вспомнила две пузатые литровые бутылки «Бэйлиса», изъятые у меня «человеками» с украинской таможни, и сокрушенно вздохнула.

Наш с Вадиком обратный путь был долог, труден и полон потерь. То есть сначала все было хорошо. Мы благополучно вылетели из Берлина бортом «Люфтганзы» и мысленно уже готовились ступить на кубанскую землю, но из-за погодных условий наш самолет не посадили в Екатеринодарском аэропорту. Ростов тоже не принимал, и мы приземлились в Донецке. Там нас погрузили в автобус и повезли в ночную степь, посреди которой в окружении крайне неуютных буераков помещался таможенный пост, представляющий собой будку, плотно занятую тремя украинскими парнями.

Они ожидали нашей встречи не больше, чем мы. Когда из окружающего пост седого тумана появилась первая фигура в деловом костюме, с чемоданом на колесиках, пакетом из «Дьюти фри» и удивительным вопросом: «Борт 335, нас так пропустят или еще досматривать будут?» — служивые хлопцы оторопели, и я вполне могла их понять. Это был первый в истории случай появления на наземном посту донецкой таможни российских авиапассажиров с пакетами из Берлинской зоны беспошлинной торговли! Впрочем, таможенники оказались ребятами бывалыми и сориентировались огорчительно быстро. Почти все пассажиры вынужденно расстались с прикупленным перед вылетом алкоголем. Один только Вадик оказался вполне успешным бутлеггером!

— Постой-ка! — нахмурилась я. — А где лежит наш немецкий контракт?

— В кофре, в потайном кармане, — ответил напарник. — Ты же сама просила спрятать этот важный документ понадежнее.

— Но я не просила прятать туда же контрабандное виски! — рассердилась я. — Вадик, у тебя голова есть? А если бы бутылки разбились? Что было бы с контрактом? А ну, дай его сюда!

Невзирая на уверения напарника, будто немного замечательного шотландского виски никому и ничему не повредят (даже русско-германскому контракту), я заставила Вадика вытащить футляр с ценными бумагами из секретного отдела кофра и сунула его под свою подушку.

Унылый венерианский пейзаж за окном сменился вполне обжитым земным, правда, образца середины прошлого века. Поезд приближался к станции, в соседних купе наметилось оживление, в коридоре образовалось движение.

Наш вагон остановился напротив протяженного прилавка, уставленного разнообразной снедью умилительного деревенского вида. Фон для корзин, кастрюль и чугунков образовывали однотипные станичные тетушки в белых платочках и куртках с китайского рынка. В лучах утреннего солнышка красиво серебрились вязанки сушеной тарани.

— О! Закусь! — обрадовался Вадик. — Я сейчас!

Он спешно обулся и, путаясь в рукавах куртки, вывалился в коридор, по которому уже массово топали другие любители закуси.

— Я же не люблю рыбу! — запоздало напомнила я. — Мне пирожок с сыром купи!

Вадик уже выскочил на перрон и, зябко ежась, приплясывал вблизи наиболее богатой коллекции рыбьих чучел. Хореографический номер получился у него интересный, с сюжетом: придирчиво пощупав таранку, напарник похлопал по карманам, стукнул себя по лбу, обернулся к поезду и выразительными жестами потребовал от меня финансового участия в процессе. Я было удивилась, что цены на сушеную рыбу за время нашего недолгого отсутствия на родине так сильно выросли, что обыкновенная таранка стала Вадику не по карману, но тут же заметила, что растяпа просто забыл в купе свой бумажник — он так и остался лежать на столе.

Открыть окно я не сумела, пришлось организовать доставку напарнику денег из рук в руки. Хотя идти было недалеко, управилась я минут за пять, не меньше: в коридоре, в тамбуре и у вагона стояла толчея. Мужчины в тренировочных штанах и майках, женщины в спортивных костюмах и комнатных тапочках, детишки, крепко сжимающие в кулаках шоколадные батончики, бабули с клетчатыми сумками времен расцвета челночной торговли — вся эта классическая пассажирская братия образовала на моем пути плотную пробку.