Дарья Донцова - Любовь-морковь и третий лишний Страница 31

– Жива только мать Альбина Ожешко, – все с тем же выражением на лице произнесла Зинаида Самуиловна, – записывайте аккуратно, отчество очень сложное: Фелицатовна. Альбина Фелицатовна Ожешко, проживала она в прежние годы в самом центре, в двух шагах от станции метро «Маяковская», есть и телефон, но навряд ли он чем-то вам поможет, дело-то давно происходило.

– Все же дайте и номер телефона! – воскликнула я.

– Нет проблем.

Очутившись в машине, я вцепилась в сотовый аппарат. Конечно, полное хамство беспокоить людей ночью, но нетерпение мое столь велико, что я просто не доживу до завтрашнего утра.

– Серебрякова, – прозвенел бодрый, совсем не сонный голос.

– Простите, Альбину Фелицатовну можно?

– Ошибка. Тут такой нет.

– Девушка, миленькая, не бросайте трубку, – взмолилась я, – помогите.

– Слушаю.

– Я попала в квартиру?

– Нет, это организация.

– По какому адресу вы находитесь?

– Кому надо, тот знает.

– Я совсем не хочу узнавать чужие тайны, просто ранее этот номер принадлежал Альбине Фелицатовне Ожешко, а мне срочно понадобилось ее отыскать!

– Увы, не могу вам помочь, номер принадлежит нашей организации.

– Только улицу назовите, где находитесь, а я пойму, может, вы в бывшей квартире Ожешко расположились!

– Лучше сами скажите адрес, – бдительно заявила Серебрякова. Услыхав координаты, девушка ответила:

– Нет, мы находимся в ином месте.

Я было расстроилась, но надежда вновь вспыхнула с новой силой, вполне вероятно, что телефон изменился.

– Спасибо, Серебрякова! – заорала я.

– На здоровье, – вежливо ответила девушка.

Домой я приехала, устав как водовозная кляча, бросила куртку на комод в прихожей, та моментально завалилась за него, но вытаскивать ее сил не было.

Прямо в сапогах я прошла в свою комнату, кинула обувь под кровать и заснула, не выпив чаю и не умывшись.

Утром я даже вскочила ровно в шесть, домашние и собаки мирно спали. Решив удрать из дома до того, как первый член семьи, зевая, выползет на кухню, я умылась, оделась и, оставив на холодильнике записку:

«Стая не гуляла и не ела», пошла в прихожую. В коридоре выстроились в ряд туго набитые мешки для мусора. Ну откуда у нас такое количество бытовых отходов? Не успел вопрос прийти мне в голову, как на него нашелся ответ: Юлечка вчера решила затеять генеральную уборку и со страстью принялась за дело. Однако мне повезло, что успела удрать из квартиры под предлогом похода в школу. В этой жизни есть несколько ситуаций, попасть в которые я боюсь сильнее, чем очутиться на пожаре. Одна из них – это тотальное очищение жилища от грязи под предводительством Юли. Сережкина жена обладает ярко выраженным синдромом начальника. Собственными руками она ничего не делает, Юля охотно командует, подгоняя домочадцев замечаниями типа: «Если бы не мои указания, ты бы до утра мыла окно» или «Скажи спасибо, что стою над тобой, иначе пыль за шкафом могла бы превратиться в камень, живо собери ее пылесосом».

Зато потом, оглядев сверкающую чистотой квартиру, Юлька удовлетворенно вздыхает и заявляет: «Ох и устала ж я! Тяжелое дело объяснять всем, как нужно трудиться, быстро налейте мне чаю!»

И вы, одурев от тряпки, швабры и пылесоса, отчего-то исполняете и этот приказ.

Я пошла в прихожую, не нашла свою куртку, потом вспомнила, что вчера она упала за комод, вытащила ее и встряхнула. Натягивая на себя куртку, я снова бросила взгляд на туго набитые мешки и ощутила легкий укол совести. Вообще говоря, некрасиво получилось, вчера Юля с детьми драила комнаты, а я сачканула.

Ладно, приму участие в хозяйственных делах, сейчас снесу на помойку мусор.

Черные полиэтиленовые пакеты оказались довольно тяжелыми, и я основательно запыхалась, подтягивая их сначала к лифту, а потом вынося во двор.

– Привет, Лампа! – воскликнула наша соседка Аня Григорьева, выходя из подъезда. – Куда в такую рань с добром?

– Квартиру убирали, – сообщила я, выпрямляя ноющую спину, – вот всякую дрянь выношу.

– Молодцы, – кивнула Анька, – а у меня бардак!

Страшное дело. Ты когда вечером дома будешь?

– Не знаю, – ответила я и поперла мешки к бачкам, куда как раз подкатил мусоровоз.

– В десять явишься? – проорала вслед Аня.

– Может быть!

– Приду за рецептом пирога.

– Ладно.

