Иоанна Хмелевская - Убить меня Страница 31

И упустил он лишь одно, но не по своей вине. Если бы он застал дома кого-нибудь из жильцов квартиры на третьем этаже, без труда узнал бы, что у них над головой уже второй год тянется ремонт, а жиличка обретается неизвестно где. Но Унгер никого не застал и о ремонте так и не услышал.

Однако он и без того получил достаточно информации, чтобы разработать отличный план.

Да вот не знал только, что потом будет кусать локти и рвать на себе волосы за напрасно потраченное время в этом расчудесном доме, как нарочно соответствующем всем потребностям убийцы…

– Этот факс ты прислала Иольке! – крикнула в телефон Мартуся.

– Интересно, а куда я могла его еще послать, если у тебя дома нет факса?

– Так ведь я совершенно случайно заглянула к ней! – продолжала кричать Мартуся. – Ехала к Малге, мы с ней заранее договорились, Иолька просто по дороге подвернулась… Слушай, а она ведь и в самом деле проболталась об этом за кружкой пива!

– Погоди, опять трещишь. Давай по порядку. Малга знает, что речь идет о преступлении?

– Ну ясно, знает, должна же я была ей это сказать, когда принялась расспрашивать.

Слушая Мартусю, я в то же время старалась угадать, насколько успешно действовал наш Юрек-Вагон с другой стороны. Надеюсь, уж Эву Томпкинс он без церемоний прижал к стенке, пусть даже и через помощников из других полиций. Ведь я сама, через Гурского, донесла ему о существовании Малги Кузьминской и наших действиях здесь.

А Мартуся возбужденно докладывала:

– Малга недавно ездила в Лондон, в июне, потому что Эва приезжает в Польшу лишь раз в пять лет. Ну и тогда они хорошенько поболтали. Малга уговаривала Эву приехать летом к нам, но та призналась, что собралась в июне с хахалем на курорт. Да не подгоняй, сама сейчас о всех деталях расскажу. Оказывается, Малга давно уже знает про хахаля, очень уж ее подружка влюбилась, но разводиться не хочет, боится. Останется без гроша. «А висеть на Марселе не хочу» – так Эва заявила подруге. Малга ее поддержала, ну, насчет того, чтоб не разводиться с богатеньким Томпкинсом, обе они знают, чем кончается такая любовь, когда у обоих ветер в кармане. Эва не сомневалась, что ее Марсель нищ как церковная крыса, ты поняла? – забеспокоилась Мартуся.

Вот странная, чего же тут не понять?

– Но тогда получается, что убить нужно было этого самого Томпкинса, – заметила я, – а не какую-то голландскую бабу. Просто чистое золото, а не мотив.

– Вот именно, слишком уж этот мотив выпячивается, – согласилась со мной Мартуся, – так что никто такой глупости не сделает. Кстати, никакие они не родственницы, Малга – Кузьминская по мужу. Просто Эва с Малгой учились в одном классе и дружат со школы. Эва уехала в Англию очень рано, даже школу не закончив, – к тетке, поскольку ее родители погибли в автокатастрофе. У Эвы, конечно, не у тетки. А потом обе смеялись, когда Малга вышла замуж за Кузьминского, он тоже Эве не родственник. Эва приезжала в Краков на Малгину свадьбу, у нее к тому времени уже было и английское гражданство, и Томпкинс, а тетка давно померла. Томпкинс старше Эвы на двадцать восемь лет, так что сама понимаешь…

Интересно бы посмотреть на этого Томпкинса. Должно быть, держится молодцом и вообще хорошо сохранился.

– Малга близко приняла к сердцу нашу просьбу, – продолжала Мартуся. – Видишь ли, они с одноклассницами решили отметить пятнадцатилетие окончания школы. Собрались в какой-то забегаловке на открытом воздухе. Малге предстояла поездка в Лондон, так девчонки – впрочем, давно уже солидные мамаши – стали расспрашивать ее об Эве, все они ее знали, вместе ведь учились. Ну она и стала рассказывать. Вообще встреча удалась, все были в отличном настроении, слегка в подпитии, но много смеялись, главным образом над тем, что на пятнадцатилетие их собралось ровно пятнадцать штук.

– Упились вдрызг, и Малга выболтала чужие тайны!

– Но при этом никаких фамилий не называла! – вступилась за новую знакомую Мартуся. – Разве что одну… в крайнем случае две. Но наверняка не называла фамилии Эвиного хахаля, потому как до сих пор и сама ее не знает. А Эвину фамилию не могла не назвать, Кузьминская и Кузьминская, все девчонки ее помнили.

– А Томпкинса упоминала?

– Тут она не уверена. Может, и упоминала. Но без имени. Эва при ней всегда мужа по фамилии называет. Но, послушай, они же по-польски говорили!

