Татьяна Луганцева - Сейф для любовных улик Страница 33

– Забрызгивая всех кровью, как фонтанчик водой в саду, – встрял Вацлав. Закрыл глаза платком, в который только что высморкался, и затрясся.

Фрося сначала решила, что помощник комиссара тоже заплакал, и еще было подумала: «С чего бы?» Но быстро поняла, что он всего лишь смеется над собственной дурацкой шуткой. Вернее, изо всех сил сдерживает смех.

– Что вы себе позволяете? – возмутилась она.

– Прости. Меня там не было, но я представил себе все происшедшее так красочно… Ой, не могу! Все! Все! Извини…

– Лезвие пронзило твою ногу насквозь, как масло, и воткнулось в дерево кресла, – продолжил Влад, с укоризной глядя на полицейского. – Нож даже не сразу вытащили. Хорошо, что кость не задета!

– Они у меня очень острые… – задумчиво покачал головой фокусник.

«Просто театр абсурда, – решила про себя Ефросинья. – Один смеется, что женщину чуть не убило. Другой рыдает, как дитя. А третий рассказывает, смакуя подробности ее членовредительства, как глубоко вошло в нее лезвие. Наверное, чтобы подбодрить?»

– Так что с тобой все хорошо. Только кровопотеря была большой, поэтому ты будешь слаба некоторое время, – закончил мысль Владислав.

– Дело не в этом! Почему ты не рассказываешь самого главного? – взвизгнул фокусник. – Не говоришь, что я не виноват? Дело в том, что я метаю ножи с четырех лет, а сейчас мне сорок четыре. Сорок лет практики! Это – сила!

– Я почувствовала, – согласилась Ефросинья. – Силу, я имею в виду…

– Я могу их метать с закрытыми глазами! Никогда в жизни не попадал в живого человека! Вообще я всегда брал «подсадную утку».

– Чего же на этот раз пристал к Фросе? – не выдержал Владислав.

– Да не знаю я ее! Я брал человека с определенного места, а Фрося сидела на нем. Вот я и решил, что помощники договорились именно с ней. Еще подумал, как она очень достоверно сопротивляется, – брызгал слюной фокусник.

– Даже если и так. Что это меняет? То есть в другого человека можно втыкать ножи, что ли? Или ваши «подсадные утки» привыкли к членовредительству?

– Да нет же! Повторяю: мне все равно, кто стоит в колесе, я не попадаю в людей! Вацлав, да объясните же ей! Я не виноват!

– Он правда не виноват, – кивнул полицейский. – Дело в том, что ножи отдали на экспертизу, и было получено четкое заключение: все лезвия слегка погнуты, поэтому произошло смещение центра тяжести.

– То есть нарочно? – спросила Фрося.

– Наверное.

И тут фокусник снова заголосил:

– Ясно, что кто-то сделал это нарочно! Ведь мои ножи – специальный и очень точный инструмент. Я никогда не доверял их никому, чистил и точил сам, о чем все в цирке знали, и никто не прикасался к ним! А тут все ножи погнуты, все! И первый же полетел в вас! Простите меня, Фрося!

– Ладно, ладно, – поморщилась та. – Только не начинайте опять рыдать и стенать, а то у меня голова разламывается.

– Кто-то намеренно хотел подставить меня! – все равно продолжал заламывать руки фокусник.

– Никто тебя не привлечет к ответственности, – успокаивал его Вацлав, – ты не виноват, экспертиза подтвердила вмешательство извне.

– Так я все равно уничтожен! Я теперь и нормальные ножи не смогу метнуть! У меня психологическая травма, и руки трясутся!

– Показывайте другие фокусы, – посоветовала Ефросинья.

– Метание ножей – мой коронный номер! Самый оглушительный успех у зрителей! Сорок лет практики, и все… – Фокусник выглядел, словно обиженный ребенок.

– У меня будут претензии, но не к вам. – Фрося покосилась на свою забинтованную ногу. – К директору шапито-убийцы. Он специально устроил меня на место «подсадной утки»? Все его безудержный юмор? Хотел, чтобы мне пощекотали нервы? Я уже достаточно пострадала в этом городе!

Вацлав открыл пакет с соком, который принесли Фросе, и жадно припал к нему.

– Я уже поговорил с ним, он сейчас с сердечным приступом в больнице. Клянется, что вел вас на вип-места для приглашенных зрителей. Его отвлекли, он крикнул, чтобы его гостей посадили именно туда. А вот почему кто-то отвел вас на подсадное место, Горохов понятия не имеет. Может, вы помните, кто это был? – Полицейский внимательно посмотрел на друга и раненую.

Владислав сразу же отрицательно покачал головой.

– За кулисами такая суета была, суматоха…

– Точно. К тому же все были в гриме и ряженые. То ли шут, то ли скоморох. Быстро показал нам на те места и исчез, – подтвердила Ефросинья.

– Не опознаешь?

– Нет.

