Людмила Милевская - Мерзавец на выданье Страница 32

Я? А Лизка! Ха! Да она просто над ним издевается. Поматросит и бросит. Грех обижать такого. А что Лизке грех? Она циник — не верит ни в бога, ни в черта.

Надо срочно Мишке открыть глаза, пока еще не совсем поздно, надо рассказать, кто она есть, эта Лизка. Для его же пользы, чтобы бедняга не сильно мучился и не защищал ее, эту акулу».

— Ты вот что, Миша, — стараясь быть ласковой, вкрадчиво начала Валерия, — ты, Миша, прости меня. Совсем не хотела я болезнью тебя упрекать. И не злая я, так, брякнула, не подумав. А что касается Лизы, тут ты прав, она действительно добрая. Если ей это нужно. Бог знает, что там произошло и почему она сдала меня своим журналистам, но ко мне Лиза всегда хорошо относилась. Грех жаловаться. А вот к тебе… Впрочем, какой смысл тебя убеждать? Все равно ты мне не поверишь, раз так сильно влюбился в нее.

— Не поверю, — упрямо подтвердил Михаил. — Никому не поверю. Поверю только в одном случае: если все, что ты сказала, услышу от нее.

— Так в чем дело? — оживилась Валерия. — Вернись в клуб и у Лизы прямо спроси. Она скажет, зачем ей врать. Ты ей абсолютно по барабану, так что церемонится не станет с тобой.

Михаил подскочил, как ужаленный:

— Ты лжешь!

— А ты в клуб пойди…

— Вот и пойду!

— Вот и пойди. Только кровь смой с затылка. Там, в конце сквера, фонтан.

— Фонтан? — спросил он, рассеянно блуждая отсутствующим взглядом.

От категоричного сообщения Валерии Михаил пришел в невообразимый ажиотаж и, похоже, плохо соображал где он и что происходит. Мыслями он был уже с Лизой, а потому бестолково заметался: побежал к фонтану, потом вернулся, потом снова побежал.

Валерия с состраданием за ним наблюдала. Когда он, наконец, решительно выбрал направление и двинулся к фонтану, она последовала за ним. У фонтана Михаил присел на корточки и задумался, опять про все на свете забыв. Будто его отключили.

Она с трудом растормошила его, жалостливо помогла отмыть кровь, почистила костюм и выдала несколько напутствий как вести себя с фейс-контролем, чтобы не задержали у входа в клуб. Впрочем, старалась зря: Михаил ее не слышал, он был слишком погружен в свои мысли.

«Совсем у бедняги крыша съехала, — посочувствовала ему Валерия. — Не устроил бы он там скандала с мордобоем. Если в ментовку попадет, Дороф точно его уволит, а Лизка бросит по-любому».

— Хочешь, пойду с тобой? — предложила она.

— Нет, — отмахнулся он, — я должен сам. Сам!

— Тогда я здесь, на лавочке, тебя подожду.

— Хорошо, — рассеянно бросил он и поплелся к клубу.

«Какой он несчастный, просто сердце кровью обливается», — глядя ему вслед, ужаснулась Валерия.

Глава 25

Она долго его ждала, но он не вернулся. В конце концов Валерии ждать надоело: она поднялась со скамейки и понуро побрела из сквера, ругая Михаила на все лады. Ей до смерти было любопытно, чем закончилось дело, она очень сердилась, что Михаил не пришел и не сообщил.

Но вскоре Валерия заволновалась: а ну как попал он в беду? Вдруг схватила его милиция? Или, хуже еще, наложил на себя с горя руки. А если не наложил, то, не дай бог, сейчас накладывает!

От этой мысли Валерия взметнулась, ускорила шаг, собираясь лететь на поиски, собираясь спасать, утешать…

Но мгновенно вернулась обида. Обида на Лизу и на него. Валерия остановилась, вслушиваясь в себя. Обида на месте не стояла: она росла. Когда разрослась и стала мучительна, Валерия разозлилась.

— А ну их всех к черту! Пойду домой! — закричала она и вдруг увидела Михаила.

Он сидел возле урны. Прямо на асфальте, опираясь спиной на табачный киоск, обхватив голову. Сидел и… плакал.

Валерия терпеть не могла, когда плачут мужчины. Ей было четыре года, когда от обиды и бессилия плакал однажды ее отец — мать в жестокости своей далеко порой заходила. Житейских коллизий в те годы Валерия понять не могла. Она видела лишь одно: плачет тот, кто плакать не должен. Маленькая Валерия и не подозревала, что папа умеет плакать. Испытанное ею потрясение сравнимо с изумлением страстно верующего человека, увидавшего слезы на лице самого Бога.

С тех пор Валерия слез терпеть не могла, почти не плакала сама и до жути пугалась, если плакал мужчина.

Испугалась она и на этот раз, испугалась и быстро прошла мимо. Очень быстро прошла — Михаил ее не заметил.