– Лучше бы по-китайски, так безопаснее. И кто мог ее слышать?

– Да вся забегаловка. И одноклассницы.

– Ты не поинтересовалась, не работает ли кто из них за границей?

Вот именно! Я недаром тебе сказала, что по дороге заскочила к Иоле и наткнулась на твой факс. Так что я знала, какие вопросы задавать. Из тех пятнадцати одна теперь живет в Германии, а другая мотается по всему свету, в турбизнесе подвизается. Все остальные наши, польские.

– А где в Германии?

– В Штутгарте. В гостинице работает, вернее, в очень фешенебельном отеле со многими звездочками. Думаешь, она бы смогла?..

– Немедленно узнай о ней все:, фамилию, отель, адрес. И поскорее! Раз уж Малга распустила язык, ты за нее в ответе! Может, это зацепка!

Под гнетом такой ответственности Мартуся совсем сникла, но мужественно взялась исправлять свой недосмотр. А я тут же переслала Гурскому свежие новости. Не столько из-за их важности, сколько из тайного желания в свою очередь услышать что-нибудь новенькое. К сожалению, Юрек-Вагон ничего нового ему не сообщал.

Голландская бригада работала живота не жалея, но сумела-таки установить, кто и где находился в тот момент, когда «мерседес» припарковался перед отелем в Зволле.

Из подозреваемых в лидеры выбились трое: адвокат Мейер ван Вейн, Фридрих де Роос и некий Деккер де Хас, работающий в службе разведки страховой компании.

Все трое располагали необходимыми возможностями. Здесь и многочисленные свободные контакты с людьми, и доступ к нужным компьютерным сетям, и так называемый ненормированный рабочий день. Ни у одного из них не было ни жены, ни детей, и все трое поддерживали близкие отношения с Нелтье ван Эйк. Ну, может, не столь близкие, каких бы хотелось даме. Все трое знали друг друга, знали мистера Томпкинса, а один из них был даже знаком с прекрасной Эвой.

Этим единственным счастливчиком числился Шридрих де Роос, компьютерщик высочайшего класса.

Все трое были примерно одного возраста – около сорока. Все трое являлись импозантными мужчинами. Впрочем, эту их сторону инспектор Рейкееваген поручил оценить Янтье Паркер. Янтье знала вкус покойной подруги, так кому, как не ей, поручить это тонкое дело? Хотя Янтье Паркер проживала в Штатах, верная своему слову добиться наказания убийце, она каждые две недели приезжала в Амстердам, дабы держать руку на пульсе расследования. По ее мнению, из этой троицы самым подозрительным был Фридрих. Деккера дама нашла немного жилистым, а Мейера, напротив, излишне пухлым, даже, можно сказать, толстоватым.

– Помню, – сказала Янтье Паркер, – Нелтье даже как-то назвала его «расплывчатым».

Таким образом, на первое место выдвинулся Фридрих де Роос, но оставалась вторая сторона медали. Деккер де Хас был именно тем человеком, который, как и покойная Нелтье, стоял по долгу службы на страже закона, проверял, изучал, вникал, следил, чтобы не пострадали учреждения и компании. Незадолго до смерти Нелтье чуть ли не когтями впилась в коллегу, не давала ему передышки, без устали расспрашивая о разных людях – живых и мертвых, ибо Деккер был самым осведомленным среди ее знакомых.

Злой как черт после многочасовых допросов, Деккер с пеной у рта в сотый раз твердил инспектору, что он и в самом деле как семечки щелкает все крупные полисы, ни один миллион не проскользнет незамеченным, ни одна кража, ни одна смерть, ни одно стихийное бедствие не пройдет без его внимательнейшего изучения. Лишь после его одобрения страхователю возместят убытки, но речь идет об исключительно крупных страховочных суммах! Всем, что поменьше, занимаются компьютеры. Просто невозможно внимательно проверять все страховые контракты, пусть даже и стотысячные, на это у человека не хватит ни времени, ни сил. И если в полисе какого-нибудь погорельца числится севрский фарфор, он не станет доискиваться, сохранялся ли этот фарфор до пожара или скандальная жена погорельца еще до того разнесла весь сервиз вдребезги к чертовой матери. Раз компьютер уверяет, что фарфор был, то и надо на компьютер полагаться, иначе клиенты до конца света не дождались бы ни гроша. Это же относится к страхованию жизни. Ведь нельзя же исходить из того, что все старые и больные люди кончают самоубийством или их убивают. Особенно когда нет наследников…

А эта страшная баба… о, тысяча извинений, эта светлой памяти покойная Нелтье ван Эйк цеплялась именно за мелкие суммы. Да, разумеется, теперь он видит, что она была права, но ведь и тогда никакие деньги не переводились на проклятого Сомса Унгера!