Галина Куликова - Рыцарь астрального образа Страница 34

«Вот блин! — подумал Кудесников с досадой. — Она тут развлекалась дамскими романами, а я — то, идиот, навоображал себе невесть что». Он действительно навоображал. Думал, что Ксения брала, к примеру, «Каббалу» или средневековый бестселлер «Как отравить ближнего и не попасться» или еще что-нибудь «с изюминкой».

С другой стороны, доподлинно он не знал, кто такая Вера Ивановна Крыжановская и что она сочинила. Прежде чем рвать и метать, следовало это выяснить. Он дождался бабусек, которые были похожи друг на друга, как графини Вишни из книжки про Чипполино, и обратился к ним с проникновенным монологом.

— Рочестер? Вот только что девушка интересовалась, — заквохтала та библиотекарша, у которой был большой, но пустотелый пучок на макушке. — Я вам мигом принесу.

— А нельзя ли вначале прочитать что-нибудь об авторе?

— Конечно, можно, — оскорбленным тоном ответила вторая, одетая в платье, которое с удовольствием принял бы какой-нибудь музей древностей. — Здесь же библиотека!

Ему принесли биографический словарь «Русские писатели», и Арсений довольно быстро узнал, что госпожа Крыжановская творила в конце девятнадцатого — начале двадцатого века. Причем утверждала, что все книги были ей продиктованы духом английского поэта Уилмота, графа Рочестера, верившего в посмертное существование души на земле. Имя графа Рочестера она ставила рядом со своей фамилией, и оно стало вроде как ее псевдонимом.

Кудесников был совершенно обескуражен. Интересно, откуда Ксения выкопала эту Крыжановскую? Он сам, например, о ней в жизни не слышал. Если только эта бледная девица диссертацию пишет. Или просто интересуется русской литературой начала века. Или еще что-нибудь… Да какая разница?

— У нас на эту тему был организован диспут, неожиданно поделилась с ним своей гордостью одна из бабусек.

— На какую тему? — тупо переспросил Кудесников.

— Уникальных возможностей человека. Выступал журналист Денис Зябликов. У него собраны потрясающие материалы о психографии. И он так интересно об этом рассказывал!

— О… психо… ком? — переспросил Арсений.

— О психографии. Ее еще называют автоматическим письмом. Та девушка, которая брала романы Крыжановской, даже на диктофон нашего докладчика записывала. А потом еще час с ним после диспута беседовала — один на один. Сейчас люди уже не отмахиваются от тонких материй! А Крыжановскую хоть и ругали за невыразительный язык и литературные штампы, но все же отметили, что исторические детали она выписывает потрясающе! И академия ее за это наградила.

— Вот бы мне тоже поговорить с этим Зябликовым! — мечтательно произнес Арсений. — Он в каком издании работает?

— Он? В самых разнообразных, — ехидно возвестила та из бабусек, что была повреднее.

— У вас ведь наверняка есть его телефон. Раз вы организовывали диспут. Верно?

Арсению потребовалось еще полчаса молоть языком, чтобы телефон Зябликова перекочевал из их потертого блокнотика на пружинках в его толстую, мягкокожую записную книжку. «Живем! — подумал Арсений, выкатываясь из библиотеки. — Если это даже ложный след, хоть просвещусь».

Зябликов не испытывал никакого желания общаться с человеком, который только сегодня впервые услышал о психографии. Однако от Арсения не так-то просто было отвязаться. Он вручил журналисту одну из своих фальшивых визиток, где было означено, что он является начальником планового отдела Министерства государственного надзора за гуманитарным развитием общества, и сообщил:

— Мы готовим образовательный цикл для руководства высшего звена всех московских вузов. Чувствуете уровень? В том числе хотим включить в программу семинар о психографии. В той ее части, которая касается творчества… мгм… писателей.

— Ах, вот оно что! У вас конкретный проект. Психография в литературе, верно я понимаю?

— Разумеется, — кивнул Арсений, который понятия не имел, о чем вообще идет речь.

Прежде чем отправиться на встречу с Зябликовым, можно было зайти в Интернет-кафе и в Сети посмотреть, что означает этот термин. Или задержаться в библиотеке и порыться в каталогах. Но времени было жаль, и Арсений явился неподготовленным.

— Расскажите мне о психографии в литературе. Я донесу до руководства основную идею, и потом будем решать, в какой форме все это можно преподнести публике. Поговорим и о вашем гонораре, само собой разумеется. И конечно же, я заплачу вам за сегодняшнюю беседу как консультанту.