Однако, сострадательная ее душа взбунтовалась — Валерия вынуждена была вернуться, решив, что сейчас парню очень плохо и надо бы его успокоить, иначе трусливое желание не замечать чужих слез будет смахивать уже на подлость.

Она вернулась, но Михаил, погруженный в страдания, в боль, опять ее не заметил. Валерия в нерешительности потопталась и… ушла.

Он сиротливо остался сидеть под киоском рядом с мусорной урной, а Валерия сердито шагала по вечерней, залитой огнями улице, ругая себя за малодушие.

«Ну почему я струсила? — переживала она. — Почему не поддержала хорошего человека?

Но с другой стороны, что я должна была ему сказать? Мужчины стесняются своих слез, я ненужный свидетель. Он просто послал бы меня, сорвал бы зло…

И правильно сделал бы. Зачем про Лизку ему разболтала? Кто меня за язык тянул?

Чертова открывательница глаз! Узнал бы все от Лизки, она умеет забивать мужикам баки, а я в этом деле профан…

Теперь Мишка думает, что я злорадствую.

И правильно думает. Веду я себя как последняя дрянь!»

На этой «оптимистичной» ноте Валерия не выдержала укоров совести, развернулась и со всех ног побежала к табачному киоску. Урна стояла на месте, но Михаила и след простыл.

«Э-эх, — окончательно расстроилась Валерия, — не успела! Вот куда он пошел? Куда? В таком ужасном состоянии!»

И, не понимая, что делает, она бросилась его искать: заскочила в клуб и подробно расспросила дородных парней из фейс-контроля. Те убедительно заверили, что щуплый голубоглазый блондин среднего роста совсем недавно вышел и больше не возвращался. Валерия вернулась к табачному киоску, констатировала присутствие мусорной урны и отсутствие Михаила, растерялась, задумалась.

«Куда идти? Куда? Куда?!!» — стучало в ее висках.

Ноги сами понесли ее к скверу, на (их уже) лавку. Валерия не надеялась, что он там, но ноги почему-то несли.

Ступив на аллею и напряженно всмотревшись в тускло освещенную фонарями даль, Валерия обнаружила, что их лавка пуста, впрочем, как и все остальные. Этот, излюбленный пенсионерами сквер, молодежь презирала, а время позднее: пенсионеры давно уже спали.

«Где он? Куда мог пойти? — заметалась Валерия и в отчаянии осознала, что ничегошеньки не знает о нем. — Не прощу себе, если случится что-то плохое, — решила она, — если злым своим языком хорошего парня сгубила!»

Теперь уже пожалела она, что с начала их знакомства была так нелюбопытна. И с чего невзлюбила его? Он неплохо к ней относился. Сама, болтушка, делилась с ним чаяниями и проблемами, ждала советов, а ему не слишком помогать разгонялась, все больше о себе говорила.

А он ей сочувствовал и даже неплохие советы давал, но ей и в голову не приходило спросить как ему живется. И где живется?

Похоже, он не из Москвы — плохо знает город. Снял где-нибудь на отшибе дешевенькую квартирку — обшарпанную «гостинку» или хуже, комнатку у нищей старушки.

«Даже адреса его не знаю, — с ужасом подумала Валерия. — Даже не знаю где иска…»

И в это мгновение увидела она вдали, в конце аллеи, отделившуюся от фонтана фигурку. Похоже, это был мужчина. Он медленно брел, то и дело вытирая руками лицо.

Сердце Валерии заколотилось.

— Миша? — прошептала она, не решаясь вспугнуть догадку и напряженно всматриваясь в темноту.

Дойдя до их скамейки, мужчина остановился и… присел.

— Миша, — облегченно выдохнула Валерия.

Со всех ног она понеслась к нему, радостно вскрикивая на бегу:

— Миша! Миша!

Это был действительно он.

— Уф, как ты меня опять напугал! — падая с ним рядом на скамейку, воскликнула она.

Михаил сердито уставился на нее, но промолчал.

«Слез нет, в фонтане умылся, — мысленно констатировала Валерия, — а глаза все равно красные».

— Еле, Миша, тебя нашла, — воскликнула она, неумело демонстрируя хорошее настроение.

Он еще раз сердито посмотрел на нее и с осуждением спросил:

— А зачем ты меня искала?

Вот это да! Такого приема Валерия никак не ожидала. Она округлила глаза и, сокрушенно покачав головой, спросила:

— Не стыдно тебе?

Он по-прежнему смотрел на нее, был спокоен и даже не отвел в сторону взгляда. Валерия, расставляя акценты на каждом слоге, возмущенно поинтересовалась:

— Миша! Ты свинкой в детстве болел?

Он опешил:

— Болел.

— Так вот знай, Миша, тебя не долечили.

— С чего ты взяла? — изумился он.

— С того! Ужасное свинство прет из тебя!