Инна Павлова - Объявляю убийце голодовку Страница 33

— Ты что это себе позволяешь?! — Дама из нижней квартиры стояла в угрожающей позе, несомненно подсмотренной у своей питомицы.

Мне даже показалось, что сзади, на упитанной попе, у нее из стороны в сторону мотается лысый обрубок хвоста. Тонкие пластмассовые бигуди щетинились безобразными иголками, а отвисшие щеки в сине-красных прожилках тряслись от негодования.

Вот, и эта туда же! Ну просто тьма народу готова лишить себя ночного отдыха, чтобы только попенять мне на какие-нибудь недостатки. И главное, как деликатно выражаются!

— Ночь на дворе, а она с хахалями разборки устраивает!

Во избежание обострения конфликта, я попыталась было скоренько признать свою вину и удалиться досыпать, но отпускать меня мадам не собиралась.

— И почему у тебя вечно какие-то проходимцы толкутся, непрописанные личности проживают?! Мы, жильцы, подадим коллективную жалобу!

Она бы еще партсобранием пригрозила. Или общественным порицанием.

Слушать зловредную бабу осточертело, и я захлопнула дверь. Все, что Тамара Альбертовна не успела мне высказать, она вполне может поведать своей питбулихе. Уверена, друг друга они понимают с полуслова, потому как родственные души. Хотя, честно говоря, с ее Златой договориться мне было бы легче. Секретарем заводской парторганизации она все-таки не работала.

Утром я нарвалась на очередной втык. На сей раз от подруги. Замороженные овощи, единственное, что она откопала в холодильнике, в ее представлении ничего общего с продуктами, пригодными к употреблению, почему-то не имели.

— Ал, — взмолилась я, — отстань от меня хоть ты! Всем я не угодила! Спасибо, что хоть ты меня будить не полезла и не стращала репрессиями со стороны разъяренной общественности, иначе я бы эту ночь не пережила.

— Приснилось что? — заинтересовалась подружка, привыкшая тщательно обсасывать собственные сновидения и настроившаяся на детальный анализ моих.

— Если бы! Все было наяву. Покойник замучил, а питбулиха просто достала!

Кажется, я несколько некорректно изложила ночную эпопею — Аллочка облилась кефиром и резко изменилась в лице. Пришлось пускаться в долгие и нудные разъяснения. Все-таки Аллочкино здоровье дешевле сохранять, чем восстанавливать.

До пяти, когда я должна была заступать на трудовую вахту в больнице, времени было полно, и остатки совести призывали приняться за уборку. Перспектива браться за тряпку вгоняла в депрессию, а иллюзий относительно привлечения подружки к физическому труду не питала. Хотя травмированный палец на ноге зажил окончательно, у нее нашлось бы сколько угодно уважительных причин не драить мое жилье, она и в своем-то убирается раз в несколько месяцев. К тому же у подружки был запланирован опустошительный рейд в ближайший супермаркет, и, судя по размеру прихваченной «на всякий случай» суммы, не будет ее довольно долго. Да и по прибытии ей потребуется некоторое время для восстановления подорванных сил.

Успокоив взбунтовавшуюся совесть в ванной с целебными травами, я нежилась в теплой воде до самого Аллочкиного возвращения. После чего, естественно, была привлечена к обсуждению качества закупленных продуктов и активной помощи по размещению снеди в моих отнюдь не бездонных закромах.

— Радость моя, ты собираешься устроить вечеринку? — с интересом осмотрела я заваленный покупками стол. — Скольких же ты пригласила? Человек пятнадцать?

Аллочка дернула округлым плечиком и велела с глупостями не приставать. Не сегодня завтра завалится Витюша, а встречать гостей голыми полками в холодильнике неприлично.

Ишь как она заговорила! А сама когда-то мне советовала его вообще не кормить. А гнать взашей!

Алка снова принялась мне сватать «исправившегося» Витюшу и упрекать в душевной черствости. И совсем даже не испытала раздражения, услышав треньканье звонка на входной двери. Любого посетителя, кроме бывшего супруга, я готова была принять с чувством благодарности за отсрочку от нотаций и от хозяйственных забот.

Оказывается, я рано радовалась. Двух представителей органов правопорядка я все-таки не ждала.

Я с ужасом смотрела на упитанного коротышку с пивным брюшком и на его еще менее рослого, зато даже более откормленного напарника, обремененного огромным вислым носом и массивными оттопыренными ушами. Более чем щедро отпущенные, так сказать, части тела и лица отнюдь не наводили на предположение о наличии столь же внушительных умственных способностей. Скорее всего, это был тот случай, когда переизбыток чего-то одного компенсировал отсутствие остального.

