Галина Куликова - Витязь в овечьей шкуре Страница 31

Вошел Покровский, держа за ошейник лохматого Азора.

— Мне показалось, что вы на меня обиделись, — сказал он, сумрачно взирая на нее. — Азор, лежать! Если вы обиделись, то извините.

— Хорошо, — сказала Наташа, глядя в сторону.

Подбородок ее был выставлен вперед, как у особы королевской крови, которая видит что-то ее недостойное. Свой «ежик» она ощущала теперь, после его оскорблений, всеми фибрами души.

— Вот вам сторож на ночь, — Покровский мотнул головой на Азора, который положил голову на лапы и постучал хвостом об пол. — Пес неоднократно бывал в доме, отлично всех нас знает, так что не будет сильно беспокоиться. Зато он поднимает шум, когда слышит что-нибудь подозрительное.

— Благодарю, — сказала Наташа. — Если вы не против, завтра вечером, после работы, — она подчеркнула это «после работы», — я съезжу в город по делам. Утром вернусь.

— По делам? — удивился Покровский. — До утра?

— Куплю себе дезодорант и пудру. И платочек на голову.

— Послушайте, — сердито сказал он. — Если вы всерьез вздумали дуться, то этот факт может плохо отразиться на общем климате… Вы понимаете?

— Не собираюсь я дуться, — соврала Наташа. — Разрешите, я лягу спать. Я пережила стресс, мне нужно отдохнуть.

— Мы решили не обращаться в милицию по поводу случившегося инцидента. Вы — человек посторонний, не имеете ко мне никакого отношения.

Вряд ли тот тип, который вас.., м-м.., домогался, как-то связан с убийством Алисы, верно? Какой-нибудь случайный, залетный псих. Вы не обиделись?

— Успокойтесь, я не обидчива, — заявила Наташа" которая на самом деле была обижена до глубины души.

— Тогда — спокойной ночи, — сказал Покровский и вышел.

В город Наташа, ясное дело, не собиралась, а собиралась следить за Бубриком и Генрихом. У них завтра «плановая» встреча, если верить тому подслушанному телефонному разговору. На этот раз Генрих должен отправиться к своему приятелю гораздо раньше полуночи. Так что ей следует заранее усесться в засаде, чтобы ничего не пропустить.

Когда Наташа улеглась в постель и накрылась одеялом, ее начало колотить от пережитого ужаса.

Нож, который она спрятала в шкаф под полотенца, внезапно возник перед ее мысленным взором.

Было так страшно, что кружилась голова.

— Азор! — крикнула Наташа. — Иди ко мне, собаченька! — И похлопала рукой по одеялу.

Недолго думая, собаченька прыгнула на постель и завозилась, устраиваясь. Вероятно, дома она проделывала это неоднократно.

— Охраняй, Азор! — приказала Наташа и обняла его за шею двумя руками.

Утром Наташа первым делом позвонила Ольге и все ей рассказала.

— Тебе надо бежать оттуда! — заявила испуганная подруга. — Немедленно.

— Нет, Ольга, Парамонов обещал прислать мне кого-нибудь на подмогу. По крайней мере, теперь-то он разобрался в ситуации. Понять не могу, почему раньше у нас не получался нормальный диалог.

Но ты должна мне помочь в другом. Можешь подъехать в Березкино после работы?

— Конечно! А зачем?

— Покровский раскаялся в том, что попросил несексуальную женщину. Теперь ему нужна нормальная.

— А где ее взять? — удивленно спросила Ольга.

— Из меня сделать, естественно! Давай, дорогая, думай, как исправить все то, что мы натворили. У тебя материальная помощь, которую выделил мне начальник, так что — трать, не стесняйся.

— Кстати, первый раз вижу, чтобы столь мелкой сошке, как ты, выделяли такие большие деньги в качестве материальной помощи. Что ты сказала начальнику?

— Да ничего, — пожала плечами Наташа. — Он сам предложил! В общем, так. Приезжай завтра к семи, я отнесу твои покупки в дом, потом сяду в твою машину, и мы как будто бы уедем в город.

— А на самом деле?

— А на самом деле я пойду в разведку.

— С кем?

— С собакой.

— Господи, где ты возьмешь собаку?

— Да вот она у меня тут лежит. Азор, голос!

— Гав! — с удовольствием сказал Азор.

— Ну, я смотрю, ты там обжилась, — констатировала Ольга и стала спрашивать, как проехать к дому Покровского.

Только Наташа начала ей объяснять, как в комнату без стука ворвался сам Покровский с бадминтонной ракеткой в руке.

— Что?! — закричал он, выставив ракетку перед собой.

— Что?! — испуганно повторила Наташа, глядя на него во все глаза.

— Азор залаял!

— Он просто так.

— Уверены?

— Ну, вы вообще, Андрей Алексеевич! — возмутилась Наташа. — То в кабинет стучали, а то в спальню без стука влетаете.

