Маргарита Южина - Свадебный марш на балалайке Страница 30

– Бо-же мой! – воскликнул кто-то над самым ухом.

Поскольку голос был мужской, Венера Венедиктовна поспешила проснутся и даже некоторым образом протрезветь.

– Бо-же мой! – снова повторил тот же голос.

Перед скамейкой стоял щуплый мужичок с хилой козлиной бородкой, с грязными длинными патлами и, держась за щеки, восторженно мотал головой.

– Я вас так долго искал! Вы – моя заблудившаяся муза!

Венерочка села поприличнее, отодрала платье от боков и смущенно хихикнула.

– Вы должны поехать со мной! – заявил господин, с бороды которого стекали мутные дождевые капли.

– Куда это? – пробасила муза.

– Это совсем недалеко. Рядышком! Мы должны познакомиться для дальнейшего крепкого сотрудничества.

– Не-е, просто так не поеду, надо здесь уточнить: какое сотрудничество, где и что мне за это будет.

– Мы можем и здесь, только… здесь как-то мокро, а у меня нездоровые бронхи, ревматизм… Может, лучше все-таки ко мне?

Венера не стала капризничать более, выторговала лишь для себя бутылочку портвейна и плавно заколыхалась за мужчиной.

Тот и в самом деле жил недалеко от парка. Вопреки ожиданиям дамы квартира у него оказалась просторная и ухоженная. Обстановка недешевая, современная – в углу мерцал экраном огромный телевизор, а холодильник вообще выглядел вызывающе дорогим.

– Давайте сразу займемся делом, – потер руки изящный кавалер.

– Нет уж, сначала, как и полагается, знакомство, потом скромное застолье, а потом уже чего вы там хотите!

Кавалер не стал упираться, накрыл по-быстренькому на стол и вместо затрапезного портвейна местного разлива выставил на стол бутылочку мартини, правда, совсем крохотную, выставил тоник, апельсиновый сок и открыл коробочку конфет с изображением белого медведя.

– Меня зовут Матвей Сурков, я пишу картины, – скромно представился он. – Какое-то время я увлекался пейзажами, но потом решил, что картины должны меня кормить, и взялся за портреты. Только они приносят некоторый доход.

Судя по всему, доход был вполне приличный: квартира в центре города, мебель, на столе есть чем себя порадовать.

– И чьи же портреты вы малюете? – заинтересовалась Венера.

– Да ничьи! Нет, бывает, конечно, мне заказывают портрет определенные лица, но душа жаждет другого!

Как оказалось, душа стремилась писать не по заказу. Как никто, его устраивала Венера. Ее фигура.

– А почему именно моя? – удивилась женщина.

– Да вы вспомните Кустодиева! Рубенса! Рафаэля! Ну и кого я после этого должен писать?

Венера не знала ни одного, ни другого, ни третьего, но рисовать себя позволила. Первая же картина вернула ее к жизни. Увидев себя на полотне, она вдруг поняла, что до последнего момента не понимала своего истинного предназначения. Немало этому поспособствовал обрадованный батюшка натурщицы: он по всему городу развернул бурную рекламу – и вскоре Матвей Сурков стал одним из самых модных и любимых художников. Женщины его просто боготворили. Это и понятно – в период жестокой борьбы с весом, в момент повальных диет и процветания худосочных красоток Сурков открыто воспевал женщину пышнотелую, с сочными формами и аппетитными округлостями. Естественно, деньги стали прибывать в неимоверных количествах. Венера воспарила от счастья. Но все же ей не хватало самого главного – семьи. Однажды она решилась и в момент очередного триумфа подкралась к Суркову и напрямую спросила:

– А почему бы нам не соединиться в браке?

Сурков даже не понял сначала, чего от него хочет женщина. Он принялся яростно махать руками и завывать:

– Брак? Ты хочешь, чтобы мы начали делать бракованные картины? Нет, что-то неординарное в этом, конечно, присутствует, однако занижать планку…

– Я хочу, чтобы ты меня повел в загс! – возопила Венера Венедиктовна.

– Ну а это и вовсе ни к чему! И потом, мне всегда нравились хрупкие, худенькие женщины! – вздернул воробьиными плечами Сурков.

Это было опрометчивое высказывание. У творческой пары наступила размолвка. И если Венера только оглушительно рыдала в подушку, то для художника все кончилось куда плачевнее. Батюшка натурщицы обобрал ваятеля до нитки, перекрыл ему всякий доступ к выставкам и вообще создал все условия для быстрейшего изгнания того из города. Правда, Сурков потом опомнился, но Венера его уже не приняла, она отдыхала на каких-то далеких островах и поправляла подорванную психику. Но после разрыва с искусством женщина сделала определенные выводы – теперь каждую ночь она отправлялась на пробежку. Бегать по кочкам и ухабам было неудобно, поэтому дама носилась по асфальтированной дороге и в самое темное время суток, то есть ночью. Ночь была выбрана для того, чтобы зрителей было как можно меньше, а то в короткой спортивной форме Венера не совсем себе нравилась, а в длинной, стыдно сказать, она ужасно потела.

