Александра Романова - Денежный семестр Страница 31

— Так тебе они понравились? — уточнила я.

— Да. Особенно большой.

Я задумалась. Один из искателей приключений и впрямь довольно высокий. Но зато он так омерзительно подмигивал…

— И… чем он тебе понравился?

— Больше всего — запахом, — пояснила моя подруга. — От него так приятно пахло.

Последнее меня доконало. Чем от него могло пахнуть, боже ты мой? Одеколоном? Это еще в лучшем случае. А про худший и думать-то неприлично…

— А чем от него пахло? Я ничего не заметила.

— Апельсином, естественно, — ничуть не разозлилась на мою бестолковость Маша. — Чем, по-твоему, должно пахнуть от апельсина?

Смеялась я до слез. Но, к сожалению, смеяться мне было суждено недолго. Встав с банкетки, я носом к носу столкнулась с Кубиковым. Мы оба вросли в пол, не в силах сдвинуться с места. Первой опомнилась я — полагаю, по причине своего глубокого профессионализма. Я вежливо поздоровалась:

— Добрый вечер!

— Добрырый вечечер… — со странными ударениями пролепетал мой ученик.

— Вы прямо-таки становитесь постоянным посетителем Мариинки, — продолжила светскую беседуя.

— Слулучайно, — заикаясь, выдавил Кубиков и, по балетному повернувшись на одной ноге, мгновенно скрылся из виду.

— Надо же, — прокомментировала потрясенная Маша, — по-ломоносовски говорит. Это ты его научила?

— Если и я, — призналась я, — то, боюсь, это единственное, чему он у меня выучился.

«Ломоносовский язык» был романтической тайной небольшой группы бывших студенток мат-меха, куда входили я и Маша. Дело в том, что наш факультет стараниями бывшего ректора, мечтавшего превратить свою альма-матер в Оксфорд, был перенесен в пригород. Ректора за сей подвиг дружно вынудили уйти, однако сделанного не воротишь, и обратно в Ленинград вернуться не удалось. В результате ближайшим к матмеху крупным населенным пунктом стал Ломоносов, куда нам и приходилось сбегать с занятий за неимением лучшего варианта.

Однажды в этом ставшем до боли знакомым городе я с удивлением обнаружила вывеску с надписью: «Чулки-носки». Зачитав ее подругам, я принялась высказывать претензии к подозрительным правилам грамматики, которыми пользуются жители Ломоносова, и не сразу осознала причину веселого фырканья подруг. Почему я вдруг поставила ударения именно так, ума не приложу, но я ни секунды в них не сомневалась, пока не включила свои мозги и не поняла в чем дело. Маша радостно заявила, что раз в Ломоносове принята подобная грамматика, значит, и нам, как культурным людям, в этом городе необходимо употреблять местный язык. Так мы и порешили.

«Ломоносовским языком» мы овладели довольно быстро и скоро заговорили на нем с потрясающей легкостью. Правда, продавщица в пирожковой при виде нас каждый раз возмущенно возглашала: «Опять явились эти заики ненормальные!» — но мы деликатно поправляли: «Заики ненормальные» — и просили «пятнадцать пирожков и пять кофе». Ох и славные были времена! Только каким образом выучился ломоносовскому Кубиков? Похоже, ему следовало поступать не в Технический университет, а на факультет иностранных языков.

— А вообще, — прервала мои размышления Маша, — твой Кубиков и вправду странный. Не поручусь, что тебя грабит он, но и не поручусь, что не он. Это я серьезно! У него такой вид, будто он приходит в Мариинку не ради спектакля, а ради тебя. И в то же время вступать в контакт определенно не хочет. Встает вопрос, чего ему нужно?

Этот вопрос встал и у меня, только ответа не нашлось. Одна радость — семестр подходит к концу. Пару дней отзаниматься, потом до конца декабря зачетная неделя, в январе экзамены, а там и счастливое расставание, после которого я, надеюсь, больше не буду иметь с Кубиковым никаких дел. Если, разумеется, мама не устроит ему нового отпуска по болезни.

Близился Новый год. Обожаю этот праздник! На сей раз новогодние подарки я начала получать заранее. Как-то днем мне позвонил Юсупов и сообщил:

— Вам надо заглянуть в Математический институт. Там для вас лежит посылка. От Ники.

Не успела я обрадоваться, как мой шеф с завистью добавил:

— Судя по всему, там последние номера японского математического журнала. Наши библиотеки его теперь не выписывают, а журнал удивительно интересный.

— А, — разочарованно протянула я и, почувствовав нетерпение в голосе Юсупова, добавила: — Хорошо, я сейчас приеду.

