Елена Логунова - Круговорот парней в природе Страница 32

– Русская народная мудрость хранит немало глубокомысленных изречений о свиньях, – Ногаи-сан не упустил возможности блеснуть эрудицией. – В России говорят: «неблагодарный, как свинья», «грязный, как свинья» и «поступающий по-свински». А вспомнить это: «Со свиным рылом в калашников ряд». Подумайте, ведь животное, которое ставят в один ряд со смертоносным автоматическим оружием, это же настоящий символ агрессии!

– Нам подарили смертоносное животное? – заволновался Мицуи Хирото.

– Я бы сказал, нам отдали воплощенный негатив! Но зачем?

– Действительно, зачем? – пробормотал Хирото-сан.

– Я думаю, это своеобразная проверка мощи нашей культуры, а также моральной чистоты и стойкости знаменитого самурайского духа, – сказал его собеседник.

– Особенно чистоты, – пробормотал Хирото– сан и снова посмотрел на памперс в своих руках.

– Мы должны показать жаждущим совершенства русским, что наша древняя великая культура способна принять, укротить и облагородить самую дикую и необузданную натуру!

– А! – Хирото-сан осознал глубину высказанной мысли и обрадовался. – Вы хотите сказать, что этот поросенок олицетворяет собой весь русский народ?

– Юный, энергичный, но недостаточно цивилизованный народ, – подтвердил Хакими Ногаи, обласкав снисходительным взглядом поросенка, который как раз проявлял вопиющее отсутствие культуры и хороших манер, бессистемно удобряя заснеженные кочки.

– Да полно вам, господа! – подключился к разговору третий японец, дотоле сосредоточенно выполнявший на свежем воздухе упражнения дыхательной гимнастики. – Русские – великая нация, и у них большое будущее! Не потому ли и мы с вами здесь?

– Да не будет у них зимней Олимпиады! Не будет! – излишне резко высказал свое мнение Хирото-сан.

Компания, интересы которой он представлял, еще до объявления Олимпийским комитетом города – победителя конкурса на проведение зимних Олимпийских игр 2014 года сделала ставку на австрийский Зальцбург и откомандировала Хирото-сан в Россию, главным образом для того, чтобы получить подтверждение правильности сделанного выбора. Дабы не разочаровать руководство, господин Хирото без устали повсюду искал доказательства того, что русские к проведению ледовой Олимпиады не готовы.

– Однако зимний спорт тут очень популярен, – сказал всезнающий господин Ногаи.

Он работал на фирму, готовую вложить значительные средства в распространение своей торговой сети на просторах России. Фирма производила спортивное снаряжение и экипировку для лыжников, саночников, сноубордистов, фристайлеров и конькобежцев. Ногаи-сан располагал данными о большой потенциальной емкости соответствующего российского рынка.

Сердитый Хирото-сан открыл рот, чтобы что-то возразить, но его голос заглушил истошный крик:

– По-бе-ре-ги-и-ись!

Японцы дружно подняли головы и уставились на вершину холма, с которого в полуприседе, с растопыренными руками и перекошенным лицом катился русский спортсмен-досочник. Что он именно русский, было понятно по матерному крику и оригинальному сноуборду, выполненному в старинной манере деревянного зодчества.

С визгом вынесся из-под накатывающейся доски перепуганный поросенок, названный популярным русским именем Ваня. Мицуи Хирото ловко поймал его растопыренным памперсом и вовремя отпрыгнул в сторону, пропуская древнерусского сноубордиста.

– А вы говорите – не готовы! – провожая тренирующегося спортсмена одобрительным взглядом, в продолжение прерванного разговора сказал господину Хирото Хакими Ногаи.

Русский сноубордист даже на доске примитивнейшей конструкции умудрился развить такую скорость, которая вполне позволяла претендовать на олимпийскую медаль. С ревом и свистом он пронесся мимо почтительно замерших японских зрителей, с хирургической точностью пропорол зеленую стенку аккурат меж двух близко растущих елочек и скрылся из виду за завесой ветвей и осыпающихся снежных комьев.

– По-сто-ро-ни-и-ись! – послышалось сверху.

Японцы дружно, как в танце «Летка-Енка», отпрыгнули со снежной трассы, и по широкому следу, оставленному русским народным сноубордом типа «половая доска-сорокопятка дубовая неструганая», огромными неровными прыжками проскакала молодая особа, хрипящая, как засорившаяся сточная труба. Она бежала с видимым усилием, тяжело припадая на одну ногу, но так мощно и целеустремленно, что даже критично настроенный Мицуи Хирото впечатлился этим ярким примером большого спортивного мужества и не удержался, крикнул:

– Вперед, Россия!