– А для чего вы на машины набрасывались? – поинтересовался Дуся.

– Простите, как вы себе это представляете? Я что же, по-вашему, вообще с комариными мозгами? Что же я буду на машины набрасываться?

– Так, а… Я, конечно, сам никогда бы до такого не додумался, но вот деревенские жители мне красочно расписали, что вы кидались на машины сельских аборигенов.

– Эти аборигены в жизни не сели бы за руль в трезвом состоянии, поэтому им все, что угодно, померещиться может! – строптиво поджала губы Венера Венедиктовна и вдруг что-то сообразила. – А вы что, ко мне только из-за этого дурацкого бега нарисовались? Вы что, видели, как я трясусь по деревенской дороге?

– Да нет, – скорбно признался Дуся. – Вся деревня видела, а я еще не успел. Думал, у вас сегодня пробежка…

Дама глубоко вздохнула, и кружевное белье устремилось к потолку.

– Не увидите. Мне вообще на людях сейчас показываться не рекомендуется. Я, знаете ли, маску себе в салоне сделала с омолаживающим эффектом. Теперь вся кожа клочьями слезает, вид совершенно неэстетичный, а мне, как служителю искусства… Короче, пока заново не помолодею, на дорогу не выйду.

– Да и ладно, да и не выходите, чего в самом деле носиться-то. Я вас вот о чем хочу спросить: вы, случайно, десятого апреля, пробегая по трассе, не встречали машину, человека или убитую женщину?

Венера задумалась, потом почесала вуаль, которая обволакивала лицо, и неуверенно покачала головой:

– Убитые женщины мне точно на дороге не встречались, а человека или машину?.. Да разве я сейчас вспомню! Постойте, а что у нас было десятого? Десятое… десятое… Подайте-ка мне телепрограмму, вон на телевизоре лежит.

Дуся проворно вскочил и притащил программу. Он был готов на все, лишь бы Венера Венедиктовна припомнила хоть что-то.

– Ага… Вам повезло, я вспомнила! Десятого апреля по телевизору показывали балет ко Дню космонавтики. Балет назывался «Песнь о Байконуре». Главная героиня выполняла интересный прыжок, посвященный ракете: высоко подпрыгивала и быстро-быстро перебирала в воздухе ногами, вроде бы у нее огонь под подошвами. Очень красивый такой прыжок. Я на пробежке решила повторить его. Прыжок уже у меня почти получался, но вот дальше – облом. И тут проехал черный джип, точно помню. Красивый такой, навороченный. Проехал и проехал, а потом милиция на своем «бобике», может быть, минут через тридцать. И вот почему мне тот джип запомнился: парень проехал и хоть бы матом ругнулся! Нет, интеллигентный оказался, зато милиционеры повеселились от души. Сначала орали, что от меня колдобины на дорогах, потом предложили скакать в старом кирпичном доме, а то его никак снести не могут, а потом и вовсе высказались: дескать, не хотелось бы вам, дамочка, сменить место жительства, а то из-за вас в нашем районе участились землетрясения. Хамы!

– Хорошо, а что там с джипом? Кто в нем был? – уже не мог усидеть на месте от нетерпения Дуся.

– Ну откуда же мне знать? – бурно возмутилась Венера Венедиктовна. – Он даже не остановился. Я только хорошо помню, что там сидел один человек. Или двое.

– Так один или двое?

– Ах, убейте меня – не помню! Я же вам говорю совершенно точно – один или двое.

– А номер? Вы не запомнили номер?

– Какой вы назойливый, право… Ну мелькнули там какие-то циферки… По-моему, была тройка… или не было… Точно помню, тройка была и семерка! А весь номер – двести сорок пять! Совершенно правильно, можете на меня положиться!

Дуся скис. Хороший точный номер – двести сорок пять, где только здесь тройка и семерка.

– А немного точнее не припомните? – грустными глазами сенбернара уставился он на даму.

– Все. Я больше не хочу с вами беседовать! – капризно заявила та. – Вы не ко мне пришли, вам зачем-то понадобился тот джип. А я вам не справочное бюро! Идите и ищите свой джип сами. Я только могу вам сказать, что у него на левом переднем крыле маленькая царапина. Я еще тогда пожалела: такой красавец, а крыло поцарапал, наверное, думает, что никто не видит. Ступайте!