Последнее обещание необыкновенно Зябликова вдохновило. Он был немолод и мал ростом. Агрессивная внешность придавала ему сходство с хищной рыбой — большой нос выдается вперед, мелкие зубы плотно пригнаны друг к другу, глаза круглые и зоркие. Одет в пошлый клетчатый пиджак и мятые штаны, отбывшие долгий срок на вьетнамском рынке.

— Боже мой, ну что вам рассказать? — начал Зябликов, обхватив руками колени. — Это все настолько интересно, что просто бросает в дрожь.

Кудесникову не хотелось, чтобы его бросало в дрожь, тем не менее он сел поудобнее. Они встретились в кафе под названием «Кофейное зёрнышко» и сразу заказали по чашке двойного эспрессо.

— Для начала обрисуйте, пожалуйста, саму суть явления, — попросил Арсений. — Насколько я понимаю, психография — это что-то из области экстрасенсорики?

— Так называют процесс получения информации помимо воли человека. Она идет ниоткуда, потоком, а человек ее стремительно записывает. Такое, знаете ли, самопроизвольное знание. То есть вы просто держите Б руках карандаш или ручку, а они движутся по бумаге. Очень часто бывает, что контактор — ну, проводник информации — пишет на языке, которого он вообще не знает. Или даже на нескольких языках.

— А что же он пишет? — заинтересовался Кудесников.

— Да всякое. Научные трактаты, романы… Я этой темой стал давно заниматься. Но официально только в начале девяностых разрешили печатать. До тех пор у нас это явление вообще серьезно не исследовали. Случаи психографии не фиксировали, а контакторов — проводников информации — сажали в психушки, если они вдруг принимались всякие сказки рассказывать.

— А за границей?

— А вот за границей! — оживился Зябликов и

шумно отхлебнул кофе. — Они там отрывались по полной программе. Я столько всего накопал, когда железного занавеса не стало!

— Расскажите что-нибудь, — потребовал Кудесников и быстро добавил: — В интересах дела. Желательно дать побольше живого материала. Вот, вы говорите, психография в литературе! А факты?

— Американский писатель Морган Робертсон. Был моряком, плавал себе на корабле, а потом вдруг из него повалили рассказы. Он садился за пишущую машинку и сидел часами, положив руки на клавиатуру. А потом — хлоп! — что-то происходило, и его пальцы начинали стучать по клавишам. Он никогда не знал, что в итоге получится.

— А что получалось? — заинтересовался Кудесников.

— Например, рассказ «Гибель „Титана“ об огромном корабле, который столкнулся с айсбергом и затонул.

— А это было до трагедии «Титаника»? — уточнил его проницательный слушатель.

— За четырнадцать лет. Но все детали совпали — даже количество пассажиров!

— Занятно…

— Занятно?! — подпрыгнул Зябликов и посмотрел на Кудесникова, как акула на серфингиста — свирепо и негодующе.

— Да литература просто кишит людьми, которые, не имея никакого к ней отношения, не имея таланта, образования, элементарных знаний, выдавали на гора целые горы произведений!

— Ну да?

— Да! Вы слышали о романе Диккенса «Тайна Эдвина Друда»? Он остался незавершенным, и никто не знал, какой должна была стать развязка. И вот года через два после смерти писателя в Англию приехал молодой американец, рабочий типографии. И заявил, что дописал роман «под диктовку Диккенса» в состоянии транса. Книгу издали в полном виде, и критики были вынуждены признать, что обе части написаны одним языком и стилем. Тот рабочий никогда больше ничего не писал в своей жизни, а мистический сеанс связи с Диккенсом так никто и не смог объяснить.

— Бедный Чарлз… — пробормотал Кудесников.

— А вот еще пример. Тайлор Колдуэл выдает в своих романах такие факты о средневековой медицине, которые ей ну никак не могут быть известны, потому что она никогда специально этим вопросом не занималась. И так у многих. Они говорят: «Я не знаю, как это получилось», «Оно как-то само написалось, и все».

— То есть я сажусь за стол, беру блокнот, — подхватил Кудесников, — и вдруг моя рука начинает двигаться по бумаге, так? А потом оказывается, что я написал шедевр!

— И так и не совсем гак. Бывает, что при передаче информации человек находится в полном сознании, и ему кажется, будто он просто фантазирует, сочиняет из головы. А потом выясняется, что выдал он кучу подлинных деталей, известных только узким специалистам. Вот, например, Вера Крыжановская.