Дарья Донцова - Любовь-морковь и третий лишний Страница 35

– Постой!

Альбина вырвалась, надвинула поглубже на лицо шляпу и хриплым голосом вконец больной бабки просипела:

– Отстань, чаво примоталася!

Затем, тяжело ступая, она исчезла в подъезде. Варвара Михайловна прислонилась к стене. «Чаво примоталася»! Все понятно, у Ожешко прогрессирующий маразм, никогда раньше Альбина, интеллигентная женщина, не разговаривала подобным образом. Впрочем, метаморфоза, произошедшая со старой знакомой, не удивила Варвару.

Не так давно она стала свидетельницей гибели личности одной своей подруги, у той развился синильный психоз, и очень быстро энциклопедически образованная преподавательница превратилась в некое подобие людоедки Эллочки со словарным запасом в несколько слов, откуда ни возмись в речи кандидата наук появились дикие выражения типа «могет, слыхали» или «ихнее дело не мои забавки». Никто с наступлением старости не застрахован от личностных изменений.

Перекрестившись и сказав про себя: «Господи, лучше уж под трамвай попасть, чем такой стать», Варвара Михайловна отправилась по своим делам, встреча с Альбиной не шла у нее из головы. Надо было что-то делать, но вечером в гости прибежала заплаканная невестка с ошеломляющей новостью: внучка Варвары Михайловны беременна и собирается выходить замуж.

Сами понимаете, что из головы бабушки вмиг вымело все посторонние мысли, она начисто забыла про Альбину Фелицатовну.

Весной Варвара, возвращаясь домой от внучки, составляла в уме список необходимого для младенца приданого. У своего подъезда пожилая дама наткнулась на квадратный приземистый автобусик серого цвета, без окон, на боках машины был нарисован красный крест.

Варвара Михайловна замерла, а потом решила подойти к шоферу и поинтересоваться, в какую квартиру вызвали врачей. Не успела любопытная, простите за каламбур, Варвара приблизиться к водителю, как из подъезда вышли санитары.

Пожилая дама закрестилась, крепкие парни в темно-синих комбинезонах тащили носилки, на которых покоился черный пластиковый мешок. Лица работников труповозки закрывали респираторы, сзади брел мальчишка в милицейской форме, лицо его было серым, словно газетная бумага.

Парни ловко впихнули свою ношу внутрь фургона, и труповозка покатилась прочь. Молоденький участковый привалился к стене дома.

– Тебе плохо? – кинулась к нему Варвара. – На, водички глотни, всегда в сумке бутылочку ношу.

– Спасибо, бабушка, – прошептал юнец и начал жадно глотать жидкость.

– Что случилось? – стала расспрашивать его Варвара.

– Соседка у вас померла, из тридцать второй, – еле-еле выдавил милиционер, – одинокая! Ну и запах там стоит, она вся разложилась, черви ползают!

Варвара побелела, а мальчишка наклонился над газоном и начал издавать булькающие звуки…

– Во как, – горько вздохнула сейчас моя собеседница, – плохо жила, ужасно умерла, не дай господи подобную смерть. Кошмар!

Я вздрогнула, но ничего не сказала.

– Квартира некоторое время пустовала, – продолжала Варвара Михайловна, – опечатанная, ну а потом из нее коммуналку сделали. Большую квартиру двум семьям дали, уж и не знаю, почему организация, которой принадлежит жилплощадь, так ею распорядилась, просто безобразие. Теперь там живет молодая пара, вполне приличная, но провинциалы, не москвичи, а у них в соседях мужчина, он тоже вначале вполне достойным казался, но потом стало ясно: отвратительная личность, и тоже не имеет столичных корней. Впрочем, я должна отметить справедливости ради, что из наших жильцов не все родились в Москве, однако являются интеллигентными людьми. Вот, например, семья Липкиных! Анна Витальевна…

И Варвара Михайловна принялась с горящими глазами рассказывать совершенно ненужные мне сведения о незнакомых Липкиных.

– Простите, – перебила я ее, – телефона Насти у вас, конечно, нет.

– Какой Насти? – изумленно заморгала Варвара Михайловна, уже с головой окунувшаяся в семейную историю Липкиных.

– Женщины, которая служила у Альбины в няньках.

Варвара Михайловна почесала кончик носа.

– Как не быть! Имеется в старой книжке. Понимаете, я ведь исполняла обязанности председателя домкома, а в прежние времена в доме порядок царил.

