Шарль Эксбрайя - Заговор корсиканок Страница 3

– Но, послушайте, – взвился Кабри, – почему вам непременно понадобилось взвалить эти убийства на меня? У вас нет свидетелей!

Комиссар заколебался. Если он заговорит о Базилии, не исключено, что бандит сломается, а если нет, то старуха и малыши окажутся в смертельной опасности. Кабри – крепкий орешек. И Оноре это знал.

– Нет, к несчастью, свидетелей у меня нет.

Фред с облегчением перевел дух, но каким бы легким ни был этот вздох, комиссар все же уловил его и окончательно уверился в виновности Кабри.

– Тебе чертовски повезло, что свидетелей нет, – буркнул он, желая окончательно усыпить бдительность противника. – Тем не менее я не сомневаюсь, что Пьетрапьяна убили ты и твои дружки.

– Послушайте, господин комиссар…

– Нет!

– Вы же не станете держать меня под замком только потому, что вам взбрело в голову, будто я убийца вашего…

– Уходи!

– Я… я могу уйти?

– Я же сказал: убирайся!

– Спасибо, господин комиссар!

В тот момент, когда Кабри уже взялся за ручку двери, Оноре невозмутимо посоветовал:

– В ближайшие дни постарайся как можно больше насладиться жизнью, Фред. Повеселись хорошенько перед тюрьмой.

Парень попробовал хорохориться.

– Ну, я еще не там! И вообще мне ничто не грозит, если, конечно, вам не вздумается сажать невиновных!

– Да, пока ты не в тюрьме, но можешь на меня положиться – я отправлю тебя туда. И окажешься ты в камере очень надолго, я думаю даже, до конца твоих дней, и сократить срок сможет только палач, коли ему вздумается потолковать с тобой особо, как-нибудь на рассвете…

Выходя из полицейского участка, Фред Кабри облизывал пересохшие губы и мучительно раздумывал, уж не совершил ли он, случаем, одну из тех ошибок, которые бандитам, желающим жить спокойно, делать никак нельзя…

– Это будет нелегко, шеф… – коротко заметил Кастелле, как только Кабри оставил их вдвоем.

– Ну и что? Отправляйся за Консегюдом.

В преступном мире побережья Гастон Консегюд считался вполне преуспевающей личностью. Теперь для него и речи не могло быть о том, чтобы ввязываться в темные истории, где риск очень велик, а прибыли ничтожны. Вместе со своей женой Жозетт, давно удалившейся от дел, он жил на очаровательной, хотя внешне отнюдь не роскошной, вилле в Мон-Борон. Консегюд вел спокойную жизнь богатого рантье, тщательно избегая каких бы то ни было скандалов. Соседям и в голову не приходило, что на совести этих тихих на вид супругов множество преступлений, и все считали их коммерсантами на покое. Кабри и его подручные никогда даже носа не совали на виллу «Отдохновение» – вся банда встречалась в определенный день в задней комнате кафе на улице Гарибальди.

Консегюд с самого начала был против поездки в ущелье Вилльфранш, тем более что убийство полицейского – самая страшная ошибка, какую только может допустить человек, живущий вне закона. Но Гастон старел, и кое-кто уже начал поговаривать, что вся его слава – в прошлом. А Консегюд с его непомерным честолюбием не желал сдавать позиции. Потому-то, вопреки советам Жозетт, он до сих пор не расстался с прежней жизнью. Ради сохранения власти и авторитета он и организовал карательную операцию, как того требовал Кабри, жаждавший отомстить за жену. Как и его сообщники, Эспри, Барнабе и Мариус, Фред не отличался особым умом. Кроме того, ему недоставало хладнокровия, необходимого главарю банды. Короче, у парня раздражение всегда брало верх над здравым смыслом. Только один из всех этих ограниченных убийц пользовался уважением Гастона – Полен Кастанье, ловкач, в котором, по мнению босса, угадывались кое-какие признаки грядущего «величия». А кроме того, еще и везунчик… Неожиданная болезнь матери избавила его от участия в экспедиции в ущелье Вилльфранш. Он-то и позвонил патрону рассказать о безумных кровавых последствиях воскресной прогулки убийц.

Когда Консегюд положил наконец трубку, лицо его испугало Жозетт. Иссиня-бледный, с помертвевшими губами, главарь банды застыл, не в силах произнести ни слова и едва дыша.

– Гастон! – вскрикнула жена.

Цепляясь за край стола, Консегюд задыхался от возмущения.

– Сволочи! Сволочи! Сволочи! – бормотал он.

Жозетт протянула мужу рюмку коньяка, и он осушил ее залпом.

– Да скажешь ты мне наконец, что стряслось?

– Они всех поубивали!

– Что?