Они что, прямо сейчас меня арестуют? Или заманят в отделение милиции под предлогом дачи показаний или еще какой-нибудь подобной ерунды, а там уже наденут наручники и сунут в камеру?

— Вы сегодня выходили из дому?

— Кажется, нет, а что? — Подобного вопроса я, признаться, никак не ожидала.

Свои преступления против буквы закона я совершила значительно раньше, и, пожалуй, как раз сегодня упрекнуть себя мне было не в чем.

Ах ты господи, да как же я забыла?! Ночная побудка склочной собачницы! Эта грымза не поленилась натравить на меня милицию! Вот ведь дрянь! Впрочем, осознание того факта, что никакие наветы старой коммунистки не могут быть достаточным основанием для ареста, привело меня в состояние тихой радости. И оба перекормленных мента из потенциальных тюремщиков и гонителей моментально перешли в разряд милейших созданий. Я даже предложила им чаю.

— Или, может быть, кофе?

Сгодилось и то и другое, в дело пошли и любовно сделанные Аллочкой продуктовые запасы.

«Боюсь, подружке снова придется прогуляться в супермаркет», — подумала я, когда господа наконец вспомнили, зачем пришли, и снова принялись интересоваться, чем я сегодня занималась.

— Из дому я еще не выходила, хотя собиралась. А что?

— А в окно не выглядывали?

«Хотя бы из вежливости, могли ответить на мой вопрос, — рассердилась я. — Я из-за них опять буду выслушивать Алкины претензии по поводу пустого холодильника, а они еще и хамят».

— Конечно, выглядывала, — не удержалась я от едкой реплики. — Я вообще от окна не отрываюсь! Чем еще на пенсии заниматься?

— Пенсия по выслуге или инвалидности? — деловито поинтересовался колобок, представившийся Петром Сергеевичем, и рыкнул на напарника: — Иван, ты не отлынивай, записывай показания гражданки.

Но то, что сорвалось с губ оскорбленной гражданки, записывать было не обязательно. За время службы оба, я полагаю, наслушались еще и не такого, так что вряд ли я их сильно удивила. Тем не менее, моя несдержанность самым неблагоприятным образом сказалась на установившемся было взаимопонимании.

— Вы, гражданка, не хамите! Мы как-никак при исполнении! За нанесение оскорблений можете и срок схлопотать!

— Да это еще кто кого оскорбил! — возмутилась я. Может, у меня, конечно, вид и не самый цветущий, и на комплименты я не нарываюсь, ну уж причислять меня к пенсионерам и инвалидам им явно не стоило.

— Значит, не на пенсии? — скрупулезно уточнил обидчик. — И квартиру не покидали, и в окно сегодня не смотрели?

— Господи, да что я, помню, смотрела или не смотрела?! Вы скажите конкретно, что от меня надо!

— А конкретно, нам надо знать, вы труп видели или не видели, — огрызнулся старшой, которого я мысленно переименовала в Петрушу. Боюсь, о моих умственных способностях впечатление у него сложилось ничуть не лучше, чем у меня о его собственных дарованиях.

Аллочка, которой наскучило подслушивать под дверью, не оставила мне времени переварить услышанное, а милиционерам нарадоваться на мой обалделый вид. Причем первоначально никаких скандальных намерений у нее не было. В ярость, которая по счастливой случайности выплеснулась не на меня, а на истинных виновников, ее привел вид остатков продуктов.

— Кто дал вам право ни свет ни заря вламываться к законопослушным труженицам и терроризировать их?!

В своем благородном порыве Аллочка была прекрасна, я ею искренне любовалась. Но насчет «ни свет ни заря» она, пожалуй, погорячилась. Все-таки второй час пополудни…

— Вам что, заняться нечем?! — неистовствовала подруга. — В Москве уже все серьезные преступления раскрыты?!

Считать затравленное молчание ментов знаком согласия Аллочка не пожелала и обвинения в адрес бездельников в милицейской форме не сняла.

— Вы эту бабку больше слушайте! Она вас вообще каждый день вызывать будет! По всяким пустякам.

Милиционер помоложе наконец стряхнул с себя оцепенение и попытался вклиниться в Аллочкину прочувствованную речь.

— Значит, труп — это для вас ерунда?! — поинтересовался он и съехидничал: — К счастью, так считают не все, а только «законопослушные гражданки». Хорошо, что вызвавшая нас, как вы выразились, бабка — она вас, кстати, помоложе будет — думает иначе.