Григорьева побежала в сторону метро, я дотащила ставшие совершенно неподъемными кули до хмурого мужика в темно-синей куртке и сказала:

– Вот! Уж простите, сил нет поднять, чтобы в бачок положить.

– Че у те там? – нахмурился мужик и икнул, распространяя сильный запах перегара. – Строительный отход не берем. Битый кирпич, кафель, паркет ломаный, вызывай для такого спецконтейнер.

– Внутри всякая лабуда, – отдышалась наконец я, – старые шмотки, тряпки с антресолей.

– Ладно, – поверил мне на слово мужик, потом легко подхватил один мешок, швырнул его в грязное нутро машины и констатировал:

– Не соврала!

Стройотход тяжелее будет!

Страшно довольная собой, я, напевая, выкатилась на проспект, некоторое время спокойно ехала в потоке, но потом остановилась, на дороге возникла пробка. Я оперлась на руль, давно знаю, что не стоит нервничать, столкнувшись с совершенно не зависящими от тебя обстоятельствами. Ну начну я сейчас дергаться, жать на гудок, как вон тот водитель в битой со всех сторон «девятке», высовываться из окна и орать:

– Уберите гаишника, козла, от светофора, когда прибор работает в автоматическом режиме, на дороге порядок!

И чего я добьюсь? А ничего, поэтому сейчас послушаю радио, а еще можно подправить макияж, прическу, покрыть ногти лаком, много чем способна заняться женщина в свободную минуту, мы спокойней мужчин, вот сегодня ни одна дама не выскочила, красная от возмущения, на проезжую часть! А мужчин на дороге уже целая толпа, злые, размахивают руками!

Двигаясь по сантиметру в минуту, я наконец-то добралась до места затора, причиной его была авария, из-за которой перекрыли проспект, впереди замаячило почти свободное шоссе, нажав на педаль газа, я покрепче ухватилась за баранку, время близилось к десяти, будем надеяться, что Альбина Фелицаговна Ожешко в силу возраста не ходит на работу и сидит дома.

Поплутав по кривым переулкам, я еле-еле втиснула «Жигули» во двор старинного дома, стены его образовывали колодец, наверное, в окна, которые выходят во внутренний двор, никогда не проникает солнечный свет. Нужный подъезд оказался открыт, домофона не наблюдалось, и воздух в парадном соответствующий, тут невозможно было дышать.

Побоявшись сесть в лифт, больше похожий на клетку для канарейки, я стала преодолевать пешком бесконечные пролеты и на третьем этаже столкнулась с молодой женщиной, которая, закусив губу, пыталась спустить вниз коляску. Руки матери дрожали от напряжения.

– Давайте помогу вам, – предложила я.

Девушка с благодарностью посмотрела на меня.

– Ой, спасибо. Если можно, свезите колясочку вниз, а я Мишку на руки возьму.

Вынув из короба кулек в голубом конверте, она прижала его к груди, я ухватилась за скользкую ручку, толкнула коляску и сказала:

– Опасно так ребенка выкатывать, вдруг упустишь экипаж! Ступеньки-то крутые.

– А что делать? – с безнадежностью воскликнула девушка. – Бабушек у нас нет, муж на работе! С кем Мишку оставить, пока коляску вниз отвезу? И потом, ее во дворе без присмотра нельзя бросить, мигом сопрут. Вот думаю все, дом-то старый, говорят, еще при царе построен, как они своих детей гулять выволакивали? Неужели тоже мучились?

– Может, тут богатые люди жили? – предположила я, таща неповоротливую колымагу. – У них няньки имелись.

– Фу, – выдохнула девушка, открывая дверь во двор, – ну спасибо! Так мне помогли.

– Ерунда, – махнула я рукой и снова начала восхождение на «Эверест».

Оказавшись перед дверью с номером 32, я нажала на звонок раз, другой, третий… Но из квартиры не донеслось ни звука, никто не вопрошал: «Кто там?»

Либо хозяева ушли на работу, либо уехали…

Бах! Поцарапанная дверь отлетела в сторону, на пороге закачалась баба, нет мужик, а может, все же женщина, определить половую принадлежность существа с первого взгляда не представилось возможным.

– Чево звенишь? – заорало оно. – Какого хрена?

На часы глянь! Люди только с работы пришли.

– Так утро уже, – пискнула я.

– Вечер, – покачнулось непотребное создание, – ночь, мы спать легли!

Решив не спорить с монстром, я громко сказала:

– Альбина Фелицатовна дома?

– Хто?

– Ожешко!

Чудовище засопело, потом плюнуло на площадку.

– Этта хто?

– Хозяйка квартиры!

– Тута я живу.

– Альбина Фелицатовны нет? Может, она ваша мама? – цеплялась я за последнюю надежду.

Уродина повертела пальцем у виска и с треском захлопнула дверь. Я пошла вниз, глупо было надеяться увидеть Альбину Фелицатовну, дама могла переехать или умереть.