– Постреляли кого ни попадя!

– Совсем взбесились?

– Это все Кабри! Вот уж кому я точно когда-нибудь откручу башку!

– Да ну же, ты сам не знаешь, что несешь! В твоем-то возрасте…

– Неужто сама не понимаешь, что после такой штуки все легавые сядут нам на хвост? Я хорошо знаю Сервионе – уж он ни за что не отцепится! Какой же Фред болван! Нет, решительно, глупее этого типа не сыскать…

Жозетт была женщиной с головой. Она снова усадила мужа в кресло и сама устроилась рядом, как они сидели до звонка Полена.

– Послушай меня, Гастон… Сделанного не воротишь, и слезами горю не помочь… Сейчас надо не искать виновного, а думать, как отвести удар. Я достаточно тебя изучила и не сомневаюсь, что ты заранее все предвидел, а кроме того, позаботился обеспечить своим людям надежное алиби.

– Утро они провели на рыбалке, а вторую половину дня – у Юбера.

– Отлично. А тебе самому очень кстати придется неожиданный визит Мюгронов и то, что они сидели у нас до вечера. В случае неприятностей они дадут показания.

– Опасность совсем не в этом!

– Знаю. Сервионе примется за Фреда, поскольку именно его жену корсиканец посадил за решетку. Пусть парень звезд с неба не хватает, но зато из настоящих, и я твердо уверена, что никто не заставит его говорить. Так что не бери в голову… До сообщения радио и газет ты вообще ничего не знаешь…

– Ладно…

– Вот уж не думала, что ты способен так нервничать, это на тебя совсем не похоже, – нежно добавила Жозетт.

– Надо полагать, старею.

– Такова наша общая участь, мой друг. Если бы эта грязная история хоть заставила тебя наконец завязать с делами, я бы почти радовалась глупости Фреда.

Консегюд насупился. Теперь, когда спокойствие жены вернуло ему утраченное хладнокровие, бандит снова почувствовал себя на коне и не сомневался, что выпутается и на сей раз. В конце концов, он прожил долгую жизнь и не раз попадал в скверные истории.

Убирая со стола после ужина, Жозетт вдруг сказала мужу:

– Только одного я не понимаю, и меня это немного тревожит, Гастон…

– Что именно?

– Откуда вы знали, что Пьетрапьяна поедут в Вилльфранш?

– Ребята следили за ними не одну неделю, пока не выяснили, что в хорошую погоду вся семья непременно проводит там воскресенье.

– Значит, вся семья, да?

– Конечно. Но куда ты клонишь?

– А где же была старая Базилия с детьми, пока Фред и его друзья устраивали свой фейерверк?

– Откуда мне знать? Может, остались дома?

– И однако, как правило, при первой же возможности на природу стараются вывезти вовсе не взрослых, а детей! Слушай, Гастон, а что, если твои убийцы проморгали старуху и детишек, спрятавшихся где-нибудь в уголке?

– Господи Боже!

– Вот тогда – да, хуже некуда…

Консегюд снова пал духом.

– Ну, не говорил ли я тебе, что этот Фред – сущее проклятие и не заслуживает пощады? – заорал он.

– Ладно-ладно, пусть ты прав, но такого рода рассуждения ни к чему полезному не ведут… В конце концов, если Кабри и других и впрямь видели, всю компанию еще до ночи упекут в кутузку, и нам останется только уповать, что они придержат языки.

В теленовостях не мелькнуло ни единого упоминания о том, что завтрашние газеты назовут «бойней в Вилльфранш».

Консегюды уже собирались ложиться спать, когда в дом явились полицейские и приказали Гастону следовать за ними к комиссару Сервионе, поскольку тот очень хочет с ним поболтать.

В минуту крайней опасности к старому бандиту всегда возвращались прежние силы. Он выразил вполне естественное удивление и, заранее зная, что не получит ответа, попробовал выпытать у своих временных ангелов-хранителей, чем объясняется столь странное обращение с мирным и давно удалившимся от дел гражданином.

Консегюда отвели в маленькую комнатку и оставили киснуть на целых два часа. Лишь после полуночи инспектор Кастелле удосужился наконец отвести его к комиссару. Если полицейские надеялись таким образом сломить сопротивление бандита, испытавшего на своей шкуре все методы воздействия, какие только существуют в природе, то они жестоко заблуждались.

Оба они прекрасно знали друг друга. И Консегюд понимал, что Сервионе, выйдя на след, как всегда, не отступит, пока не доведет дело до конца. Комиссар в свою очередь отлично отдавал себе отчет, что имеет дело с одним из самых умных мерзавцев, с какими его сводила судьба. Таким образом, имея очень точное представление о возможностях и свойствах противника, оба готовились к весьма изнурительной борьбе.