– Да пошел ты! – рявкнула в ответ бегунья, очевидно, призывая болельщика присоединиться к спортивному движению.

Японская группа поддержки приветственно зашумела.

Из-под горы донесся грохочущий звук, ознаменовавший победный финиш русского досочника. Спортсменка, оставшаяся без рекорда, горестно вскрикнула, но с дистанции не сошла и, в прыжке проломив своим телом пышную еловую юбку, скрылась от взглядов восхищенных зрителей под горой.

В наступившей тишине возбужденно всхрюкнул и вывалился из незастегнутого памперса азартный русский поросенок.

– Да-а-а! – уважительно протянул японец – любитель тихой и мирной дыхательной гимнастики. – Вот это, я понимаю, спортивное шоу!

– Да бросьте вы, уж прямо так и шоу! – Мицуи Хирото пришел в себя и вновь сделался язвителен и критичен. – Согласен, техника у этого русского интересная, но вы видели его сноуборд?

– Ну, хорошее снаряжение можно купить, – сказал Хакими Ногаи и радостно потер руки в предвкушении высоких продаж.

– А эта женщина? – не унимался желчный Хирото-сан. – Вы видели, как она хромает? Какая из нее спортсменка?

– Вы забыли, уважаемый? После Олимпийских игр будут соревнования инвалидов! – улыбаясь, напомнил товарищу эрудированный Ногаи-сан.

Из-под горы, слегка приглушенные расстоянием и помятым ельником, доносились эмоциональные крики разнополых гонщиков, по всей видимости, поздравляющих друг друга с завершением спортивного состязания.

– Ну, Вася, давай на посошок! – Мишка потер ладони и потянулся к стопке.

Ласточкин терпеливо дождался падения в рюмку последней самогонной слезы, отставил в сторону пустую бутылку и двинул тост:

– За победу коммунистического труда!

– Над гнилой буржуазией! – Мишка кивнул, опрокинул стопку, поискал глазами, чем закусить, ничего подходящего на столе не нашел и потянулся к засаленной занавеске – занюхать.

И замер, напряженно моргая в окно, за которым уже стемнело.

– Ты чего, Мишань? – позвал родственника Васька.

– Слышь, Вася? Кажись, там кто-то есть! – прошептал в ответ Мишка и после паузы, полной взволнованного сопения, придушенно захихикал. – Не иначе, снова пришли серенькие воришки-козлишки!

– Неужто пришли, милые? – Ласточкин нехорошо обрадовался, сунулся к окну и старательно повозил рукавом по мутному стеклу. – Ч-черт, ничего не вижу!

– А пойдем, выйдем! – подорвался его энергичный шурин.

– Погоди! – Васька удержал родича за штанину. – Надо подождать, чтобы клей как следует схватился!

Показывая, как должен схватиться клей, он крепко стиснул кулак и вздернул его в пролетарском приветствии:

– Рот фронт!

– Но пасаран! – Мишка ответно взмахнул бугристым кулаком и злорадно хохотнул.

Василий тоже улыбнулся. Так, скалясь и перемигиваясь, они сидели минут пять.

– Пора, – решил наконец Ласточкин и дал команду к выступлению.

Шустрый молодой шурин опередил его в дверях и первым выскочил во двор.

– Не гони, Мишаня! – окоротил родственника Василий. – Смотри, сам в суперклей не вляпайся!

– Да я помню, где мы его разлили! – отмахнулся шурин.

Мишка с пьяной уверенностью прошагал по гребню земляного отвала вдоль канавы, пару лет назад вырытой Ласточкиным с целью, которую он успел позабыть. Василий в темноте потерял было шурина из виду, но услышал расстроенный голос:

– Вот гадство! Никак ушли!

Подсвечивая себе ручным фонариком, Ласточкин подошел ближе, огляделся и возмущенно всплеснул руками:

– Вот ведь козлы! Мишка! Ты прикинь: они дверь сперли!

– Какую дверь? – не понял шурин.

– Да отличную деревянную дверь от теть– Надиного курятника!

– Ты чего, Вась? Тетка Надежда уж пять лет как померла! – напомнил Мишка. – И курятник ее какие-то сволочи по досочке растащили.

– Сам ты сволочь, – огрызнулся Василий. – Растащили! Не растащили, а разобрали на стройматериалы. А чего добру пропадать? Эх, ма… Такая хорошая дверь была, ее бы рубаночком фугануть, наждачкой освежить, эмалькой покрасить – и сто лет еще служила бы, если бы не козлы эти, гады, ворюги!

– Ты, Вась, не горюй, – посочувствовал родичу Мишка. – Мы, Вась, этого так не оставим. У нас терпение не беспредельное.