— Да ладно вам, — отмахнулся тот. — Что я тут у вас могу увидеть особенного? Ваше голое тело?

Ну, даже если увижу — без чувств не упаду.

— Не зарекайтесь, — ехидно заметила Наташа и снова поднесла трубку к уху. — Алло, ты меня слушаешь?

— Что это у вас за странные отношения? — тотчас же спросила потрясенная Ольга. — В жизни никогда не слышала, чтобы так разговаривали с человеком, к которому нанялись на работу. В конце концов, я руковожу агентством по трудоустройству, которое несет за тебя ответственность как за работника!

— Успокойся, он не станет жаловаться.

— — Ты уверена?

— На все сто. Ты, главное, одежду мне привези.

— И туалетную воду. И лак для ногтей.

— Что ты меня учишь? — хмыкнула Ольга. — Мне достаточно было послушать вашу беседу, чтобы сообразить, что надо привезти.

— Кстати, Ольга, скажи своей любимой сестре, что она большая, набитая соломой дура. И, будь любезна, не смягчай эпитетов.

— Я забыла тебя предупредить, — пробормотала Ольга. — А что, этот шут гороховый уже появлялся?

— Еще как появлялся! Вы вообще — спрятали меня, называется! А потом всем, кому не лень, даете мой адрес. Выходит, за Ерискиным слежка была. И это вы меня рассекретили с Ксюшей.

Ольга долго ныла и извинялась, прежде чем положить трубку.

Наташа отказалась от завтрака, взяв с собой чашку чаю. Уж сегодня-то она потрудилась на славу! Злость на Покровского оказалась отличным стимулом для ударной работы. На обед он позвал ее сам, внимательно оглядев папки, перекочевавшие из одной стопки в другую.

— Как вы думаете, — спросил он, — сколько времени потребуется на то, чтобы привести архив в божеский вид?

— Я постараюсь все сделать побыстрее, — холодно ответила Наташа, поднося вилку ко рту.

На Генриха она старалась не смотреть, потому что видела в его поведении явные признаки волнения, что ее не просто настораживало — пугало.

Версия с бесстыдными фотографиями казалась ей самой удобоваримой. А там — кто его знает? Эти чертовы ноги под кроватью не давали ей покоя.

Азор, которого выпускали погулять, а потом снова затащили внутрь, повсюду бегал и цокал когтями. В какой-то момент они с собакой остались в доме одни — Генрих о чем-то спорил с садовником возле беседки, Марина с Валерой отправились прогуляться, а Покровский засел в гараже и чем-то там стучал. Наташа встала размять спину и вышла в холл, сладко потягиваясь. Потом вспомнила про нож и подумала — на месте ли он? Хорошо ли она его спрятала?

На всякий случай она решила это проверить и отправилась на второй этаж. Азор побежал следом, вырвался вперед, резко свернул вправо и боднул головой дверь комнаты Генриха. Ворвался внутрь, промчался вихрем по помещению и выскочил. По дороге что-то такое уронил, и это что-то с грохотом повалилось на пол.

— Балда такая! — попеняла ему Наташа и засунула голову в комнату.

На полу валялись сброшенные псом вещи, которые Генрих, по-видимому, достал из комода.

Ящики комода были открыты, а вещи лежали повсюду, в том числе и на стульях. Наташа двумя руками стала собирать все, что оказалось на полу.

В том числе там была довольно большая шкатулка, из которой вывалились фотография и письмо. На снимке была изображена довольно молодая женщина с прелестными ямочками на щеках и задорным взглядом. Наташа повернула фотографию обратной стороной и прочитала: «Дорогому Генриху на память, Мария».

Значит, это его жена — та, что не справилась с управлением машины и разбилась на дороге. Надо же — она моложе Генриха, и намного! Бумага, на которой было написано письмо, на уголках пожелтела, выходит, этому письму тоже не день и не два.

Наташа не собиралась читать письмо, она только кинула на него взгляд и немедленно зацепилась им за слова: «В моей смерти прошу никого не винить». Господи боже! Неужели жена Генриха покончила с собой?! Наташа торопливо развернула бумагу и начала лихорадочно шарить глазами по строчкам. «Я делаю это, потому что не могу больше жить во лжи… Я люблю не своего мужа, а другого мужчину. Люблю давно и безнадежно. Если у меня все получится и я отойду в мир иной, расскажите Андрею, как я его любила…»

«Черт знает что такое! — про себя возмутилась Наташа и очень быстро спрятала бумаги в шкатулку. Захлопнула ее, положила на стул и быстро вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. — Невероятно! Немыслимо! Жена Генриха беззаветно любила Покровского и из-за него покончила с собой! Направила машину в дерево или в ограждение. А Генрих после этого продолжает спокойно трудиться в его доме. Что эти странные люди себе думают? Что они чувствуют?!»