Люся Лютикова - Свекровь дальнего действия Страница 35

С каждым годом поездки в пригородных электричках всё больше напоминают игру на выживание. Причин тут две: во-первых, население растет, все, кому не удается поселиться в столице, оседают в области, а во-вторых, количество электричек катастрофически уменьшается. Я сама родилась в Подмосковье и прекрасно помню то время, когда утром электрички шли через каждые десять минут и вагоны были полупустые. Нам, школьникам, прокатиться на экскурсию в московский музей было одно удовольствие. Сейчас интервал движения в лучшем случае составляет полчаса и состав подъезжает к станции уже битком набитый озлобленными согражданами. Сидячих мест нет в помине, борьба идет за то, чтобы пробиться в вагон, физически слабые остаются в тамбуре или вообще на платформе.

На Курском вокзале, куда мы с Клаусом примчались, на перроне как раз стояла одна электричка. Эх, жаль, что ехать всего полчаса! Чтобы на всю жизнь запомнить острые ощущения, необходим как минимум час. Ну да ладно, с немца и этого хватит, а то еще отбросит коньки с непривычки.

Однако, к моему немалому разочарованию, электричка оказалась не такой ужасной. Конечно, она не была идеально чистой, в ней пованивало бомжами, но лица пассажиров выглядели вполне прилично и даже были свободные места. Очевидно, уже начался сезон отпусков и часть потенциальных пассажиров сейчас грела пузо на пляжах Турции.

Нам удалось найти два сиденья рядом, и, раз уж экстрима не получилось, я решила скоротать дорогу за разговором.

— Значит, говорите, Северный Рейн — Вестфалия, — обратилась я к Клаусу. — Это в какой же части Германии — Западной или Восточной?

— Западной.

Я улыбнулась:

— В школе на уроках географии нас учили, что в Восточной Германии живут хорошие немцы, которые строят социализм, а в Западной — обитают приспешники империалистической Америки. Так вы, Клаус, получается, из капиталистов?

Мужчина понял шутку и улыбнулся в ответ:

— Из самых настоящих пролетариев. Мой отец был шофером, мать — домработницей.

— Наверное, вы хотели сказать «домохозяйкой»?

— Нет, я знаю разницу, именно домработницей, она служила наемной прислугой в семье барона фон Вайхса. А отец работал там же личным водителем барона.

— Ваши родители были истинными арийцами?

Клаус недоуменно на меня уставился. Очевидно, сериал «Семнадцать мгновений весны» во времена его детства не показывали по телевизору.

— То есть чистокровными немцами, — пояснила я.

— Абсолютно.

— Почему же вы так хорошо говорите по-русски?

— Окончил филологический факультет в Берлине, долгое время работал синхронным переводчиком.

— Но чем вас привлек именно русский язык?

— Это всё барон фон Вайхс, он фанат русского языка. Барон настоял на том, чтобы я поступил на славянское отделение, и оплачивал мое обучение.

— Странный поступок для западного немца, — промолвила я, — да еще барона. Мне казалось, что немцы очень бережливая нация, если не сказать скупая. Оплачивать учебу чужому ребенку — это экстравагантный поступок, согласитесь.

— А барон фон Вайхс и был таким — скупым и строгим, просто я был ему не совсем чужой. Он был моим крестным отцом. Своих детей Бог ему не дал, поэтому он и опекал меня, как родного.

— Вот оно что, — протянула я, — а у барона откуда любовь к русскому языку?

— Во время Второй мировой войны он воевал в России.

— И наверняка влюбился в русскую девушку! — радостно подхватила я. — Совсем как его крестный сын, это у вас родственное!

На лицо Клауса набежала черная туча. Очевидно, он вспомнил про свою невесту Татьяну Чижову, про то, что она сидит в тюрьме, и неизвестно, удастся ли влюбленным когда-нибудь воссоединиться. Чтобы отвлечь его от грустных мыслей, я поспешно сказала:

— Вы говорили, что у вас ветеринарная клиника. А как она связана с русским языком?

Немец расплылся в улыбке:

— Никак, это исключительно мое хобби. Я с детства любил животных, когда мне было восемь лет, у меня жил белый кролик по кличке Ушастик, я его обожал. Когда он умер, я чуть с ума не сошел от горя. Я всегда хотел стать ветеринаром, но выучился на переводчика. Совсем недавно я все-таки закончил заочную ветеринарную академию, получил диплом и открыл клинику. Знаете, как я ее назвал? Ну, попробуйте угадать!

— «Ушастик»?

Клаус кивнул:

— Да, я очень любил своего кролика…

— А что ваш крестный отец? Чем он занимался после войны?