– Кто в цирке бегает в наряде шута? – обратился Вацлав к тихо стонущему фокуснику.

– Понятия не имею!

– А ты поднапряги память-то, хватит думать только о себе, любимом, – взбодрил его помощник комиссара и тоскливым взглядом обвел палату.

– Да не знаю я! Там сцена одна есть, я имею в виду, в представлении, когда на арену высыпает массовка. Все одеты в нелепые клоунские наряды. Начинают кривляться, паясничать, выделывать всяческие акробатические номера. Их там десятки – просто пестрая толпа. Разве можно теперь узнать, кто из них – тот мерзавец? Это меня хотели уничтожить! Меня! Все против меня! Вы просто оказались не в том месте и не в тот час!

– Вот-вот… Я в последнее время только и нахожу такие места, – усмехнулась Ефросинья.

– И почему я не удержал тебя? – явно винил себя Владислав.

– Отпечатков на ножах нет. Кто-то их погнул, а потом тщательно протер, что говорит о расчетливом преступлении. Весь цирк временно арестован, с труппой работают полицейские, но уверенности, что в толпе ряженых мы найдем нужного человека, нет, – честно признался Вацлав и почесал живот. – Есть хочу. Пора мне по делам. А ты, Влад, лучше смотри за своей дамой, пока ее не разобрали по косточкам.

– Я стараюсь, только у меня пока не очень получается…

И мужчины вроде как собирались уходить. Фрося забеспокоилась:

– А я? Меня здесь одну оставите?

– Нет, с тобой останется Влад, – как-то странно посмотрел на нее полицейский.

– Забери меня отсюда! Лежать я и дома смогу, – вцепилась Фрося в руку Светлова. – У меня фактически ничего не болит.

– Я поговорю с врачом, – кивнул Влад.

– Не поговори, а потребуй! – высказалась Ефросинья.

Бельских в дверях обернулся и снова внимательно посмотрел на друга и московскую гостью.

– Кстати, насчет бумаги, что вы мне дали. Я верну ее, мы сняли ксерокопию. Эксперты не могут пока раскодировать шифр.

– Ага! Все-таки шифр!! – воскликнула Ефросинья. – А то Влад все переживает. Мол, он математик, а что означают цифры, не понимает.

– Мне надо посидеть над листком и подумать, – пояснил Владислав.

– Скоро посидишь, я сегодня заеду. Коньяк у тебя еще есть?

– Вацлав!

– Нельзя быть таким черствым и бесчувственным по отношению к другу! – пристыдил Светлова полицейский. – И, кстати, ты не мог видеть листок в Москве в свою последнюю поездку.

– Почему?

– Экспертиза установила, что ему около четырех лет всего.

– Отец написал те цифры за год до смерти? – задумалась Фрося. – Ну, да, вроде тогда он и просил меня поехать в Польшу к своему другу. Наверное, они что-то значили для них обоих?

– Может, твой отец шпионил и передавал сведения тестю Влада? – прищурился Вацлав.

Фрося нервно сжала в руках край одеяла.

– Что вы хотите от меня услышать? Даже если бы и было так, разве отец стал бы посвящать меня в свои дела? Он никогда бы не сказал ничего такого, что могло бы нанести мне вред.

– Я понял. Думаю, будет не лишним, если наши соответствующие службы пошлют запрос в ваши соответствующие службы в целях расследования, – нахмурился Вацлав.

– Лишним не будет, но не уверена, что вам скажут правду, – пожала плечами Фрося, благо те у нее не болели.

– Тоже верно, – опустил голову Вацлав и вышел вслед за фокусником из палаты.

Глава 18

«Вот всегда бы так!» – с чувством глубокого удовлетворения подумала Ефросинья, проснувшись утром.

Вечером предыдущего дня Влад перевез ее к себе, причем внес в дом на руках. Это, пожалуй, было чересчур. Она уже ходила, хотя и с трудом, прихрамывая, но вполне самостоятельно. Ефросинья три раза в день принимала обезболивающие таблетки, поэтому боли ее сильно не мучили. А сегодня даже поиграла в ласточку (именно так в детстве называлось упражнение), когда стояла на одной ноге под душем, вытянув другую ногу в сторону, чтобы на ней не намокли бинты.

Еще больше настроение поднялось при виде принесенного ей в комнату завтрака. Аппетит вернулся, организм явно шел на поправку. Девушка-горничная, почти совсем не знавшая английского, притащила огромный поднос, на котором стояли чашка ароматного кофе, ваза с фруктами, тарелка с тостами, с сыром и ветчиной, легкий салат из свежих овощей, горячие блинчики с медом и джемом, яичница-глазунья, йогурт и булочки.

– Ого! – удивилась больная.

– Господин Влад сказал, чтобы я принесла все, а уж вы сами выберете то, что понравится.

Фрося выбрала все. Да еще с каким аппетитом! Продукты были свежайшими, вкус потрясающим.