Это сейчас людям головы посрывало, больше половины здания сдается. Кто в квартирках обитает! Сплошь провинция! И попробуй спроси: «Милые, принесите справочку о наемщиках, сообщите их паспортные данные», – могут и русским устным послать, потому что вместо порядка и аккуратности у нас теперь демократия и терроризм. А раньше очень строго было. Москва считалась режимным городом, всякая лимита сюда ограниченно попадала, столица государства должна была выглядеть достойно. Спору нет, электричество теперь жгут и днем и ночью, реклама горит! На Тверской просто Новый год безостановочный, а во дворах!!! Лучше не заглядывать. Так, знаете ли, малоинтеллигентные провинциалки выглядят: платье роскошное, а нижнее белье булавками заколото. На станции метро «Маяковская» бомжи сидят! Что, там милиции нет? Прогнать их некому? Есть, думаю, патрульные, но им на все наплевать! Либо они деньги с нищих имеют! А раньше милиция строгой была, суровой! К нам в правление раз в месяц участковый приходил и требовал: «Ну-ка, доложите немедленно, появились ли новые люди в квартирах? К кому из жильцов родственники прибыли? Или кто прислугу нанял?!» Поэтому, стоило Альбине Настю заиметь, как я все ее координаты переписала, правда, у девки московская прописка была постоянная. Я, честно сказать, удивилась, думала, нянька бог весть откуда, ну совсем маловоспитанная особа, лапотная.

– Можете отыскать ее телефончик? – в нетерпении воскликнула я.

– Без проблем, – кивнула Варвара Михайловна, открыла ящик стола, вытащила оттуда пухлый блокнот, полистала распадающиеся страницы и торжественно возвестила:

– У меня как в аптеке! Никифорова Анастасия. И адрес имеется, и номер.

– Хорошо бы она на прежнем месте обитала, – пробубнила я, записывая телефон.

Варвара Михайловна скривилась:

– Куда же Насте деться? Знаете, коренные москвичи в отличие от провинциальных нуворишей, оккупировавших наш город, люди бедные, как родились в коммуналках, так в них и живут до смерти, не по карману нам новые хоромы, это – с одной стороны, а с другой… Вот я, например, ни за что со своей жилплощади не тронусь, хоть ты мне дворец подари, потому что в этих комнатах память о любимых витает, о муже моем дорогом, о его родителях. На месте Настя, точно.

– Отчего вы столь в этом уверены? – вздохнула я.

Варвара Михайловна сунула блокнот в стол и сердито хлопнула ящиком.

– Когда Альбина скончалась, я совестью мучиться стала. Ведь нас некое подобие дружбы связывало, хоть Ожешко в душу к себе никого и не пускала, но со мной вела себя не столь холодно, как с остальными.

Да, последние годы она окончательно замкнулась в своем одиночестве и ни с кем общаться не желала, я на нее даже немного обиделась и решила: так – значит, так, никогда к людям я не навязывалась. Только мне бы понять: заболела Альбина, умом тронулась, да и неудивительно, сколько несчастий перенести, троих детей похоронить. Странно, как она вообще жива после всех испытаний осталась. В общем, виновата я перед ней, следовало хоть изредка ее навещать, убеждаться, что соседка жива. А то умерла в одиночестве и лежала долго непогребенной!

Ощущая свою вину перед Ожешко, Варвара Михайловна решила, что та должна иметь приличную могилу, с памятником, а не быть зарытой в общей яме вместе с десятком бомжей. Поэтому Варвара стала предпринимать активные действия. Она собрала с жителей дома сумму на гроб, на последнюю одежду, отпевание и поминки. Потом встал вопрос: кто придет на кладбище. Жильцы не пожадничали, когда Варвара ходила по квартирам и просила пожертвование, не отказал никто, но в крематорий народ ехать не хотел категорически.

– Какого хрена мне рабочий день терять из-за бабки, которую я и не видел практически? – грубо, но честно высказался Рюмин из сорок пятой квартиры.

И остальные были того же мнения, рубли отсчитывали, но время тратить не желали.

Варвара Михайловна поняла, что рискует оказаться единственной провожающей, и в полном отчаянии позвонила бывшей няньке.

Настя спокойно выслушала активную общественницу и отрезала:

– И не надейтесь.

– Почему? – удивилась Варвара Михайловна. – Вы столько лет провели вместе, или ты больна?

– Здоровее вас, – рявкнула Настя, – и помоложе между прочим! Просто не желаю об Альбине Фелицатовне вспоминать, умерла она, и до свиданья.

– Боже, как ты жестока! – вырвалось у Варвары. – Ведь Альбина сейчас у престола господнего.

– Будет вам богомолку из себя корчить, – весьма грубо оборвала Настя старуху, – она, скорей всего, у сатаны в помощницах сейчас, уголек в костры подсыпает, глядит, чтобы несчастные грешники мучились посильнее.

– Настя!!!