— Барон был успешным коммерсантом, он строил и продавал спортивные комплексы. Хотя он мог бы вообще не работать, по наследству ему отошли обширные земельные владения, он сдавал их в аренду.

— Ваш крестный еще жив?

Голос Клауса дрогнул:

— Нет, он умер совсем недавно, ему было девяносто четыре года.

— Мне очень жаль, — сказала я.

Я солгала, мне совсем не было жаль фрица. Он прожил длинную и, очевидно, сытую жизнь в богатой стране. А вот кого мне действительно жаль, так это советских солдат, которые победили в Великой Отечественной войне. Вернувшись домой, они сразу впряглись в изнурительную работу: восстанавливали разрушенные войной города, фабрики и заводы. Стоя по колено в грязи, строили Днепрогэс. Вгрызаясь лопатами и кирками в ледяную землю, прокладывали БАМ. Практически голыми руками они возвели сильнейшую мировую державу, а чем отблагодарила их страна? Да ничем. Скажи спасибо, что не посадили за то, что был за границей. Так что нет, мне совсем не жаль барона фон Вайхса.

— Должно быть, вы его очень любили, — сказала я.

— Да, любил, — серьезно ответил Клаус. — Всему, что есть у меня в жизни, я обязан крестному отцу.

Погрузившись в свои мысли, немец отвернулся к окну. Я не лезла к нему с расспросами. Через десять минут, когда за окном показались деревянные дома, я поднялась:

— Наша станция, приехали.

Глава 25

Евдокия Ивановна точно описала дорогу, следуя ее указаниям, уже через две минуты мы стояли перед домом. Вернее, перед деревянным забором, сквозь щели которого можно было разглядеть и дом, и участок.

У нуворишей в России есть привычка: возводить огромные дома из красного кирпича в три этажа, с просторными верандами и балконами чуть ли не в каждой комнате. Такое ощущение, что строят в расчете на табор в сорок человек. Обычная среднестатистическая семья мама-папа-ребенок в таком доме будет чувствовать себя, словно на экскурсии в музее. Понятно желание толстосумов пустить пыль в глаза, но они забывают, что дома должно быть, прежде всего, уютно.

Подобными кирпичными монстрами застроена половина Салтыковки. Дом Евдокии Ивановны, по сравнению с соседями, выглядел скромно, это было одноэтажное бревенчатое строение. Дом был старый, а крышу, очевидно, недавно меняли, красная черепица блестела так, как будто ее помыли с шампунем.

Я принялась стучать в ворота, а Клаус заметил звонок и нажал на кнопку. Из дома вышла женская фигура и направилась к нам.

— Кто там? — спросила женщина, подойдя к воротам.

— Людмила Лютикова, журналистка, я только что вам звонила.

— Прекрасно помню, а кто этот молодой человек?

Я даже растерялась: ну как объяснить? Ветеринар из Германии, который приехал в Россию к невесте, которую посадили по подозрению в убийстве вашей дочери?

— Мы вместе ведем расследование, — сказал Клаус.

Хозяйка пустила нас во двор.

Летом световой день длинный, несмотря на поздний час, только начало смеркаться, поэтому я смогла хорошо рассмотреть Евдокию Ивановну.

Она действительно выглядела моложе своей покойной дочери. Невысокого роста, стройная, с необычайно выразительными глазами и красивым лицом. Бывают такие лица, которые благородно стареют, не оплывают вниз и не покрываются сеткой уродливых морщин. Ты по-прежнему видишь перед собой красивую женщину, только понимаешь, что она уже в возрасте. Мне кажется, что подобного эффекта нельзя добиться косметическими средствами, это зависит исключительно от генетики. Альберт Михайлович определенно не шутил, когда говорил, что его матери до сих пор делают предложение руки и сердца.

На Клауса поэтесса тоже произвела впечатление, немец стоял с вытаращенными глазами и открытым ртом. Он даже спросил:

— Вы действительно Евдокия Ивановна Лукаш?

Дама улыбнулась и сказала:

— Проходите в дом.

Мы пошли по дорожке, выложенной серой плиткой. Собаки во дворе не оказалось. Вблизи было видно, что дом хоть и старый, но построен добротно и простоит, наверное, еще не один десяток лет.

Внутри был сделан хороший евроремонт, если не обращать внимания на сад за окном, то легко можно было представить, что это квартира в одной из высоток в центре столицы.

Хозяйка провела нас в гостиную, оформленную в желто-оранжевых тонах. Все предметы интерьера были яркие, веселые и подобраны с необычайным вкусом. Даже чья-то авторская версия известной картины Густава Климта «Поцелуй» выглядела как ода молодости и любви, хотя если смотреть на оригинал, то лично у меня возникает ощущение, что мужчина целует мертвую женщину, причем ее труп уже окоченел в странной вывернутой позе.