В Математическом институте мне подали большой твердый пакет. Похоже, там и впрямь книги или журналы. Шеф стоял надо мной, словно цербер, видимо опасаясь, что ежели за мной не проследить, я утаю от него новейшие достижения японской математической науки. Я разрезала веревку, разорвала бумагу — и обомлела. На меня смотрели чудесные глаза Рузиматова. Я стала смотреть на них.

— Ну быстрее же, — возмутился Юсупов. — Это, наверное, портрет их спонсора. Оглавление в конце.

Не в силах больше терпеть, он выхватил книгу у меня из рук и начал лихорадочно листать. У меня разгорелись щеки, шеф же мрачнел с каждым мигом. Славный, чудесный Ники подарил мне потрясающее издание о балете Мариинского театра. Огромного формата. Со множеством качественных иллюстраций. И на английском, а не на японском языке. Слегка огорчало лишь одно — в театре снова ввели строгости с билетами для иностранцев, и уже в середине ноября очередным немым чукчам, присланным мне Ники, пришлось выкладывать солидную сумму. Однако они, по-моему, были не в обиде, даже тот, которого поймали на входе и велели поговорить по-русски. Мое сообщение, что человек может быть немым, не возымело действия — нас завернули. Простодушные японцы чуть было не попали в сети мафии, которая специально подкарауливает подобных бедолаг и предлагает им билеты по спекулятивной цене. Я-то прекрасно знала, что в тот день золотые билеты можно было спокойно приобрести без наценки в кассе, что мы и выполнили. И в дальнейшем за чукч мне больше выдавать японцев не удавалось.

Неожиданно я почувствовала, как Юсупов нежно взял меня за локоть. Подобное было настолько для него нехарактерно, что я оторопела, а мой шеф ласково сказал:

— Вы не расстраивайтесь слишком сильно. Вы не жили за границей, а я жил. Этих иностранцев понять невозможно. Я уверен, он сделал это не со зла. Просто по глупости, честное слово!

Я лишь умиленно кивнула. Права Даша: все-таки мой научный руководитель очень добрый человек.

Второй новогодний подарок был не менее, если не более потрясающ. Мне пришли деньги за американское издание моей статьи! Восемьсот три доллара! Вот так! Я всегда знала, что сумею обогатиться!

Первым делом я отдала долг Маше, которая уже довольно давно на собственные средства покупала мне билеты в Мариинку, но даже после этого у меня на руках оставалась солидная сумма. Неужели хоть на какое-то время я буду избавлена от привычного безденежья? Странное ощущение.

Ощущение продлилось недолго. Ровно до того момента, когда мама робко спросила:

— Знаешь, о чем я мечтаю последние десять лет?

— О чем? — заинтересовалась я.

— О новом холодильнике. Я мечтаю о новом холодильнике с тех пор, как нашему нынешнему исполнилось двадцать.

Я подсчитала наличность. Разумеется, на что-нибудь этакое не хватит, однако нормальный человеческий холодильник приобрести, наверное, можно? Эх, где наша не пропадала! И мы впились глазами в бесплатную газету в поисках подходящей рекламы.

Вообще-то маме рекламу лучше не читать. У нее слишком высокая внушаемость. Никогда не забуду, как она заявила, что ей срочно требуется лекарство от алкоголизма. Почему меня тогда не хватил инфаркт, не знаю. А объяснялось все просто. Она услышала по радио соответствующую передачу, где якобы квалифицированные врачи якобы квалифицированно пели о том, что сие замечательное средство выводит из организма шлаки и оказывает омолаживающий эффект. Естественно, бедная мама решила, что ей это надо. И, если бы не я, на данный момент с ее алкоголизмом было бы уже покончено. Впрочем, чего требовать от несчастной мамочки, ежели такое невинное дитя, как Машин маловозрастный племянник, потребовало приобрести ему прокладки. А на вопрос ошарашенной семьи, для чего, ответило, что хочет носить любую одежду.

Впрочем, вернусь к холодильнику. Я нашла нечто, укладывающееся в нашу наличность, да еще с бесплатной доставкой. Оплатив мамину мечту, я вновь осталась с пустым кошельком и, облегченно вздохнув, принялась ждать, когда мечта прибудете наш дом. Мама в тот день находилась на работе.

Холодильник внесли трое мужиков, пожаловались на его непомерную тяжесть, брякнули его в прихожей и удалились. А я осталась.

Щеки мои горели, сердце бешено колотилось. У нас есть настоящий холодильник! Не скачущий ящичек размером с коробку для конфет, а настоящий, большой, красивый! О-го-го! К маминому приходу надо его установить… ожидала ли она такого новогоднего подарка? Самое удобное место — в углу.